— Увлекаетесь физикой, гражданин начальник?

— Ага! — добродушно кивнул пиджак. — Физикой тела. В данный конкретный момент — вашего тела, Мальцева. Так что ведите себя благоразумно, Валентина Васильевна, если, конечно, хотите еще немного жить.

— Не могли дать мне спокойно долететь? — Я пожала плечами и повернулась к иллюминатору. Пока все шло по плану провидицы Паулины. И все же я бы предпочла, чтобы разработчица его теоретической части взяла бы на себя и практическую реализацию. Впрочем, кого интересовало, что именно я бы предпочла?

— После того как самолет совершит посадку, — все так же вежливо инструктировал серый пиджак, — вы не отходите от меня ни на шаг. Мы познакомились во время полета и вместе направляемся к выходу. Любая ваша попытка лишить меня вашего общества закончится печально для вас. На всякий случай, меня зовут Франк Хернхорст.

— Франк Митрофанович Хернхорст. Типичный голландец, — пробормотала я в затуманенное стекло иллюминатора.

— Обойдетесь без отчества.

— В общем-то, да, — кивнула я. — Почти тридцать лет обходилась, и ничего.

— Вы все поняли?

— Все, — не отрываясь от иллюминатора, ответила я.

— Вопросы есть?

— Надеюсь, до посадки мне больше не нужно будет с вами разговаривать?

— Можете молчать. А еще лучше, молча думать. Тем более что вам есть о чем…

22. АРХАНГЕЛЬСКОЕ. ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЙ КОМПЛЕКС ГРУ МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР

Март 1978 года

Когда Вася Ступников уверенно, даже не поворачивая головы к угрюмому как сыч Цвигуну, резко, не включая поворотников, вильнул с Рублевского шоссе налево, под «кирпич», в проложенный высоченными елями живой коридор, следовавшая за «Волгой» Цвигуна черная машина сопровождения с городскими номерами этот маневр не повторила и, проехав примерно с километр, свернула на обочину и встала. Старший группы, сидевший рядом с водителем, вытащил из внутреннего кармана темного, спортивного кроя плаща портативный передатчик, вытянул антенну и поднес эбонитовый корпус к губам:

— Четвертый, вызывает седьмой!

— Слушаю, седьмой, — прохрипел в мембране недовольный голос Цвигуна. — Что там у тебя?

— Хвоста нет, все чисто. Веду наблюдение за въездом.

— Понял, седьмой. Оставайтесь на месте. Конец связи!..

Не глядя швырнув свой передатчик в специальную выемку в передней панели, Семен Цвигун тяжело вздохнул

и, поежившись от внезапного ощущения холода, поднял воротник пальто. Он не переносил запах работающей автопечки, и потому Вася Ступников никогда ею не пользовался. Московская зима всегда отступала неохотно, словно стремясь подольше оставаться на языках хронически тосковавших по теплу и солнцу горожан. И в эти минуты, когда «Волга» медленно, как бы принюхиваясь, катила сквозь черный лесной массив по неосвещенному аппендиксу шоссе, на прокладку которого, судя по аккуратности и идеальному, без единой выбоинки, асфальтовому покрытию дороги, поработала не одна сотня бравых стройбатовцев, Цвигун вдруг без всякой связи вспомнил, что март уже почти закончился, а холодный, терпкий воздух, врывавшийся в салон «Волги» сквозь щель в неплотно поднятом окне Ступникова, был колючим и по-морозному колким, как в начале января.

…Шестиэтажный панельный дом, к которому, миновав распахнутые настежь и ни кем не охраняемые гигантские чугунные ворота с расположенной сбоку проходной будкой, подъехала цвигунская «Волга», напоминал своей нехитрой архитектурой стандартный санаторный корпус с опоясывающими его по периметру полосами балкончиков и выглядел каким-то брошенным, нежилым. Что в общем-то было понятно, поскольку комплекс находился в стадии капитального ремонта. Цвигун, конечно же, прекрасно знал, что, как и всякий объект Министерства обороны, территориальный комплекс ГРУ надежно охранялся. И потому даже не подумал удивляться тому, что ни один человек не вышел навстречу машине, позволив ей беспрепятственно въехать на отторгнутую от внешнего мира высоченной — под три метра — металлической оградой с заостренными, словно наконечники средневековых копий, прутьями территорию. Все подъезды к закрытому объекту — как ближние, так и дальние — контролировались несколькими десятками замаскированных видеокамер, а центральный пульт, скорее всего, находился в каком-нибудь подвальном блоке помещений, представлявших собой, как правило, десятки складских пакгаузов, в которых хранились оружие, боеприпасы, продовольствие, а также помещения для личного состава, бомбоубежища, тиры и обязательная автономная подстанция, обеспечивавшая энергопитанием весь комплекс.

— Со мной! — коротко бросил водителю Цвигун, открыл дверь, кряхтя вылез наружу и огляделся. Окруженный плотной стеной леса один из нескольких десятков центров подготовки ГРУ был погружен в зловещую, неживую тишину и напоминал киностудийный павильон, в котором собирались снимать ударный эпизод из фильма ужасов.

Огромный бетонный козырек, нависший над входом в здание, освещался одной-единственной сорокасвечовой лампочкой. Уверенно толкнув дверь, Цвигун поморщился от резкого запаха олифы и цемента. То, что в перспективе, после ремонта, должно было превратиться в огромный вестибюль с удобными креслами, старомодным гардеробом и обязательными для всех военных учреждений горшками с фикусами и геранью, в данный момент представляло собой замызганную строительную площадку с выразительными следами прерванной в самом разгаре работы. Пол, частично, в основном по краям вестибюля, уже выложенный добротными мраморными плитами, был завален холмиками просеянного строительного песка и бумажными мешками с цементом, судя по латинским надписям — явно не отечественного производства.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — негромко произнес коренастый мужичок в хорошо отглаженном штатском костюме и при галстуке, появившийся в вестибюле настолько неожиданно, что даже непробиваемый Вася Ступников коротко, на долю секунды, дернулся. — Генерал Никифоров ждет вас у себя, на шестом этаже. Вы уж извините, товарищ генерал, лифт не работает, придется пешочком…

И, не говоря больше ни слова, мужичок уверенно двинулся к лестнице.

Одарив штатского ненавистным взглядом в спину, Цвигун нехотя последовал за ним, старательно обходя кучи с песком, чтобы не испачкать до блеска начищенные туфли. Ступников, словно преодолевая минное поле, в точности повторял маневры своего начальника, следуя в его мощном кильватере.

Добравшись до шестого этажа, на котором, судя по всему, ремонт уже явно близился к завершению, сопровождающий выразительно кивнул на новенькую, покрытую бесцветным лаком, двухстворчатую дверь почти в самом конце длинного коридора:

— Здесь, товарищ генерал.

— Где ему подождать? — спросил Цвигун, небрежно кивая на Ступникова.

— Да вы не волнуйтесь… — На какое-то мгновение мужичок в штатском приоткрыл в сдержанной улыбке редкие зубы. — Мы с товарищем вместе обождем. Есть тут одно местечко, неподалеку…

Первое, что ему бросилось в глаза, едва только он вошел в просторную, пахнущую совсем свежим ремонтом, залу, был узорчатый дубовый паркет, натертый с таким немыслимым старанием, что в нем зеркально отражались подошвы туфель и обшлага мешковатых брюк Цвигуна. Центральную часть паркетной залы занимал огромный «генеральский» биллиардный стол на старинных, резных ножках и с плотными, ослепительно белыми сетками луз явно ручной работы. Генерал Никифоров, сидевший за курительным столиком в левом от входа углу залы, оторвал свой широкий зад от глубокого кожаного кресле и радушно улыбнулся:

— Добро пожаловать, Семен Кузьмич!

Обогнув биллиардный стол, Цвигун направился в угол генеральской комнаты. Мужчины обменялись коротким рукопожатием.

— Присаживайтесь, Семен Кузьмич. — Никифоров сделал приглашающий жест. Цвигун молча кивнул и опустился в кресло напротив.

— Хотите чаю?

— Не хочу, — Цвигун натянуто улыбнулся. — Мы одни, Степан Федорович?

— Почему вы об этом спрашиваете? — улыбнулся Никифоров. — Вас что-то беспокоит?