Всем известны слова Христа: Если… не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф 18;3). Но о чем это сказано? Ведь очевидно же, что не о детских капризах, шалостях и слабом знакомстве с житейскими реалиями. Господь призывает нас уподобляться детям именно в этом удивительном их качестве – любить и прощать даже своих обидчиков. Уподобляться в том самом детском беззлобии и всепрощении, которое мы так упорно игнорируем даже в собственном ребенке, столько раз прощавшем нам наше хамство и беспардонность.
Конечно, со всеми этими соображениями можно поспорить. Например, в том смысле, что библейский Хам (по имени которого, собственно, и был назван этот порок) пытался опозорить не кого-нибудь, а своего отца, ослабевшего от молодого вина и уснувшего без одежды. Следовательно, хамством являются лишь те безнравственные поступки, которые дети совершают по отношению к своим родителям, но – никак не наоборот.
Что ж, наверное, можно рассуждать и так. Но мне кажется, что и в этом случае довлатовское определение все равно будет более точным. Ведь потому и потешался Хам над наготой своего спящего отца, что в тот момент чувствовал полную свою безнаказанность. А Ной тогда оказался слабым и беспомощным. Точно таким же, какими бывают наши дети, когда мы устраиваем им очередную хамскую выволочку за их мелкие детские провинности.
Однако, главная трагедия хамства заключается даже не в торжестве его безнаказанности, а как раз, наоборот – в ложности этого ощущения собственной неуязвимости, которым всяк хамящий склонен себя обманывать. Потому что каждому человеку раньше или позже, но обязательно придется отвечать перед Богом за все свои грехи. В том числе – и за хамство. И тогда будет уже совсем не важно – кому мы нахамили когда-то: своим ли детям, своим родителям или просто постороннему человеку, случайно попавшему нам под горячую руку. Важно будет другое: сумеют ли люди, обиженные нами, найти в себе достаточно любви, чтобы оказаться на Божием Суде не обвинителями нашими, а заступниками и молитвенниками? Смогут ли они простить нас тогда? Простить так же, как наш ребенок прощает нам сегодня нашу грубость и несдержанность. Которые, до поры, остаются безнаказанными.
Неоконченная книга о. Андрея Кураева
В Церковь я пришел, когда мне было 23 года. Роман Булгакова «Мастер и Маргарита» был прочитан мной к этому времени раз десять, стал любимой книгой, и, безусловно, явился одним из факторов, повлиявших на моё обращение в православную веру. Но когда я по-настоящему уверовал во Христа как в Бога, то положил книгу на самую дальнюю полку, где она и пролежала благополучно нетронутой до тех пор, пока, я её кому-то не подарил.
Нет, это не было решительным отказом от чего-то, что я посчитал для себя «нечистым». В неофитском порыве я выкинул из дома целую кучу действительно грязных книг, но вот булгаковский роман… Там была какая-то двойственность, которую мне очень трудно было сформулировать. В общем, я не понял тогда, как к нему отнестись с христианских позиций. И, полагаю, в этом своём недоумении оказался далеко не одинок. Наверное, нет в России верующего человека, который, прочитав эту книгу, хоть однажды не задался бы вопросом: можно ли сказать, что роман «Мастер и Маргарита» является произведением христианской культуры, или, наоборот, не может быть отнесен к таковой? Потребность в спокойном и компетентном исследовании этой проблемы назрела достаточно давно.
Поэтому работу Андрея Кураева «Мастер и Маргарита: за Христа или против?» с полным на то основанием можно назвать – долгожданной. Во всяком случае, я, узнав, что о. Андрей работает над этой темой, ждал выхода книги с нетерпением. Но когда прочёл ее, то просто растерялся: обещая ответить на вопрос, вынесенный в название книги, о. Андрей вместо этого ещё больше усложнил ситуацию.
Сразу хочу объясниться: мне очень нравится творчество о. Андрея Кураева, я люблю все, что он написал, и глубоко уважаю этого автора. Книга, о которой идет сейчас речь, для меня так же интересна и значима, как и любая из его предыдущих работ. Просто, на мой взгляд, она – не закончена. И я надеюсь, что о. Андрей простит мне попытку хотя бы обозначить вопросы, ответив на которые, как мне кажется, он мог бы внести полную ясность в предмет своего исследования.
Итак. В самом начале книги о. Андрей говорит, что этой работой он хочет оправдать свою давнюю любовь к роману Булгакова. Тут же ставит перед собой пять вопросов, ответы на которые, по его мнению, помогут это сделать. Вот эти вопросы:
1. «Имею ли я право продолжать с любовью относиться к булгаковской книге, несмотря на то, что за эти годы я стал ортодоксальным христианином?»
2. «Может ли христианин не возмущаться этой книгой?»
3. «Возможно ли такое прочтение булгаковского романа, при котором читатель не обязан восхищаться Воландом и Иешуа, при этом восхищаясь романом в целом?»
4. «Воланд – оппонент автора или резонёр, которому доверено озвучивать авторскую позицию?»
5. «Возможно ли такое прочтение романа, при котором автор был бы отделён от Воланда?»
Мне думается, что в книге он ответил лишь на два последних вопроса, причём сделал это, как всегда – блестяще! По существу, вся книга – это великолепная апология личности М. А. Булгакова и мотивов, которыми он руководствовался, создавая роман «Мастер и Маргарита».
Но есть ещё три вопроса. Правда, с первыми двумя проблем не возникает. Автор не стал отвечать на них, скорее всего потому, что для ответа совсем необязательно даже знать содержание романа. Православие не ограничивает христианина в правах – напротив, расширяет их. Ну, в самом деле, вспомним: «всё мне можно, но не все полезно». Став ортодоксальным христианином, Андрей Кураев может с любовью относиться к чему угодно, если не усматривает в этом вреда для себя, и булгаковская книга не является тут исключением из общего правила.
Может ли христианин не возмущаться этой книгой? В принципе – может. Христианин призван к любви, миру и радости, а не к возмущению. В истории Церкви были христиане, которые не возмущались даже при виде настоящей нечистой силы, что уж тут говорить о нарисованной.
Вот с третьим вопросом посложнее. В художественном творчестве есть такие же непреложные законы, как и в любой другой сфере человеческого бытия. Воспринимая любое драматургическое произведение, читатель или зритель всегда, пускай даже неосознанно, отождествляет себя с положительным персонажем (помните, у Высоцкого:
И злодея следам не давали остыть,
И прекраснейших дам обещали любить,
И, друзей успокоив и ближних любя,
Мы на роли героев вводили себя.)
Это основной механизм воздействия художественной литературы на читателя. Если такого отождествления не происходит, книгу до конца можно прочесть только из-под палки, потому что никакого интереса она у читателя не вызовет. Но, по определению о. Андрея (с которым я категорически согласен), положительных персонажей в романе нет вообще. Поэтому восхищение самим романом в целом без восхищения героями, которых, хотя бы условно можно было бы считать положительными, представляется мне довольно замысловатым интеллектуальным упражнением, которое, впрочем, при определённом навыке всё-таки можно исполнить.
Вот тут и возникает первый вопрос к о. Андрею: а зачем, собственно, христианину восхищаться романом без положительных персонажей?
В литературе есть совсем немного жанров, в которых присутствие положительных персонажей необязательно и одним из этих жанров, безусловно, является сатира. Роман Булгакова о. Андрей прямо относит к сатире, направленной против вульгарной атеистической пропаганды и прямо адресованной к духовным родственникам Булгакова – белой церковной интеллигенции (здесь, и далее я буду пользоваться формулировками о. Андрея не из иронических соображений, а потому что считаю эти формулировки очень точными и не вижу смысла портить их своей интерпретацией). Остальных читателей романа о. Андрей определяет как две категории Шариковых. Те, кто попримитивнее, возмущались этой сатирой; те, в чьей крови всё же были гены «водолаза» – радовались ей. Но только свои, «белые» могли прочитать роман, как произведение христианское.