Меланхтоном овладела лихорадочная жажда деятельности. Он бросился к столу, набросал записку, запечатал её своим профессорским перстнем, вызвал слугу и велел отнести послание в замок.

– Подождём, – сказал он, обессиленно падая в кресло. – Замок недалеко. Если Георг на месте и захочет принять нас, мы скоро узнаем об этом.

Внезапно он спохватился, покраснел и извиняющимся тоном сказал:

– Господа, примите мои искренние извинения за то, что я не приглашаю вас к столу, но в нашем доме не едят мясного. У нас нет ни пива, ни вина, боюсь, наша скромная трапеза только отобьёт у вас аппетит…

– Ничего, мы отобедали заранее, – холодновато-вежливо ответил ничего не евший с утра Вольфгер. Отец Иона, который к отсутствию пропитания относился куда более спокойно, только улыбнулся.

– Герр доктор, – сказал он, – может быть, пока у нас есть немного времени, вы окажете нам честь и поясните основные принципы учения Мартина Лютера, так сказать, устами ближайшего сподвижника? Мы много слышали о лютеранстве, но рассказывали о нём в основном либо люди малообразованные, либо церковники, придерживающиеся догматов римской католической церкви. Тем более ценным был бы для нас ваш высокоучёный рассказ.

– Конечно, конечно, с охотой и удовольствием! – воскликнул Меланхтон, ощутив себя в привычной роли университетского преподавателя. Он вскочил на ноги и стал мерять шагами кабинет, нервно потирая руки и прикидывая, с чего лучше начать.

– Учение Лютера часто называют евангелическим, – начал он, – и в этом главная особенность лютеранства. Мы утверждаем непогрешимость Священного Писания. Вы можете спросить: ну и что, ведь римско-католическая церковь утверждает то же самое? Верно, но мы идём дальше: мы отрицаем Священное Предание, то есть сочинения отцов церкви и решения Вселенских соборов. Уже одно это влечёт за собой огромные, поистине небывалые последствия, ведь в Евангелиях ничего не сказано о разделении христиан на священников и мирян, там нет ни единого намёка на существование духовного сословия, а, следовательно, оно и не нужно. Вообще, если вы попросите меня перечислить основные принципы лютеранства, то я назову следующие.

Во-первых, это принцип всеобщего священства – каждый христианин может проповедовать и отправлять религиозные обряды. А раз это так, вся существующая церковная иерархия – от приходского священника до Папы Римского – не нужна, ведь церковь Восточного обряда как-то обходится без папской курии! Папство по Лютеру – это антихристово установление, вся римско-католическая церковь ставится вне закона.

И вообще, у каждого государства должна быть своя, независимая церковь. Церковной жизнью должны управлять Соборы, созываемые монархами и проводимые при участии князей, дворян и представителей сословий.

Во-вторых, из принципа всеобщего священства следует, что священник, которого Лютер называет пастором, не назначается церковным начальством, а выбирается самой общиной.

В-третьих, католическая месса на латыни, непонятная простым прихожанам, отменяется. Вместо неё пастор обязан читать проповеди, посвящённые насущным вопросом жизни общины.

Все церковные праздники и почитание святых отменяются.

Паломничества могут совершаться только в добровольном порядке и если они не мешают прихожанину выполнять его семейные обязанности.

В-четвертых, поскольку в Новом Завете нет упоминания о монахах, монастырях и монашеских орденах, монашество запрещается, монахи возвращаются к мирской жизни, а монастырские земли и собственность распределяются между членами общины.

В-пятых, церковная десятина отменяется, церковь существует на добровольные взносы прихожан.

В-шестых, категорически запрещается продажа индульгенций.

И, наконец, в-седьмых, из 7 таинств остаётся только два: крещение и причастие. Лютер учит, что вера в таинства – это род дурмана, с помощью которого христианин усыпляется и отвлекается от терпеливого несения мирского креста. Спасение заключается только в силе веры. От пастора не зависит ничего, спасение человека зависит только от силы, глубины и искренности его веры.

– Да вы хоть понимаете, на что подняли руку? – потрясённо спросил Вольфгер. – Вот теперь мне окончательно ясно, почему Лютера собирались предать суду инквизиции и сжечь на костре. Нужно быть слабоумным, чтобы не понимать: ваш евангелизм уничтожает всё здание католической церкви, не оставляя от него камня на камне!

– Конечно, мы всё понимали, – кивнул Меланхтон. – Мартин говорил мне, что был близок к тому, чтобы принять венец мученика. Вы скажете, что когда его вызывали на допрос к папскому легату, а потом на рейхстаг в Вормс, ему давали гарантии безопасности. Это так, но сто лет назад Яну Гусу тоже давали гарантии, и они не помешали сжечь его в Констанце на костре из его же книг…

– Говорят, Гус предсказал приход Лютера, – задумчиво сказал отец Иона, – якобы он сказал: «Я-то – Гусь, а за мной придёт Лебедь!» Интересно, правда это?

– Что ж, в предсмертные минуты на некоторых людей нисходит пророческий дар, – кивнул Меланхтон, – я тоже читал об этом. Правда, эта фраза Гуса толкуется по-разному, но так всегда бывает с предсказаниями…

В кабинет вошёл слуга и протянул Меланхтону письмо. Он распечатал его, пробежал и сказал:

– Господа, нам сопутствует удача! Георг Спалатин в замке и готов принять нас. Не будем терять времени!

***

Личный секретарь и доверенное лицо курфюрста Фридриха Мудрого Георг Спалатин уже ждал их. Высокий, узколицый человек с длинным носом и хитрыми умными глазами, богато одетый, с тщательно завитыми волосами встретил гостей с улыбкой:

– Я знаю, что в доме у профессора Меланхтона гостей угощают только варёными овощами, поэтому мы сначала пообедаем, а потом займёмся делами. Ну-ну, Филипп, не красней и не обижайся, мы простые люди и твоя аскеза не всем по плечу. Нам остаётся смиренно вкушать мясо, запивать его вином и завидовать твоей стойкости духа!

– Позвольте узнать, как здоровье его королевского высочества курфюрста Фридриха? – вежливо спросил Вольфгер.

Весёлое лицо Спалатина омрачилось:

– К сожалению, у меня нет для вас хороших вестей, господа. Медикусы бессильны, жизнь моего повелителя ныне находится в руце божьей, впрочем, как и все наши жизни, и нам остаётся только горячо молиться, чтобы Господь не прибрал его к себе…

– А курфюрст здесь? – зачем-то понизив голос, спросил отец Иона.

– Конечно, нет, он далеко отсюда, в замке Лохау. Место там не очень здоровое, мы бы хотели перевезти нашего господина в какой-нибудь другой замок, но, конечно, не зимой. Подождём весны, боюсь, зимний переезд убьёт его.

– Но… что же будет с Мартином, что же будет со всеми нами, если Господь призовёт курфюрста Фридриха к себе? – спросил Меланхтон.

– Я думаю, ничего страшного не случится, – ответил Спалатин. – Лет десять назад – да, опасность была бы смертельной, а теперь Лютер – фигура, которую нельзя просто так тронуть, на дыбы встанет вся Германия. Учение Лютера – лучшая защита для самого Лютера. Конечно, было бы лучше, если бы курфюрст прожил как можно дольше, но… Я надеюсь, в крайнем случае, мы найдём защиту у его брата.

Но что же мы стоим, господа? Пока нас не позвали к столу, предлагаю осмотреть замок. Когда ещё представится такая возможность? Филипп, ты рассказал гостям о нашем городе?

Меланхтон вяло улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Тогда это сделаю я! – сказал Спалатин.

– Виттенберг знаменит двумя, то есть, теперь, конечно, тремя достопримечательностями: университетом, Мартином Лютером и богатейшим собранием святых реликвий, составленным усилиями нашего курфюрста. Об университете пусть расскажет Филипп, с Мартином, как я понимаю, вы собираетесь встретиться лично, а вот святые реликвии я вам покажу, они размещены в замковой церкви. Прошу вас, господа, это совсем рядом.

Как вам, несомненно, известно, – начал лекцию Спалатин, когда они вошли в церковь, – римская католическая церковь под грехом разумеет этакое душевное загрязнение, нечистоту, скверну, пятнающую душу, а в небесной благодати, напротив, видит влагу, которая её омывает и очищает. Обычный человек есть сосуд скверны, а вот святые праведники – совсем иное дело. Подвигами веры и мученичества они превратили себя в сосредоточие благодати.