Оглядевшись по сторонам, Колесников направился в кафетерий, сел у стойки, заказал себе большую чашку кофе с молоком, загнутую бараньим рогом слоеную булочку с маком и плитку швейцарского шоколада. Подкрепившись, курьер ГРУ еще раз, по привычке, окинул просторный, перекрытый выкрашенными в разные цвета модернистскими балками зал и направился к стойке номер

17, где производилась посадка на самолет в Лондон…

В Хитроу Колесников повторил процедуру с предъявлением паспорта, не останавливаясь вышел на улицу, взял такси и велел водителю отвезти его в район Пэлл-Мэлл. Протянув в отделяющее пассажирский салон от кресла водителя оконце банкноту в десять фунтов стерлингов, Вадим Колесников, не выходя наружу, аккуратно пересчитал сдачу, убедился, что водитель был точен, протянул ему через оконце два шиллинга на чай, после чего вышел на освещенную желтыми неоновыми лампами Пэлл-Мэлл и минут двадцать неторопливо вышагивал, глазея на витрины магазинов и одновременно проверяясь на предмет возможной слежки. Тридцатилетний капитан ГРУ прекрасно знал, что на него никто не обращает внимания, и тем не менее никогда не позволял себе расслабляться. В этом заключалась еще одна ценная оперативная черта Вадима Колесникова.

В довольно невзрачном трехэтажном отеле «Риджент» в нескольких минутах ходьбы от памятника Вильгельму Оранскому он снял на трое суток скромный однокомнатный номер на втором этаже, сразу же оплатил наличными всю сумму проживания — 180 фунтов, поднялся в номер, быстро разделся, нырнул в крохотную душевую кабинку и пустил на полную мощность ледяную воду. Встав под душ, он даже не поморщился. Просто закрыл глаза и с наслаждением прислушивался к низвергавшемуся на его голову водопаду жидкого льда. Выключив через десять минут душ, Колесников насухо растерся банным полотенцем с вышитой буквой «R» в углу, голым вернулся в номер, достал из дорожной сумки чистое белье и свежую рубашку, но надевать их не стал, а аккуратно сложил одежду на полке для чемоданов. Затем сел перед зеркалом и аккуратно расчесал на косой пробор редковатые волосы цвета придорожной пыли.

Взглянув на часы, Колесников погасил свет и юркнул под тоненькое одеяло. Через несколько минут он уже спал. Не храпя, не издавая ни единого звука, с закрытым ртом и сложенными на груди руками. Проснувшись ровно через час, он встал, включил свет, оделся, установил перед входной дверью, у ящика письменного стола и в двух точках разъема своей сумки специальные метки, по которым он мог определить присутствие постороннего лица в свое отсутствие, влез в утепленный плащ и вышел на улицу.

Одиннадцать ударов Большого Бена, донесшиеся вполне отчетливо до кафе «Лилия», в углу которого за чашкой черного кофе притулился Вадим Колесников, Станислав Волков услышал, уже войдя в уютное, не больше чем на двенадцать столиков, кафе — полупустое в поздний час. Не обращая внимания на своего коллегу в углу, Стас направился к подсвеченному голубым неоном бару, поудобнее устроился на табурете и заказал бармену бурбон и пачку сигарет «Голд флейк». Повозившись с своим питьем минут пятнадцать и выкурив с наслаждением две сигареты, Волков спросил у пожилого бармена в расшитом золотыми нитями жилете, нет ли у него вечернего выпуска «Санди тайме». Бармен молча кивнул, наклонился и извлек из-под стойки газету. Волков попытался было приладить газету на узкой стойке, но, убедившись, что это не совсем удобно, полуобернулся к залу, как бы отыскивая уютное место, где бы он мог спокойно пробежать глазами самое скандальное лондонское издание. Потом заказал бармену еще один бурбон, прихватил со стойки толстый стакан и направился к столику Колесникова.

— Вы позволите? — негромко спросил Стас.

— Пожалуйста…

Развернув газету на разделе спорта, Стас закурил сигарету и, внимательно проглядывая набранные мелким шрифтом столбцы текста, вполголоса бросил:

— Как долетел?

— Нормально, — отпивая из чашки, негромко ответил Колесников.

— Привез?

— Привез. Лежит за салфетками.

— Связь завтра. По расписанию.

— Понял.

— Господи, этот «Тоттенхэм» меня просто убивает! — чуть громче произнес Волков, складывая газету и небрежно бросая ее на скромную по размерам поверхность стола из недорогого вишневого пластика. — Боюсь, они так и не научатся играть!..

Колесников понимающе улыбнулся. Так люди, не имеющие никакого отношения к спорту, реагируют на завзятых болельщиков.

Волков залпом допил виски, взял со стола газету, в развороте которой уже находился плотный пакет, перевязанный обычной почтовой бечевкой, сунул «Санди тайме» под мышку и, кивнув на прощание Колесникову, вышел из кафе.

Операция «Бомж» началась…

23. КОПЕНГАГЕН. МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ КАСТРУП

Апрель 1978 года

…Подойдя к таксофону, Мишин опустил в блестящую прорезь крону и набрал на цифровом табло девятизначный номер. На третьем гудке в трубке мелодично откликнулся женский голос: «Цюрихский Народный банк к вашим услугам!»

— Доброе утро, фройляйн! — Мишин говорил на немецком. — Я попросил бы вас соединить меня с отделом валютных операций.

— Секунду! — Приятная музыка в паузе действительно длилась несколько секунд, после чего ее грубо прервал раскатистый баритон с ощутимым баварским выговором: — Отдел валютных операций, слушаю вас.

— Моя фамилия Либерман. Макс Либерман, — вкрадчиво представился Мишин. — На мой счет в вашем банке должна была поступить некая сумма…

— О какой сумме идет речь, майн герр? — баритон по-прежнему рокотал, но уже с большим обаянием. У любого работника банка с годами вырабатывается чутье пограничника на клиентов с приличными деньгами.

— Порядка двухсот пятидесяти тысяч долларов. Возможно, чуть меньше.

— Секунду… — Баритон растворился в легких потрескиваниях на линии, но почти сразу же ожил. — Да, герр Либерман, вчера на ваш счет поступило ровно двести пятьдесят тысяч долларов. Отправитель — кредитный банк «Чиесна де Спада», Милан.

— Отлично! — Мишин сделал короткую паузу, чтобы баритон как следует осмыслил масштаб суммы и проникся должным уважением к их владельцу. — Я попросил бы вас перевести сто тысяч на мой счет в коммерческий банк «Кнудт Кристианссен и сыновья» в Копенгагене. Номер счета 717236.

— Будьте любезны, ваш секретный код, герр Либерман?

— 22-416 «сигма» GSP.

— Будет исполнено, герр Либерман.

— Когда именно будут переведены деньги?

— Буквально через несколько минут.

— Благодарю вас.

— Еще какие-нибудь распоряжения будут?

— Пока все. До свидания!

— Всего доброго, герр Либерман!..

Повесив трубку, Мишин вытряхнул из пачки «Житан» сигарету без фильтра, закурил и незаметно огляделся. Со стороны это напоминало естественный жест обычного пассажира, у которого после продолжительного полета затекла шея. Ничего вокруг не вызывало подозрений. Впрочем, Мишин слишком хорошо владел своим ремеслом, чтобы не обольщаться на сей счет: в конце концов, все зависит от цели и масштабов наблюдения за конкретным объектом. «Обнаружить профессиональную слежку, как правило, невозможно, — вспомнил Витяня одну из незабываемых лекций в «вышке», — Ее можно только ПОЧУВСТВОВАТЬ». Тот факт, что проповедник данной премудрости сумел после длительного пребывания за «бугром» сохранить все конечности и довольно неглупую голову, очевиднее любых наглядных пособий демонстрировал его глубокую компетентность в данном вопросе. И тем не менее тогда, десять лет назад, эти наставления казались Витяне сущей дребеденью, метафизикой. Только потом, когда Мишин окончательно сросся со своим вторым планом, он оценил ПРАКТИЧЕСКУЮ сторону этой рекомендации. Вот почему, небрежно оглядывая спешащих, удобно расположившихся за столиками кафе, небрежно расплачивающихся у билетных стоек пассажиров, он не искал подозрительных типов с надвинутыми на глаза кепками и шляпами и красящих губы девиц, бросающих редкие проницательные взгляды исподлобья на одинокого элегантного мужчину у телефонного автомата. Мишин ПРИНЮХИВАЛСЯ, он словно пытался учуять опасность, ноздрями вобрать в себя особый, специфический запах преследования. Однако в то раннее первоапрельское утро все вокруг излучало спокойствие, стабильность и сытую будничность. В этом ароматизированном, ЧУЖОМ воздухе свободы Мишин вдруг особенно остро, до нытья в скулах, ощутил, как не хватает ему «дыма Отечества», родной атмосферы, где любой человек, кто бы он ни был, легко ПРОСЧИТЫВАЛСЯ, где он был у себя. Впрочем, это состояние куда точнее выразил один из его коллег, грузин по национальности, с которым Мишин по причудливому стечению обстоятельств столкнулся на другом конце света. «Понимаешь, — сказал тогда опытный «крот», давно уже забывший, когда в последний раз видел свой родной Зугдиди. — Все здесь хорошо, но пресно, не остро, Витя. Короче, без шашлыка!»