Имущественные отношения супругов могут быть установлены и, действительно, устанавливаются по трем началам: 1) подчинения имущества жены праву мужа; 2) общности прав на имущества обоих супругов; 3) раздельности прав имущественных каждого из супругов. Типическим построением права по первому началу считается древнеримское; типом права семейной общности имуществ может быть признано немецкое; наконец, образцом раздельности имуществ супругов может быть выставлено славянское право, преимущественно русское. Однако то, что сказано здесь о древнеримском, германском и славянском праве нужно принимать не без ограничений: и в древнеримском праве можно наблюдать некоторые права жены на имущество, и в немецком – некоторые признаки раздельности имущественных прав супругов.

Что же касается до славянского права, то и в нем можно отыскать все три указанные типа в последовательном историческом развитии: древнейшее время, когда личные отношения основаны на зависимости жены, в имущественных отношениях нельзя отыскивать ни раздельности прав супругов, ни даже общности их: вместе с лицом жены и самое имущество ее подчиняется власти мужа. Во второй период до XVIII в. у русских господствует начало общности семейных имуществ, с существенными исключениями в пользу раздельности некоторых из этих имуществ. Только в XVIII в. устанавливается законом ныне действующее право полной раздельности имуществ супругов.

а) Древнейшая эпоха – подчинения имущества жены власти мужа – не может быть исследована с надлежащей точностью по недостатку исторических данных. Некоторый свет проливают только слова летописи о браке у полян: «Заутра приносят по ней, что вдадуче» – это приданое, которое отдается за невестой в руки и во власть мужа. Впрочем, как в личных отношениях супругов, рабство жены исчезло в доисторические времена, так и в имущественных отношениях нельзя уже отыскивать полного поглощения прав жены правами мужа. Этим отчасти объясняются факты, на которые ссылается Неволин, находя и в ту первобытную эпоху следы раздельности имуществ, указывая на пример Ольги, у которой был свой город (Вышгород), свое село Ольжичи, свои звериные и птичьи ловли. Он сослался также на сагу об Олаве, по которой русская княгиня имеет свое отдельное войско. Все эти примеры взяты из княжеского права, а княжеское право, несмотря на смешение в нем публичных начал с частными, не может быть признано образцом отношений частных: так, Вышгород называется городом Ольги потому, что в то время, в малолетство Святослава, Ольга была единственной представительницей княжеской власти; Вышгород же считался княжьим городом по преимуществу для всех князей, правивших Киевом. Известия саги об Олаве относятся к периоду вдовства Ольги, а потому ни в каком случае не могут служить для уяснения ее прав на свои имущества по отношению к правам мужа. Затем, можно бы привести в доказательство раздельности имущественных прав жены и мужа ту статью договора Олега, в которой говорится о взыскании с убийцы, когда он скрылся, именно: все имущество убийцы поступает родственникам убитого, за исключением той части, которая следует по закону жене. Но это постановление явно составлено под влиянием византийского права, ибо, по русскому праву, даже позднейшему, умышленный убийца выдается на поток и разграбление вместе с женой и детьми.

Однако, в Русской Правде содержится несколько указаний на имущественные права жены, что и приводится обыкновенно в доказательство существования принципа раздельности супружеских имуществ уже в то время (в XI–XIII вв.). Но все указания Русской Правды на этот счет заключаются в той части ее, где она ведет речь о наследстве, т. е. заключает в себе указания на права жены по прекращении брака, нисколько не уясняя вопроса об отношениях мужа к имуществу жены при существовании брака. Так как постановления Русской Правды об этом предмете будут изложены в истории права наследования, то здесь достаточно заметить, что по смерти мужа жена или остается распорядительницей общесемейного имущества, или получает выдел наравне с сыновьями, по распоряжению мужа или по закону. Во всяком случае постановления Русской Правды относятся уже к довольно поздней христианской эпохе.

Ссылаются также на «вопрошание Кириково» XII в., в котором между причинами развода находим и следующее: «Ожели вельми зло будеть, яко не мочи мужю держати жены, или жена – мужа; или долг мног у мужа застанет, а порты (одежды) ее грабити начнет, или пропиваеть, или ино зло…». Эта ссылка ослабляется тем, что: а) по этому памятнику произвольное распоряжение со стороны мужа имуществом жены относится к ее одеждам, а право на одежду приписывалось и рабам; б) речь идет о распоряжении имуществом жены для целей порочных и не само по себе ведет к разводу, а приводится лишь, как приблизительный признак полного несогласия супружеской жизни; обращение имущества жены на удовлетворение долгов мужа не доказывает самостоятельности имущественных прав жены; в) единственным средством предотвратить расточение мужем имущества жены признан развод, чем косвенно утверждается мысль, что при существовании брака нет средств гарантировать имущественные права жены от произвола мужа. Подобное же указание могли бы иметь статьи (24 и 25, по нашему изд.) устава Ярослава о том, что муж, который уличен в краже конопли, льна, жита, белья и женских одежд, подлежит уголовному наказанию. В уставе Владимира в числе дел, подлежащих суду церкви, упоминается «пошибанье (ссоры) между мужем и женою о животе», т. е. движимом имуществе. Здесь, действительно, можно видеть доказательство прав жены на вещи, не только принесенные ею в виде приданого, но приобретенные собственным трудом ее во время брака, но некоторые из этих имуществ должны быть признаны не собственными (отдельными) имуществами жены, а имуществом, предназначенным на общее содержание семьи («жито»). Вообще же редакции уставов Владимира и Ярослава, дошедшие до нас, могут изображать порядки довольно позднего времени.

Итак, повторяем, для древнейшего времени у нас нет средств разрешить вопрос об имущественных отношениях супругов с научной точностию. Но представленные факты и соображения дают возможность предположительно установить такой порядок развития этого института в 1-й период. 1) Когда брак совершается через похищение и покупку жены, то об имущественных правах жены не могло быть речи. 2) Когда установился брак через приведение, с которым соединялся внос приданого, то некоторые имущества, именно движимые и, в частности, женские одежды и украшения, и вещи, приобретенные личным трудом жены, признаются имуществами жены (не без участия, однако, прав мужа; см. вопрошение Кириково). 3) После принятия христианства, под влиянием церковного права[148] и личные и имущественные права жены возрастают: именно, кроме прав на приданое, составляющее, так сказать, peculium жены, за нею утверждается участие в правах на общесемейное имущество (о чем и свидетельствует устав Ярослава). Таким образом к концу 1-го периода относится начало порядков, развивавшихся во 2-м периоде, т. е. общности прав супругов: а) на имущества, назначенные для целей брака; б) на имущества, приобретенные общим трудом во время брака.

б) Семейная общность имуществ (XIV–XVII вв.). Период XIV–XVII вв. как в московском, так и в литовско-русском праве есть период господства общности семейного имущества. Неволин признает и для этого времени основным принципом раздельность имуществ супругов, а признаки общности, именно заключающиеся в учении о приданом и о правах наследования супругов одного после другого, считает исключением. Мы, на основании точного смысла памятников, должны признать, наоборот, первое исключением, а второе общим правилом.

Общее право супругов на вещи простиралось: 1) на имущества, предназначенные при заключении брака на общие цели семьи; 2) на имущества, приобретенные обоими супругами при существовании брака.