— Конечно, подписи его будет достаточно, и ты мог бы с помощью этой бумаги еще раньше доказать свое право, но где же рукопись имама?
Сади побледнел.
— Горе мне, она сгорела, — сказал он глухим голосом, — она стала добычей огня!
— Какой несчастный случай!
— Довольно! Ничто не может удержать меня! — воскликнул Сади со вспыхнувшей вновь решимостью. — Достаточно моего слова и нашей любви!
— Юный мечтатель! — произнес Зора-бей с тихой и сострадательной улыбкой. — Что тебе вздумалось! Только свидетельство о браке и могло бы тебе еще пригодиться, твои же слова и слова Реции ничего не значат!
— Будь что будет, не то я для достижения цели применю силу! — объявил Сади отважно.
— Чтобы не сделать опрометчивого шага, прими нашу помощь и совет, — обратился Гассан к сильно взволнованному Сади. — Освобождение Реции силой стоило бы тебе головы. Предоставь нам сначала удостовериться, действительно ли дочь Альманзора находится в числе предназначенных к Байраму женщин! В том случае, если бы нам удалось убедиться в этом и, может быть, даже увидеть Рецию, тогда мы могли бы на другое утро отправиться освобождать ее и возвратить тебе. Об освобождении силой не может быть и речи: вспомни только, что избранные женщины и девушки охраняются многочисленными евнухами и рабынями, а внизу стоят на карауле капиджи!
— Гассан говорит правду, Сади, — сказал Зора-бей, чтобы успокоить сильно взволнованного товарища. — Если эта попытка нам удастся сегодня, остальное сделаем завтра, но тихо и осмотрительно!
— Хотелось бы мне видеть, как были бы вы спокойны, потеряв любимую жену? А вы еще требуете спокойствия от меня. Несправедливые вы! — воскликнул Сади. — Требуйте от меня всего, только не холодной рассудительности в эту минуту! Моя Реция отнята у меня, а я должен оставаться спокойным? Что все сокровища мира по сравнению с любящим сердцем? Реция любит меня! Если бы вы только знали ее и ее самоотверженную любовь! Она сохнет, она вянет там, как цветок без дождя и солнца! Разлученная со мной, она выглядела бы покойницей на Байраме, а разряженная покойница осквернила бы праздник! Скорей, друзья, в Долма-Бахче!
Зора и Гассан уступили ему, хотя и знали о больших опасностях, в которые безрассудно бросались сами. Они должны были сопровождать Сади, они не могли оставить его одного, не нарушив данной ему клятвы! Может быть, им еще удастся обуздать беспредельную отвагу Сади.
Если он позволит себе увлечься безрассудными поступками, он погубит не только себя, но и их. Никогда еще не проходило безнаказанным, если непосвященный осмеливался показаться в покоях, где приготовлялись и совершались тайны Байрама. Никогда еще ни один подобный смельчак не мог сообщить, что происходило в этой, строго оберегаемой части гарема Долма-Бахче, ибо живым никто не покидал его.
Однако дальнейшие возражения походили бы на трусость и нерешительность, а потому оба друга уступили. Вернутся ли они из этого путешествия, был еще вопрос далеко не решенный, — головам их угрожала опасность — тем не менее они не колебались ни минуты.
Три друга отправились по дороге в Долма-Бахче.
Позади Перы, в Цыганском квартале на берегу Босфора, там, где теперь железная дорога развозит пеструю толпу всех национальностей, лежит дворец Долма-Бахче.
Турецкая столица в последнее десятилетие сильно изменилась под влиянием успехов западного образования, и теперь только благодаря роскошной южной растительности она еще сохраняет свой восточный вид.
Когда около пяти лег назад первая железная дорога опоясала окрестности Золотого Рога и Константинополя и первые паровозы застлали облаками дыма минареты и сераль, старые турки, как сообщают корреспонденты многих газет, ворчали и прятались в свои пестрые конаки, чтобы вдали от мирской суеты жить мудростью пророка. С этого времени в новейшем городе калифов становилось все оживленнее. Вскоре вагоны железной дороги проходили мимо Аи-Софии, Гипподрома и Константинополя, и караул у главных, роскошно, но без вкуса отделанных, ворот Долма-Бахче апатично смотрел на пестрое население, уносимое вагонами, проходящими обыкновенно через прелестную Тофану в Бешиктам.
Во дворце Долма-Бахче ежегодно на празднике Бай-рам происходило представление вновь избранной императрицей-матерью жены султана, которая вступала в его гарем.
Воспользуемся случаем и дадим для тех, кого это может интересовать, краткое описание семейной жизни в Турции, а затем вернемся к нашему рассказу.
Турецкие женщины и их отношение к мужчинам — это нечто непостижимое. Обычай многоженства — одно из существеннейших отличий турецкой жизни. Не менее странным кажется нам и то обстоятельство, что турецкая женщина может являться публично только под покрывалом: непокрытая она не смеет говорить с посторонними лицами. В статье «Турецкая женщина» дается следующее объяснение этого обычая: «Пророк Магомет принудил своего приемного сына и полководца Цейда прогнать от себя супругу его Цейпебу, а потом сам женился на ней. На свадьбе некоторые гости оставались очень долго. Тут было им открыто и предписано от Аллаха, чтобы жены пророка только «за завесой», то есть закрытые покрывалом, говорили с другими, исключая близких родственников, и все жены правоверных должны были следовать этому обычаю. В старину положение женщины у арабов было свободное, как это и теперь водится у бедуинов, и не национальный дух, а личное желание пророка ограничило эту женскую свободу и установило то гаремное заключение, которое так дурно повлияло на турецкие нравы».
Вообще, турок имеет только одну жену, кто же имеет средства, может завести и нескольких. Хотя настоящий невольничий рынок и запрещен законом, все же торг людьми производится и теперь, только в иных формах, и едва ли можно найти хоть одного турка, который не приобрел бы за деньги жену, рабов и рабынь.
Последние известны под именем одалисок, служанок, по принадлежат, как и все женщины в доме турка, к его гарему. Если обыкновенный турок хочет иметь жену или если родители хотят женить его, посредницами в этом деле являются матери жениха и невесты.
Непосредственное участие последних выражается иногда только в том, что матери потихоньку позволяют жениху сквозь решетку посмотреть на невесту без покрывала. Начинаются взаимные переговоры, конечный результат которых состоит в том, что жених, в виде свадебного подарка, дарит невесте несколько тысяч пиастров, а следовательно, некоторым образом покупает ее.
Ко дню, назначенному для свадьбы, имам подготавливает брачный контракт, который затем скрепляется подписью свидетелей, и тогда невесту после разнообразных увеселений в карете подвозят к дому жениха.
У ворот дома ожидает жених, он берет ее из кареты и вносит ее, теперь уже свою супругу, в дом, где имеет право сиять с нее покрывало.
Каждый турок обязан выделить своей жене особое помещение в доме, хотя бы одну комнату. Если у него несколько жен и рабынь, он должен каждой из них отдать в распоряжение особый покой.
Если турок состоятельный, он, приведя имаму доказательства того, что может содержать гарем, может иметь до четырех законных жен и столько рабынь, сколько позволяют ему средства.
Обыкновенно первая жена избирается из того же звания, как и муж; остальных жен, равно как и одалисок, выбирает он из привезенных на рынок грузинок, черкешенок и турчанок, которых сами родители продают торговцу, имеющему невольничий девичий рынок в Стамбуле. Здесь совершается этот постыдный торг женщинами и девушками. Цена за каждую доходит от 2000 до 5000 пиастров: черные невольницы ценятся дешевле.
Бразды домашнего правления находятся всегда в руках первой жены, но часто ей приходится очень горько, если одна из прочих жен приобретет особенную любовь супруга и повелителя. Тут, чтобы низвергнуть соперницу, пускаются в ход всевозможные интриги.
Здесь не лишним будет упомянуть об одном случае в доме вдовствующей дочери Магомета-Али-паши, бывшего вице-короля Египетского, по имени Нацин-Ханум. Так как супруга ее часто не бывало дома, то она находила средства безнаказанно принимать в гареме своего возлюбленного. В то же время она была в высшей степени ревнива. Компаньонка принцессы рассказывает следующее: «Супруг принцессы сказал однажды рабыне, подавшей ему воду: «Довольно, мой ягненочек!» Эти слова привели принцессу в сильное бешенство. Бедное создание было убито по ее приказанию, затем жареная голова ее, начиненная рисом, была подана к обеду мужу.