Рост численности населения приводил к дроблению крестьянских участков и разорению крестьян. Уже в начале XVIII в. обследование нескольких провинций показало, что лишь 30-40% крестьян имеют свою землю, остальные вынуждены арендовать ее у помещиков; при этом многие крестьяне-собственники хозяйствовали на карликовых участках в 8-10 му[2604]. В середине XVIII в. положение ухудшилось, губернатор Хунани докладывал императору, что «ныне богатым дворам принадлежит уже пять-шесть десятых всех земель и те, кто раньше владел землей, теперь стали арендаторами»[2605]. Деревню заполнили массы безземельных батраков, готовых работать за скудную похлебку. Дешевизна рабочей силы привела к падению цен на рабов; в 70-х гг. XVIII в. раб стоил в среднем 10 лян серебра, почти вдвое меньше, чем в прошлом веке[2606]. В то же время месячное пропитание раба (1/2 даня риса) стоило 5 цяней, а рабочего можно было нанять за 6 цяней в месяц (10 цяней равны 1 ляну)[2607]. Очевидно, что рабство стало невыгодным[2608]; маньчжуры за выкуп отпускали своих рабов и сдавали поля в аренду.

Рис. 28. Поденная плата в эпоху Цин (в пересчете на литры риса). График составлен на основе данных, приведенных в книге К. Чао[2609] (с учетом хозяйских харчей). Поскольку имеется значительный разброс данных, то помимо средних значений приведены границы 90-процентного доверительного интервала (верхняя и нижняя кривые)

Уменьшились и поместья маньчжурских воинов; привыкнув к расточительности, они влезали в долги, разорялись и продавали свои земли ростовщикам, хотя такие продажи были запрещены законом и правительство иногда пыталось выкупить эти поместья. К середине ХVIII в. маньчжурские солдаты лишились половины своих земель, многие из них жили на выдаваемые казной пайки[2610]. Солдаты получали ссуды на приобретение оружия, но они часто использовались не по назначению, и некоторые воины не имели доспехов. Вместе с тем вырванные из своей природной среды маньчжуры и монголы быстро утрачивали свои военные навыки. К началу XIX в. значительно уменьшилась сила используемых маньчжурами луков: если в XVII в. упоминались луки с натяжением до 8 ли (44,2 кг), то теперь пехотинцы используют луки с натяжением в 5 ли (27,6 кг), а кавалеристы – только 3 ли (16,6 кг). Большую часть кавалерии в XIX в. выставляли уже не маньчжуры, а китайцы. Армия постепенно китаизировалась, в начале XIX в. численность китайских контингентов, входивших в «Зеленое знамя» достигала 650 тыс., что примерно вдвое превосходило остальные «знаменные войска». Аркебузиры по-прежнему составляли менее половины всех пехотинцев. При этом огнестрельное оружие практически не совершенствовалось: на вооружении находились те же аркебузы и пушки, что и в XVII столетии[2611].

Возвращаясь к положению в деревне, нужно отметить, что малоземелье заставляло крестьян искать неземледельческие способы заработка. Современник свидетельствует, что в сельской местности «из каждых десяти семей восемь-девять занимаются ручным прядением и ткачеством»[2612]. Распространялось и профессиональное ремесло, использующее станки: в районе Шанхая 200 тыс. ткачей изготовляли хлопчатобумажные ткани, а в районе Сучжоу половина крестьянских дворов занималась выделкой шелка[2613]. Многие «лишние люди» уходили в города, которые снова разрослись до размеров эпохи Мин. Население старинного шелкового центра Сучжоу достигло одного миллиона[2614], однако Сучжоу был вынужден уступить славу «шелковой столицы» Нанкину; большие шелковые мануфактуры Нанкина имели по 500-600 рабочих. Поднялся из руин «фарфоровый город» Цзиндэчжэнь; хотя фарфоровое производство восстановилось не полностью, в Цзиндэчжэне насчитывалось несколько сот тысяч ремесленников-гончаров. Более миллиона жителей насчитывалось в Ханчжоу и Фошаньчжене; крупнейшим портом, «воротами Китая» был Гуанчжоу. Ремесленники, проживавшие в городах, объединялись в цехи-«ханы», устанавливавшие цены и правила торговли; для вступления в цех требовался трехмесячный стаж ученичества[2615]. Как в эпоху Мин, при Цинах существовало много казенных мануфактур; частные предприятия жестко регламентировались, облагались высоким налогом и часто были вынуждены сдавать часть своей продукции государству по фиксированным ценам. Регламентации подлежала и частная торговля, повсюду стояли таможни, а цены на рынках контролировались особыми уполномоченными. Горные разработки и соляной промысел были государственной монополией, сдававшейся на откупа частным предпринимателям. Соляные откупщики были влиятельной кастой, напоминавшей французских откупщиков «габели»; они в больших масштабах занимались ростовщичеством, и их дома напоминали дворцы[2616]. Другой государственной монополией, сдававшейся на откупа, была монополия внешней торговли. С середины ХVIII в. внешняя торговля была сосредоточена в Гуанчжоу, где ей занималась казенная купеческая гильдия «гунхан». Прикрытый мощными фортами порт Гуанчжоу был единственными воротами в Китай, местом, где цивилизация Востока соприкасалась с цивилизацией Запада. Первые португальские корабли появились у Гуанчжоу еще в 1516 г., вслед за португальцами в ХVII в. у берегов Китая появились голландцы и англичане, но лишь в эпоху Цин торговля с Европой приобрела значительные размеры. В середине XVIII в. главным товаром китайского экспорта был шелк, стоимость вывезенного шелка достигала 1 млн лян в год[2617]. В 1784 г. Англия резко снизила таможенные пошлины на чай, с этого времени начался «чайный бум»; за двадцать лет английские закупки в Китае увеличились в четыре раза, достигнув 7,5 млн лян[2618].

К началу XIX в. численность населения Китая достигла 300 млн человек. За вторую половину XVIII столетия цены на рис возросли с 6–7 до 30–40 цяней за 1 дань, т. е. в 5-6 раз[2619]. Заработная плата тоже возросла, но в меньшей степени: дневная зарплата в зерновом исчислении составляла около 2 литров зерна, этого едва хватало на пропитание. Таким образом, реальная заработная плата за полвека уменьшилась в полтора раза и приблизилась к голодному минимуму.

Одновременно с уменьшением потребления замедлялся рост населения. В 1753–1812 гг. естественный прирост составлял 1,15%, а в 1812-1850 гг. – 0,47%. Данные о китайском населении Ляонина говорят о том, что средняя продолжительность жизни снизилась с 43 лет в 1798-1801 гг. до 33 лет в 1837–1840 гг.[2620]. Отмечается также распространение практики убийства новорожденных девочек, причем исследователи напрямую связывают это явление с падением уровня жизни[2621]. Безземельные крестьяне искали заработка в городах, и в то время как рост населения в целом замедлялся, темпы роста населения городов росли[2622].

Правительство было хорошо осведомлено о происходящих в стране процессах и понимало их причины. Высокопоставленные чиновники в один голос утверждали: «Население растет, и сто бед происходят прежде всего от того, что население слишком велико»[2623]. Даже сам император Цяньлун сетовал, что «не хватает места на полях для домов, а между теми, кто тянет двор, и едоками образуется диспропорция не в пользу кормильцев»[2624]. В 1793 г. сановник Хун Лянцзи представил двору трактат с предупреждением о грядущих бедствиях. «Количество земли и жилья может увеличиться в 2 раза, в крайнем случае в 3-5 раз, в то время как население возрастет в 10 или в 20 раз… – писал Хун Лянцзи. – Знает ли природа средства от перенаселения? Наводнения и засухи, болезни и эпидемии – вот что предлагает нам природа в качестве лекарства…»[2625]. Китайский сановник говорил о грядущем наступлении голода и предупреждал, что многие не согласятся тихо умирать на дорогах, что в конце концов начнутся восстания[2626].