Пригладив блестящие платиново–седые волосы, он проверил, не прекратилось ли действие последней дозы антибородина. Нет, препарат еще действовал, и Флэндри решил заняться усами, которые все еще оставались темными. Лицо тоже не очень изменилось: высокие скулы, прямой нос, раздвоенный подбородок — память о времени, когда каждый, кто мог себе позволить, подвергался небольшой пластической операции, если хотел усовершенствовать свою внешность. (Нынешнее поколение с пренебрежением относится к подобным вещам. Что и говорить, прежние времена были почти пуританскими!) Серые, постоянно меняющие оттенок глаза были яснее, чем можно было ожидать после столь бурно проведенной ночи. Слегка загорелая кожа оставалась упругой, хотя над бровями обозначились складки, под глазами — «гусиные лапки», а от носа ко рту пролегли глубокие борозды.

«Итак, — подумал он с легким оттенком самодовольства, — предстоит схватка со Стариком. — И неожиданно перехватило дыхание: — А в чем, собственно, дело? Чего я боюсь? Меня поддержат Козара, юный Доминик и — кто еще? Так что можно рассчитывать на его благосклонность».

Он овладел собой.

Жалость к самому себе? Что это — первый симптом надвигающейся старости? Заставь‑ка ее замолчать, дружище. Ты здоров, богат, силен, у тебя есть друзья, женщины, интересная работа, которая, если уж на то пошло, не лишена к тому же общественного значения, а завтрак тебе готовит не кто‑нибудь, а сам Чайвз.

Тут он взглянул на часы, присвистнул и заспешил в столовую.

Шалмуанин встретил его на пороге.

— Извините, сэр, — произнес он и протянул руку, чтобы поправить солнце с лучами на груди хозяина, перед тем как тот усядется за стол.

Бюро погоды предсказало ясный весенний день. Поэтому Чайвз раздвинул наружную стену столовой. От обилия цветов, местных и экзотических, привозных, сад, разведенный на крыше, казался царством красок и запахов. На ветвях цветущего апельсинового дерева пламенели цинтии, выбиваясь из расщелин ствола. Взгляд охватывал вздымающиеся к небу грациозные башенки. Этот квартал города насчитывал два столетия и уходил корнями в те времена, когда процветала творческая школа архитектуры. В ясной синеве неба плыли белые облачка, в солнечных лучах посверкивали в небе корабли. Легкий ветерок приносил прохладу и размеренное погромыхивание пассажирского транспорта. И тут появилось суфле.

А затем — первая, самая вкусная сигарета, в саду, рядом с пляшущим фонтаном. И — менее приятное: работа лопатой. За все надо так или иначе расплачиваться. Флэндри мог бы в любой момент удалиться от дел: жить на скромную пенсию и на доходы от вкладов, но это означало бы очень скоро умереть от скуки. Он предпочитал оставаться верным своей второй древнейшей профессии. В промежутках между приключениями и удовольствиями офицер Разведки — шпион — обязательно должен заниматься грязной работой по хозяйству, думал он.

Отыскав частную контору, он запросил сведения об Эдвине Кернкроссе, Великом герцоге Гермесском. В сущности, это значило — исторический и социальный отчет о самой планете.

Солнце Майя (не путать с гигантом 20 Тельца!) находилось в секторе Антареса. В его системе находился террестроидный мир, колонизированный в незапамятные времена преимущественно северо-европейцами. Природные условия с точки зрения биологической довольно благоприятны для жизни людей. Обратная сторона заключалась в том, что почти вся суша была сконцентрирована в одном огромном континенте, остро нуждавшемся в переустройстве. Так, к примеру, необходимо было прочистить всю систему рек и озер, чтобы обводнить территорию, сделать ее пригодной для обитания людей, которые тем временем селились пока только вдоль берегов. Политическое устройство поначалу было несколько одиозно: оно состояло исключительно из частных корпораций, причем члены правительства избирались из одного клана, пожизненно или до какого‑либо серьезного правонарушения. С течением времени оно обрастало многочисленными наслоениями; результатом стал кризис и война с Бабуром. Затем путем реформ Гермес был превращен в обычную конституционную монархию и стал межпланетной державой. Он получил протекторат над поверженными бабуритами, слишком инородным племенем, чтобы ассимилироваться, однако сложившиеся отношения, как политические, так и торговые, многие столетия всех устраивали. Гермесцы основали колонии и предприятия в нескольких близлежащих общественных системах. Наиболее значительным стало их влияние в Миркхейме, единственном известном источнике сверхметаллов.

Богатство и сила были необходимы, потому что технократические цивилизации имеют свои проблемы: войны, революции, грабительские набеги. Гермесцам часто приходилось воевать. Это привело к военизированию общества, сосредоточению силы в руках исполнительной власти. Когда наконец Мануэль основал

Терранскую Империю и широко распространил Рах Теггапа[4], Гермес счел весьма выгодным для себя войти в состав этой империи.

А потом… — в документах, естественно, это не отражено — с упадком Империи начался и упадок Гермеса. Все чаще и чаще военные стали грабить народ. Экономика была разрушена, сферы влияния ускользали. В конце концов Ханс Молитор возродил верховенство Терры. В большинстве своем люди, изнемогшие от хаоса, признали его. Однако у него были кое–какие политические долги, и первой жертвой их стала Обитель Мрака, отданная под протекторат Империи. Это послужило благовидным предлогом для ущемления суверенитета Великого герцогства, реформирования его воинских соединений, слияния его предприятий с другими, что, естественно, усугубляло недовольство. Вспыхивали мятежи, убивали государственных чиновников, пока наконец Космофлот не навел порядок.

На сегодняшний день герцог Эдвин Кернкросс внешне как будто покорился, однако на протяжении двухсот световых лет видимость эта могла в любой момент оказаться обманчивой, и в деле его проглядывало несколько любопытных деталей. Сейчас ему исполнилось пятьдесят пять лет, он был младшим сыном от второго брака своего предшественника, доставившего Гермесу немало хлопот, прежде чем ему удалось добиться его отречения. Поэтому самое большее, на что он мог теперь рассчитывать, — это представлять элиту. Следуя давней гермесской традиции, он вступил в Имперский космофлот и через пять лет вышел в чине старшего помощника командира полка. Это было, впрочем, лишь отчасти данью семейной традиции; он хорошо зарекомендовал себя по службе, получив повышение за подавление нианзанского мятежа и участие в сиракском конфликте.

Вернувшись домой, он энергично занялся целым рядом проектов. В частности, значительно расширил дело на никому неведомой планете Рамну и ее спутниках. Тем временем его политическая карьера шла своим чередом, мощно подпирая его. Десять лет назад он лелеял мысль стать претендентом на корону. Многочисленные предприятия и некоторые шаги на общественном поприще способствовали его популярности.

Итак, на первый взгляд он мог бы показаться человеком на своем месте. Однако штат имперских чиновников на Гермесе придерживался иного мнения. Их агенты фиксировали за минувшее десятилетие растущее беспокойство. Всюду пропагандировалась слава Кернкросса; его изображения, его статьи и записи его речей на пленку распространялись по всей планете. Добрая половина

юного населения стала членами организации, формально занимавшейся туризмом и спортом, но носившей имя «Пионеры Кернкросса». Члены ее исповедовали патриотизм, который чрезвычайно смахивал на культ Кернкросса. Школьников подстрекали носить значки — своего рода эмблемы его достижений и замыслов по возрождению величия народа. Средства массовой информации воздавали ему хвалу.

Во всем этом, по существу, не было ничего опасного. Многие местные царьки подвержены этим эгоцентристским соблазнам, оставаясь, в общем, вполне безобидными. И в то же время это был сигнал тревоги. Положение усугублялось тем, что имперским представителям удавалось получить только ту информацию, которая была обязательна по закону: демографические показатели, данные о движении городского транспорта, о производстве и распределении товаров и другие подобные сведения. Больше они не могли узнать ни о чем, ни даже просто проверить правдивость полученной информации. «Здесь уважают права личности» — таков был неизменный ответ на любой запрос. Бабурианский протекторат был практически отделен от метрополии — под предлогом волеизъявления местных жителей, которые не являлись подданными Империи, а потому имели право потребовать суверенитета. Однако как мог посторонний судить о том, так ли это на самом деле? Мало ли что может затеваться в какой‑нибудь точке огромного пространства, охватывающего множество планет? Недавние отчеты сообщали, например, что Терра предпринимает обширные исследования…