Меня последнее заявление Хрущева тоже задело, и я не удержался, чтобы не возразить: «Никита Сергеевич, не могу же я свою работу начинать с чистки сыновей министров…». Тут Микоян, стоявший рядом и все слышавший, неожиданно вмешался в разговор: «Может, дадим ему кого-то из ЦК, кто будет заниматься кадрами, а он сосредоточится на руководстве оперативной работой». Я опять бросил реплику, зачем же мне еще кто-то из ЦК, когда я сам член ЦК. Хрущев в это время повернулся к Микояну и раздраженно бросил: «Что ты суешь свой нос в любую щель, что ты суетишься!» Но Микоян не унимался: «Но при Дзержинском ведь так было…». «Ну, что ты сравниваешь, ЧК тогда только создавалась…», — возразил Хрущев. Короче говоря, Хрущев однозначно дал мне понять, что он вмешиваться в это дело не намерен и чтобы разбирались сами. С этим я и вернулся на свое место в зал. Перерыв закончился, и заседание продолжилось. Спустя 20–30 минут ко мне подошел сотрудник охраны и, наклонившись, сказал, что меня ждет у себя Хрущев. Я покинул зал, перешел площадь от Большого Кремлевского дворца к административному зданию, где был расположен кабинет Хрущева как премьера. Он был в кабинете один и встретил меня словами: «Ну что, влетело?..» Видно было, что он уже отошел и разговор пойдет по-деловому. Я ответил: «Никита Сергеевич, ну, я сейчас приду в комитет и тоже устрою нагоняй, и что будет? Пойдет все по цепочке сверху донизу, все задергаются, а толку… Мы ведь ведем тайную войну, будут успехи, будут потери, в том числе и в личном составе. Вот и сейчас в результате этого дела нам придется вывести из боя около 400 человек». И уже совсем примирительно он сказал: «Ну ладно, ты дал глупое предложение, и я погорячился. Давай занимайся этим делом. Постарайся сделать так, чтобы было поменьше потерь». Я все рассказал о наших мерах, проверке обстоятельств предательства, отзыве из-за рубежа работников, известных Носенко. Зашел разговор о семье, в которой рос Носенко. Обстановка в ней, если можно так выразиться, была своеобразная. Отец (министр судостроения) играл с сыном-подростком в бильярд на деньги, мать имела любовника-генерала, о чем сыну было хорошо известно. Из всех учебных заведений, в которых Носенко-сын учился, его выгоняли, несмотря на вмешательство отца. В КГБ он попал по ходатайству отца, по протекции бывшего председателя Серова. Очевидно, ясно, как он дорос до своей высокой должности в контрразведке. Как я помню, расследование по предательству Носенко вели Чистяков — это Следственный отдел КГБ — и Сахаровский, начальник Первого главного управления».

Первые меры по факту измены были приняты как раз по линии Следственного отдела, который обеспечивал юридическую сторону, и Первого главного управления, откуда в зарубежные резидентуры была отослана циркулярная ориентировка.

«ПОСТАНОВЛЕНИЕ о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству г. Москва, 15 февраля 1964 г.

Старший следователь Следственного отдела КГБ при СМ СССР, рассмотрев материалы в отношении Носенко Юрия Ивановича, 1927 года рождения, уроженца г. Николаева, украинца, гражданина СССР, члена КПСС с 1957 года, работавшего заместителем начальника отдела Главного управления КГБ при СМ СССР, капитана, проживавшего в городе Москве, ул. Народная, д. 13, кв. 54, установил: 19 января 1964 года Носенко выехал в составе советской делегации в Женеву для участия в работе Комитета 18 государств по разоружению.

4 февраля 1964 года он исчез и, по имеющимся данным, обратился к американским властям с просьбой о предоставлении ему политического убежища.

Принимая во внимание, что в действиях Носенко усматриваются признаки преступления, предусмотренные п. «а» ст. 64 УК РСФСР, руководствуясь ст. ст. 108, 109, 112, 126 и 129 УПК РСФСР,

ПОСТАНОВИЛ:

1. Возбудить в отношении Носенко Юрия Ивановича уголовное дело по признакам пункта «а» ст. 64 УК РСФСР.

2. Принять настоящее дело к своему производству и приступить к предварительному следствию.

3. Привлечь к проведению следственных действий по делу:

Старший следователь Следственного отдела КГБ при СМ СССР (подпись)

Согласны:

Начальник 1-го отделения Следственного отдела КГБ при СМ СССР (подпись)

Начальник Следственного отдела КГБ при СМ СССР

Генерал-майор юстиции Чистяков (подписал заместитель. — О.Н.)».

Вспоминают о тех днях и мои коллеги, в момент бегства Идола работавшие в резидентуре КГБ в Вашингтоне. Один из них, И., рассказывает мне: «Об уходе Носенко на Запад мы вначале узнали из публикации в американской прессе, где говорилось, что он находился в Женеве в составе советской делегации на каких-то переговорах и попросил там политического убежища. Вскоре после этого пришла шифротелеграмма из Центра.

Она была расписана на ознакомление всем сотрудникам резидентуры. В ней говорилось, что Идол перебежал на Запад, изменив Родине, он в шифротелеграмме уже обозначался данной ему, как предателю, кличкой. Описывалось, кто он, давалась его характеристика. Далее просили сообщить, кто, возможно, был знаком с ним, дать, если известны, дополнительные данные о нем, информировать о возможных случаях вербовочных подходов по его наводкам. Это был циркуляр, который разослали во все зарубежные резидентуры КГБ или в большинство из них. После ознакомления с телеграммой на ее основе в резидентуре было проведено оперативное совещание. Главный вопрос о том, кто каким-то образом сталкивался с Идолом в период предыдущей работы или вообще был знаком с ним. Кроме того, были даны инструкции по линии поведения в случае вербовочных подходов со стороны американских спецслужб и другие установки по бдительности и общим вопросам безопасности.

В ходе совещания один из сотрудников заявил, что он знаком с Идолом. В свое время этот оперработник был секретарем комитета комсомола КГБ и выносил выговор Идолу за какой-то проступок. К моменту этих событий он находился в командировке, наверное, около двух лет или чуть меньше. Сразу в Центр пошла шифротелеграмма, оттуда срочно пришло указание о немедленном откомандировании этого сотрудника. Мне выпала доля участвовать в его отправке. Опасаясь возможного вербовочного подхода или других акций против него, мы в спешном порядке, или, вернее, беспорядке, начали сборы. Упаковали его с семьей достаточно быстро и проводили домой с только что открывшегося аэродрома Даллас.

Другой наш работник, также знавший Носенко, выехал домой спустя несколько месяцев. Через некоторое время с почтой из Центра пришло письмо по Носенко с приложением его фотографии. Письмо, по-моему, тоже было циркулярным, и в нем давались указания, как следует поступать в случае встречи, случайной или преднамеренной, с Носенко. Никаких сомнений по поводу того, что он предатель, ни у кого из нас не возникало». Рассказывает Г., сотрудник линии контрразведки в Вашингтоне: «Когда стало известно о предательстве Носенко, то выяснилось, что некоторые из сотрудников резидентуры были знакомы с ним по Москве, сталкивались в процессе служебной деятельности. Помню, что забеспокоился один оперработник, выступавший под журналистским прикрытием, однако он продолжил работу. В то же время сотрудник нашей группы «КР», недавно приехавший в командировку, вскоре был отозван в Москву, поскольку был знаком с Носенко».

В Мексике мы тоже узнали о бегстве Носенко из газет.

В нашей резидентуре в Мехико только один из сотрудников хорошо знал Носенко по прежней работе во внутренней контрразведке. Когда в западной прессе появились сообщения о бегстве Носенко, он был очень расстроен и стал собирать чемоданы, ибо мы все хорошо знали, чем заканчиваются подобные знакомства с предателями. Правда, он приободрился, увидев в газетах фотографию, на которой был изображен другой человек, но утверждалось, что это Носенко. Мы даже предположили, что это провокация американских спецслужб: ушел другой человек, а против Носенко проведено активное мероприятие по компрометации.

Но вскоре все сомнения рассеялись. Из Центра поступила циркулярная шифротелеграмма, подтверждавшая, что Идол действительно изменил Родине. В ней излагались обстоятельства его ухода, биографические данные и характеристика, давались указания о мерах безопасности в связи с предательством и рекомендации, как вести себя в случаях вербовочных подходов со стороны противника. В Москву сообщили о сотруднике, ранее работавшем с предателем, но тогда наш товарищ носил другую фамилию, и Идол не знал, в какую страну он выехал в командировку. Очевидно, в суматохе тех дней в Центре это сыграло свою спасительную роль. Раздумывать о том, что Идол может опознать его по фотографии, было некогда, и реакции Центра не последовало. Через некоторое время томительного ожидания он распаковал чемоданы, приступил к работе и трудился в резидентуре еще не один год.