Изменить стиль страницы

Кранах долго молчал, испытующе глядя на гостей. Молчание затягивалось, становясь невежливым Хозяин, видимо, это почувствовал. После долгих колебаний он нехотя сказал:

– Да, почтенные господа, вы правы, Мартина нет в Виттенберге. С месяц назад он уехал, но вот куда и зачем – не знаю. Думаю, вам стоит навестить Филиппа Меланхтона, возможно, он знает больше моего.

– Что ж, благодарю вас, господин бургомистр, – холодно поклонился Вольфгер, – мы последуем вашему совету. Не соблаговолите ли сообщить, где живёт господин Меланхтон?

– Вас проводит мой слуга, – сказал Кранах, – это недалеко.

***

– Тебе не кажется, что этот высокомерный господин нам не поверил и отделался от нас, свалив ответственность на Меланхтона? – спросил отец Иона у Вольфгера, когда они шли по улице вслед за слугой Кранаха. – По-моему, он знает, где скрывается Лютер, но не хочет говорить.

– Мне тоже так показалось, – негромко, чтобы не услышал слуга, ответил барон, – но что мы можем сделать? Он здесь хозяин, а мы – гости. Причём не больно-то желанные. Будем надеяться, что у Меланхтона нас ждёт более тёплый приём. Хотя, кто их знает, этих евангелистов… Кажется, мы уже пришли, вот его дом.

– А господин Меланхтон явно не бедствует, – заметил отец Иона, рассматривая фасад жёлтого трёхэтажного каменного дома. На каждом этаже на улицу выходило по три окна, забранные зеленоватыми стёклами в частом переплёте. На фронтоне красовались три яруса полуколонн, которые были соединены арками, напоминавшими купола византийских храмов.

Отпустив слугу Кранаха, Вольфгер постучал.

Дверь открыл рослый слуга, который, остановившись на пороге, подозрительно разглядывал непрошеных гостей и не спешил впускать их в дом.

– Что угодно господам? – спросил он.

– Барон фон Экк и отец Иона к господину Меланхтону, – ответил Вольфгер, которому уже начала надоедать подозрительность и недоверчивость здешних слуг. – Хозяин дома? Доложи поскорее!

Слуга неловко поклонился и, поколебавшись, пропустил гостей в темноватую и довольно тесную прихожую. В стену были вбиты кованые железные крючья для одежды, наверх вела крутая деревянная лестница. Слуга ушёл, даже не подумав помочь гостям снять верхнюю одежду.

Вольфгер нахмурился: начало визита не обещало ничего хорошего. Через несколько минут ожидания на лестнице раздались быстрые шаги и к гостям спустился хозяин дома.

– Господа, чем обязан честью посещения? – спросил он.

– Мы прибыли к вам, господин доктор, по делу, которое, возможно, покажется вам странным и весьма необычным, – сказал Вольфгер. – Я – барон фон Экк, а это – мой капеллан, отец Иона. Мы – послы его императорского высочества курфюрста Альбрехта Бранденбургского к доктору Мартину Лютеру, но, поскольку его не оказалось дома, бургомистр, герр Лукас Кранах, указал нам на вас, как на ближайшего друга и сподвижника Лютера.

– Вот как? – удивлённо переспросил Меланхтон, – послы? Тогда что же мы стоим в передней, господа? Прошу вас в мой кабинет, там и поговорим.

Он легко взбежал по лестнице. Вольфгер и монах двинулись за ним.

Кабинет доктора Меланхтона оказался очень уютным, хотя и небольшим. Наверное, это была любимая комната хозяина, в которой он проводил лучшие часы жизни.

Кабинет безраздельно принадлежал книгам. Большие и маленькие, старые и новые, рукописные и печатные, пухлые фолианты в переплётах из потрескавшейся свиной кожи и тощие брошюры вовсе без обложек теснились на полках, грудами лежали на столе и на подоконниках. Кругом были стопки бумаги, рулоны пергамента, перья, перочинные ножички, подсвечники, заплывшие воском – вероятно, хозяин много работал по ночам. Пахло чернилами, пергаментом и книжной пылью – знакомый и любимый Вольфгером запах. В комнате стояла пара кресел, стол, накрытый вязаной скатертью, и конторка – Меланхтон, наверное, предпочитал писать стоя. В комнате было тепло, в углу уютно потрескивала облицованная синими изразцами голландская печь.

Хозяин указал гостям на кресла, а сам остался стоять, опершись на конторку. Было видно, что эта поза для него привычна и естественна.

Вольфгер с любопытством разглядывал ближайшего сподвижника и друга Лютера. Меланхтону на вид было около тридцати, он выглядел как типичный кабинетный учёный, неделями не выходящий из дома – бледный, узкоплечий, с умным, нервным лицом и близорукими глазами. Его длинные русые вьющиеся волосы уже изрядно поредели. Меланхтон был одет в тёплый халат, по покрою напоминающий профессорскую мантию. Из-под рукавов халата выглядывали манжеты крахмальной рубахи. Хозяин вежливо ждал, пока гости начнут разговор.

Вольфгер откашлялся и начал:

– Господин доктор, нас привела к вам череда событий, которые можно назвать поистине удивительными, странными, а, быть может, и страшными. Дело в том, что моему капеллану были явлены неоспоримые признаки приближения конца света.

Меланхтон, который пододвинул к себе лист бумаги и чернильницу, чтобы по привычке записывать разговор, вздрогнул и уронил перо.

– Я… я не ослышался?! Не осмеливаюсь повторить…

– Увы, не ослышались, – холодно сказал Вольфгер. – Речь идёт ни более, ни менее, как о светопреставлении, и мы хотели бы по этому, столь прискорбному поводу получить высокоучёный совет и наставление доктора Мартина Лютера, чей богословский авторитет в стране поистине неоспорим, но, к несчастью, его нет дома, и мы не знаем, где его искать.

– Но… почему вы решили, что речь идёт именно об окончании земного бытия всего сущего? Возможно, это ошибка? Может быть, существует, другое толкование? Признаться, я растерян, совершенно выбит из колеи, и даже не знаю, что сказать вам…

– Это долгий разговор. Вы располагаете временем, герр доктор?

– Конечно, конечно, – кивнул Меланхтон, – все мои дела не стоят ровно ничего в сравнении с ужасной катастрофой, так неожиданно и грозно нависшей над нами! Рассказывайте скорее, прошу вас!

– Ну что ж, отче, вот и пробил твой час, – сказал Вольфгер. – Начинай с самого начала.

***

Когда отец Иона закончил рассказ, на Меланхтона было жалко смотреть. Он стоял, вжавшись в угол и обхватив руками узкие плечи.

– Сладчайший Иисусе, – пробормотал он, – за что ты так сурово караешь нас? Что же я скажу Катерине?!

– Кому, простите? – переспросил Вольфгер.

– Моей супруге, фрау Катерине, – пояснил Меланхтон. – Видите ли, господа, я недавно вступил в брак и… моя супруга в тягости. У нас нет тайн друг от друга, я не смогу скрыть от неё ужасную весть, которую вы принесли в мой дом. Мир клонится к закату. Каким он будет, когда в него вступит наше дитя?! И зачем ему появляться на свет Божий, если скоро свершится предсказанное? О, горе, горе!

Он стал читать наизусть, задыхаясь и захлёбываясь:

«И вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь;

И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои;

И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих».[68]

Вольфгер вдруг понял, что не стоит ждать помощи от этого маленького, испуганного человека, потратившего жизнь на изучение и перевод греческих текстов, внезапно оказавшихся никому не нужными.

– Как же так, господин Меланхтон, – спросил он, – ведь вы доктор теологии, наверняка изучали эсхатологию[69], читаете по памяти Откровение Иоанна Богослова, и вдруг ужасаетесь вести о неизбежном?

– Да, конечно, разумеется… вы правы… – забормотал Меланхтон, – но, видите ли… мы всегда рассматривали конец света несколько умозрительно… А тут… Понимаете, этот дом, эти стены, эти книги, даже это перо, которое я держу в руках, да и мои руки – ведь всё это по Его воле исчезнет! И я не могу сдержать охватывающий меня ужас…

вернуться

68

Откровение св. Иоанна Богослова, глава 6, стихи 12-14.

вернуться

69

Эсхатология (от греч. ἔσχατον — «конечный», «последний» + λόγος — «слово», «знание») — система религиозных взглядов и представлений о конце света, искуплении и загробной жизни.