выпуклых теней объем,

кто-то заплакал близ рая,

напоминая о нем.

Съездили за границу

Там много есть уютных уголков,

у нас устанешь в поисках напрасных,

там много есть счастливых стариков,

у нас немного уж осталося несчастных.

О виза! Ты глаза открыла нам,

беспечно жизнь меняющим на годы!

О Родина! Омой хоть этот срам,

ну не такие ж в самом деле мы уроды!

Мы просто дикие, нам просто невдомек,

что без обмана выгодней рядиться,

что истины из букваря простой урок

поможет, может, заново родиться.

Откуда это взялось в нас?

И кто роздал нам карты эти?

Настанет ли спасенья час?

И кто за это все в ответе?

Тигрица с тигром

Тигрица с тигром в клетке цапались,

Он ей рычал, она царапалась.

Такими мама родила,

И таковы у них дела.

Тихий разговор с Окуджавой

К чему слова, мы может, можем сами

уже без них внимать друг другу молча

и песни петь, не шевеля устами,

на встречных тактах сталкиваясь громче.

И их умеем мы уже предвидеть

и, если нужно, – тихо обойти,

чтобы ни в коей мере не обидеть,

чтоб к комплиментам сразу перейти!

Нам это знание далось не даром,

как грузом тяжким в памяти давит

(тем временем сражается с кошмаром

оркестр надежд под управлением любви)

тот голос тихий громкого пророка,

что до сих пор пронзительно летит,

чей каждый отзвук, близкий и далекий,

от ужаса, быть может, оградит.

О чем я смутно думал – он словами

почти пропел, скорее – прошептал,

посеял семя явно между нами,

хотя ростков, конечно же, не ждал.

Ведь все мы люди, просто человеки,

самих себя мечтаем обуздать,

такими и останемся вовеки

стремясь ничто запросто не отдать!

Пока еще в разгаре красно лето,

лови удачу, сколько хватит сил!

А может быть, совсем не нужно это,

тем более никто и не просил.

Ведь нет противоядья этой хвори —

начнем по чести – вот и все дела!

А голос тихий вновь тогда повторит

на душу населения слова.

Шаг в независимость

То, что было сегодня, забудется завтра

в памяти тех, кто не любит тебя,

таких большинство, рядом часто не братья,

и повода нету, себя бесконечно браня,

по жизни дальнейшие строить запреты,

как будто кому-нибудь легче бывает от них,

и что бы ни сделал вчера, ты назавтра оставь лишь приветы

себе самому и немножко отправь для других.

И вдруг обнаружатся новые силы для жизни,

те, что ты мог от себя самого запереть,

и вдруг ты поймешь, что стыдливые мутные призмы

только тебе запрещали открыто и дерзко смотреть.

Ты была на этом бале

Ты была на этом бале,

веселилась и смеялась,

и никто не слышал в зале,

как в груди его вздыхалось.

Без вина бывает грустно,

если рядом ее нету,

если мысленно и устно

нет вопроса – нет ответа.

А вдвойне грустней бывает,

когда здесь и даже рядом,

но никак не задевает

ее душу его взглядом.

А ведь вся ты на ладони

у него – тебя он видит,

женской вечности бездонной

не предаст и не обидит.

Может, нужно быть смелее,

но не может крикнуть смело,

может, нужно быть нежнее,

но дрожит и тает тело.

Вот и кружитесь вы рядом,

но не вместе, а отдельно,

вот и снова только взглядом

шлет сигнал он запредельный.

А берет ее, наверное,

кто руками, а не взглядом,

достигает цели, верно,

будучи случайно рядом.

Вот и ты берешь руками

тех, кого не просит сердце.

так порой бывает с нами —

проще путь в открыты дверцы.

Лучше б он тебя обидел,

резко за руку схвативши,

лучше бы возненавидел,

чем глядеть, не проронивши

Слов, сложнее всех на свете,

но понятных даже детям,

слов, так запросто звучащих,

но всегда не настоящих.

Фея сирени

Никто тебя, повстречав, не прощает

и даже не скажет, зачем

тебя лишь упрямо к себе приручает

настойчиво и насовсем.

Но жадные эти слепые старания

тебе не опасны давно —

душа излечилась от непонимания,

и стало уже все равно…

Шла девочка мимо, всему улыбаясь,

ей волосы ветер ласкал,

и кто-то, случайно в пути повстречаясь,

своей ее милой назвал.

Призывом горят ее детские глазки,

чарующим тайной огнем,

она, словно фея сирени из сказки,

расцветшая ночью, пригрезится днем.

И кажется, будто бы ветку сирени

сорвать – лишь ладонь протянуть,

окажется – схватишь лишь майские тени,

и больше ее не вернуть…

Никто тебя, повстречав, не прощает,

быть может, за то, что ты есть,

себя он в тебе сам себе приручает,

не в силах глотать эту смесь.

Но так не бывает ни в жизни, ни в сказке,

и жизнь ведь нельзя обмануть,

и ждать бесполезно от сказки подсказки —

у сказки свой собственный путь.

А девочка дальше идет, улыбаясь,

как прежде, мечтами полна,

и тайно сирень ее вновь укрывает,

хоть это не знает она…

Хочется

Хочется, чтоб все было отточено – позолочено,

вот и бьешься над этим днями, годами, жизнями,

а оно опять вокруг все рассыпано да разворочено,

хотя и не пугает пока банальными катаклизмами.

Может нужно наконец найти главное

и за него уцепиться, уперевшись?

и тогда только все у тебя – меня пойдет плавно

и можно будет наконец глаза поднять (прежде осмотревшись)

но где оно, главное? ау!

Отточенное – позолоченное,

путаница какая-то наяву,

ссорами к судьбе приколоченная.

Это и есть наша доля!

У кого она другая – значит, не наш,

и такова цена за собственную волю,

я это давно отметил, взял на карандаш.

Просто о простом не получается,

сложно о простом – это к нам,

и приятно, что рифма пока не кончается

со слов чехардой напополам.

Цветной июль

«Где-то, где-то посредине лета» —

я услышал строчку песенки простой,

может, даже рядом, на полянке этой,

что под шубой белою пряталась зимой.

А теперь пахучая, мотыльком стрекочет,