Весь отряд, во главе с Айяром, начинает пробираться на места зрителей. Только Ладар, тяжело вздохнув, перемахивает через парапет, оказываясь у свободной стороны стены, подальше от остальных соискателей. Увидев гневные лица стражей, он усмехается, и, неторопливо достав из-за пазухи витую проволоку обруча, надевает на голову. Легкое головокружение — и пустота мира, оказавшаяся совсем рядом. Сипал не видит, как переглянувшись, убирают оружие стражи. Медленно он опускается на ближайший диван, сознание меркнет, все заволакивает туманом и возникают знакомые, призрачные стены небытия.

— Ты совсем сбрендил! — Илис моментально оказывается рядом, раскрасневшаяся, прекрасная в своем гневе. — Снимай эту гадость с себя сейчас же! Ты не сможешь наполнить ее маной, и она просто выпьет все твои жизненные силы, оставив пустую оболочку!

— Прекрати! Если я не могу наполнить ее энергией, наполню небытием! Это мой выбор, вернее, мне это необходимо! Одна проблема: я не художник!

Илис удивленно глядит на своего приятеля и заливисто смеется, закидывая голову.

— Ну, допустим, небытие способно заменить творческую энергию, оно уже заполнило твой обруч, и ты не умрешь. Но как ты хочешь победить на этом празднике, чем ты собираешься поразить искушенных в этом искусстве ночных воинов?

— Мне нужна твоя помощь! Ты говорила, что часто между нами — множество миров! Покажи мне несколько своих любимых мест! Самый гениальный художник, рисующий свои полотна не кистью и красками, а самой тканью мироздания — это Творец! Найди мне миры, похожие на наш, чтобы эльфы смогли понять их красоты, — и покажи мне! Я просто перенесу все на стены!

Илис в задумчивости смотрит на стоящего перед ним парня.

— Откуда ты знаешь, что иногда я просто любуюсь красотой иных миров?

Ладар улыбается.

— Я чувствую. Ты — моя любимая, и я не могу не ощущать твою душу. Покажи, что трогает твое сердце, и я постараюсь передать это так, чтобы и эльфы склонились перед твоим чувством прекрасного.

Илис смущенно опускает глаза, пытаясь скрыть их сияние. Ладар подходит ближе, обнимая тонкий стан девушки.

— Пошли?

Огромный, практически бесконечный мир. Двое висят высоко в воздухе, под ногами клубятся пронизанные розовым солнцем облака. Само солнце далеко, оно крохотное, его лучи расцвечивают водную синь, тонкую, со странными протуберанцами, вылетающими из воздушной глади.

— Это не воздух. — В ответ на вопросительный взгляд улыбается Илис. — Во всяком случае, в твоем понимании. Он намного тяжелее. Поэтому мы и не спускаемся ниже: даже просто душе без тела там будет тяжело. Подожди, сейчас начнется закат.

Постепенно, все больше и больше, темно-синее, почти черное небо раскрашивается в яркие, багряные тона. Они неоднородны: странные газы не лежат спокойно, и над головой потрясенного человека рисуются причудливые картины из самых разных оттенков красного: от нежно-розового до багрового. А солнце играет на горизонте сапфировыми лучами, окунаясь в атмосферу все глубже. Сипал впитывает в себя все краски, чувствуя весь мир вокруг, ощущая все оттенки, потрясенный небесной симфонией, играющей незнакомыми, но сильными тонами…

— Отлично! Теперь вновь ищи Небытие, отправимся дальше. — Довольный, умиротворенный голос Илис.

— У нас что-то получилось?

— Не отвлекайся. Заряжай обруч. Или лучше — дай я сама.

Чужое Небытие ворвалось в мир сипала, свернулось где-то на периферии тугими витками — и притаилось, подобно хищному зверю, наблюдая за идущим тропой тени. Ладар поежился — конечно, экономить силы было необходимо, но ощущать чужую силу в глубине собственного сознания…

— Готов? Пошли!

Звезды. Мириады звезд над головой, хоровод небольших разноцветных лун — и переплетение лунных дорожек впереди. Вода под ногами. Шаг назад — и крепкая рука Илис, удерживающая на месте.

— Это мир воды. Вся суша здесь — этот мокрый камень под тобой. Все воины, все смерти и все достижения — все скрыто под этой гладью. А выше только вот эта пустота и чистота. Среди архимагов, способных перемещаться меж мирами, встречаются философы — они любят бывать тут, на вершине здешнего мира, и рассуждать о вечном. Я же прихожу сюда просто полюбоваться на звезды и игру света на воде. Смотри.

Вода была спокойной. Свет звезд позволял заглянуть вглубь — и увидеть подводных воинов, стороживших вход в их царство. Необычные, гибкие фигуры с костяными копьями в щупальцах, строгие лица в костяных шлемах, пронзительный, тяжелый взгляд воинов не могли смягчить ни острые черные клювы, ни странные щупальца вместо усов, ни беззвучно разевающиеся рты. Иногда легкая рябь пробегала по воде, и казалось, что все это — игра воображения. А выше — выше были луны. Сиреневая, фиолетовая, синяя. Цвета плавно переходили один в другой на небольших дисках, повисших в небе — и длинные лунные дорожки танцевали причудливые танцы, лишь слегка морщась от легкой ряби. Звезды кружили свой вечный хоровод — как на небе, так и в океане, составляющем суть этого мира, и казалось, что перед ним — вся Вселенная, которую раскрашивают причудливые кисти…

— Ты молодец! — Легкий поцелуй в тут же онемевшую щеку — и новые волны небытия укладываются где-то на границах сознания. Ладар мимоходом удивился: а где же все прежние нити, на что истрачены? И перед ним раскинулся новый, ледяной мир.

Снег. Скрипит под ногами, взлетает от малейшего движения, оседая на окружающих путешественников призрачных скалах. Вокруг ледяные глыбы, огромные, прозрачные, необычные, полные света. И ясное, солнечное небо. Кристальный, морозный воздух. Он ощущается не оставленным в жилище дроу телом — самим сознанием. Есть в нем что-то от мировой чистоты.

— Илис, что это за место? В нем так пустынно…

— О, это очень своеобразный мир! Сто тысяч лет большая часть этой земли покрыта льдом. В немногих местах, где лед отступает, вся вода испаряется, превращаясь в снег для этой ледяной пустоши. Первую тысячу лет он идет, покрывая все вокруг, пока воды не останется совсем мало — и потом на девяносто девять тысяч лет наступает хорошая погода. Солнышко светит, оно щедро дарит тепло — но, отражаясь от сверкающего льда, его лучи вновь исчезают в глубинах пространства. Лед очищается от снега и возникает вот такое застывшее великолепие. Иногда статуи из льда оказываются выше гор. Здорово, правда? Люди тут живут в тех редких, скудных местах, где нет снега — и не свирепствуют пустыни. Крохотные, жалкие племена полностью деградируют, с трудом сохраняя хотя бы подобие человеческого облика. Затем буквально за несколько лет ледники тают, омывая всю землю гигантской, стометровой волной влаги. Вновь появляются пересохшие моря и реки, начинают расти деревья, животные, почуяв обильную еду, резко увеличивают поголовье… Одна, две тысячи лет — и возникают новые народы. Молодые, сильные, мечтающие о всем мире. Они с удовольствием уничтожают, режут тех, кто напоминает им о временах ужаса и холода, о временах, когда главным божеством было солнце. Они плодятся и множатся, не думая о завтрашнем дне… Но время неумолимо, и маятник природы возвращает время льда. И тогда они гибнут, уничтожают друг друга в борьбе за скудные клочки земли, на которой можно прокормиться. Остатки, оказавшиеся самыми умными или самыми предусмотрительными, вновь начинают медленно деградировать, пока не опускаются до звериного состояния. И поняв происходящее, они завидуют мертвым. Это мой мир, мир смерти. Раз в сто тысяч лет я собираю здесь обильную жатву, настолько огромную, что с ней не сравнятся никакие войны и ста миров. Возможно, когда-нибудь здешние народы поймут, что можно жить иначе, что можно не воевать, а объединиться в преддверии вечной зимы, выкопать гигантские каналы от полюсов к центру мира — каналы, способные вернуть воду на поля, и жить, а не выживать. Тогда они смогут победить зиму, и, возможно, достигнуть огромных высот. Во всяком случае, народам, способным справиться со стотысячелетним сном, упорства не занимать. Но когда они поднимутся до таких высот мудрости — я не знаю. Тебе нравится тут?