В распоряжениях, которые каждую неделю получал Петр Панкратьев, часто встречаются слова “честность” и “усердие”. Это качества, которые маркиз особенно ценит в своих подчиненных.

Пензенское имение

В делах, связанных с имением под Пензой, маркиз проявлял ту же твердость и рачительность, что явствует из его более чем пятнадцатилетней переписки с управляющим Пьером Говеном — это почти пятьсот листов.

Крестьяне платили оброк дважды в год, в апреле и в октябре. Общая сумма доходила до одиннадцати тысяч рублей. Такой вид подати был преобладающим в четырех из семи черноземных губерний — Воронежской, Пензенской, Орловской и Тамбовской. Во Франции ему соответствовала арендная плата (“фермаж”).

При Петре Великом старый обычай обложения по “очагам” был заменен на подушный, причем считались лишь лица мужского пола. Крестьянами могли владеть только представители благородных сословий; купцы и мещане, как бы они ни были богаты, такого права не имели. Маркиз де Траверсе, представив свои дворянские свидетельства и позаботившись о том, чтобы его имя было включено в родословную книгу (в 1798 г., а затем в 1811 г. в Воронежской губернии), лишь следовал законному порядку.

Крепостные Синдорово и Колопино свободно распоряжались своим временем и своими землями. Среди них были ленивые и работящие и, соответственно, бедные и зажиточные. По словам Го-вена, “достаточные крестьяне недовольны тем, что им приходится платить оброк за бедняков; они говорят, что поступать таким манером значит еще больше плодить нищих: платя за весь мир — говорят они, — мы в два года все придем в разорение, ведь земли у нас поровну и сеем мы хлеба не больше других”.

Среди крепостных есть не только русские, значительную их часть составляет мордва[233], — народность, вовсе не склонная к земледелию. Говен их побаивался и много раз жаловался на их дикость и нежелание работать. Их можно заставить обрабатывать землю только под палкой.

Крепостные у других помещиков той же губернии три дня в неделю отрабатывают на барщине, и Пьер Говен не перестает убеждать маркиза в преимуществах такой формы ведения хозяйства.

Всего в пензенском имении две тысячи девятьсот девять десятин обрабатываемых земель. В 1797 г. в деревнях Синдорово и Колопино проживало шестьсот душ крестьян, и на каждого приходилось больше пяти гектаров земли. К 1813 г. число душ выросло до тысячи ста и соответственно вдвое уменьшились обрабатываемые площади. Выходом могло стать сведение лесов, но трудность в том, что большая их часть не разграничена с казенными, и пока это разграничение не проведено, увеличить посевные площади и тем самым облегчить положение крестьян невозможно.

Значительный доход приносили три мельницы (соответственно с двумя, тремя и четырьмя жерновами), причем мололи на них не только собственное зерно, но и собранное с соседних казенных земель. Некоторая часть продукции поступала на казенный водочный завод. Крестьяне, наделенные коммерческой жилкой, торговали зерном и наживали немалые деньги. Колопинские Борис и Петр даже ссужали деньги жителям уездного города.

Здешние земли давали богатый урожай ржи, овса, пшеницы, гречихи; выращивался здесь и лен, и умелые ткачихи имели неплохой доход. Многие промышляли извозом — тоже довольно доходное занятие.

Имелись у крестьян пасеки, дававшие превосходный белый мед. Пчелы брали взятки в июле, в пору цветения лип. Порода овец улучшилась с помощью испанских производителей: их маркиз присылал из Одессы, в окрестностях которой один немец, Мюллер, завел (подобно крымской приятельнице маркиза мадам де Вассаль) образцовое хозяйство, где разводил вывезенных из Испании мериносов. Комментарии Говена по этому поводу не лишены интереса: “Шерсть у них мягкая, как хлопок; хотелось бы иметь таких овец побольше, но посмотреть на них приходит столько народу, что я боюсь, как бы не было сглазу…”

Счета содержались Говеном в безукоризненном порядке: он отдавал их переписывать писцу и прилагал к отчету, который отсылался маркизу вместе с оброком каждое полугодие. “Вчера мы считали оброк вместе с почтмейстером, — писал управляющий, — а затем он занес итог в почтовую книгу”. Оброк выплачивался не серебром, а ассигнациями, но ни в коем случае не в банкнотах по пятьдесят и сто рублей: после войны с Наполеоном в обращении оказалось множество фальшивых билетов такого достоинства.

Большим событием для Синдорово и Колопино каждый раз являлся рекрутский набор. В 1812 г. надо было представить сорок четыре рекрута, т.е. одного человека на каждые двадцать пять душ. К этому добавлялись еще три лошади со сбруей, три ремонтные и две тысячи двести рублей на довольствие господ офицеров. Было немало дезертиров: не меньше тридцати человек прятались по лесам, не желая идти на войну. Маркиз снизил сумму оброка, поскольку уменьшилось число рабочих рук, но беглецов приказал разыскать. Война продолжалась, и продолжались рекрутские наборы. В 1813 г. забрили двадцать два человека, т.е. двух на каждую сотню душ и т.д. Бедняга-управляющий совсем потерял голову: “Крестьяне увечат себе ноги или руки, чтобы не попасть в число рекрутов, и это не только у нас, но и по всей губернии”.

Жаловаться можно было предводителю дворянства или губернатору, князю Голицину. Они либо сами разбирали жалобы, либо переправляли их в Санкт-Петербург. Положение крепостных крестьян определено российскими законоуложениями, за преступления их судит губернский суд. Со времени своего восшествия на трон Александр думал об освобождении крестьян, даже начал его осуществлять в Прибалтике, но должен был отступить перед лицом многочисленных экономических и социальных осложнений, связанных с такой радикальной реформой.

Письма Пьера Говена представляют собой нечто вроде дневника, в котором запечатлелась повседневная жизнь русской деревни. Почти каждую неделю маркизу доставлялись в Санкт-Петербург отчеты о больших и маленьких происшествиях, случившихся в его имении. Каждое письмо — это три или четыре страницы, испещренные убористым почерком.

Здесь рассказывается обо всем: о краже лошадей; о денежной сумке, которую почтмейстер выронил на переправе, и о том, как потом пришлось сушить бумажные деньги; о проливных дождях, из-за которых остановились мельницы; о страшной августовской засухе 1817 г., когда жара сожгла все посевы и даже не дала расцвесть липам; о пожарах, особенно страшных из-за сильных ветров, и о сгоревшем до тла Краснолобске — “настоящее светопреставление, но лес, слава Богу, не пострадал”.

Когда в конце 1815 г. составлялась очередная ревизская сказка, Говен сообщил, что регистрации подлежат лица не только мужского, но и женского пола — это чуть ли не впервые.

В своей декларации о доходах маркиз Иван Иванович де Траверсе объявил доход в пятнадцать тысяч рублей, из которых тысяча двести приходилась на его имения Гвоздевка в Воронежской губернии (сто тридцать две души) и Синдорово и Колопино в Пензенской (тысяча сто душ).

Эта декларация, датированная 11 февраля 1812 г., предназначалась для воронежского дворянского собрания. В то время маркиз еще не владел Романщиной. Уплатой налогов занимался Пьер Го-вен, ему часто приходилось успокаивать хозяина: “все подати уплачены, долга перед казной не осталось”.

Декабрьским вечером 1815 г. у подъезда дома на Английской набережной остановились четверо саней. Они привезли из Синдорово восьмерых молодых крестьян, “ладных и пригодных ко всякому делу”: их выбрал Говен по требованию маркиза для переселения в Романщину, где не хватает рабочих рук.

Поездка, которая откладывалась до того, как не установится санный путь, продолжалась две недели и прошла без приключений. Из пензенского имения доставили липовый мед для маркизы и семьдесят куньих шкурок на шубу маркизу.

Пензенские крестьяне увидели столицу впервые. Санкт-Петербург готовится к торжествам по случаю бракосочетания в царской фамилии: великая княгиня Екатерина, вдова принца Ольденбургского, выходит замуж за принца Вюртембергского. Брак был заключен 24 января. Крестьяне гордились высоким положением своего барина: “он в течение двух дней был гостем на государевом празднике, а на третий устроил у себя обед, на который съехалось множество генералов”.