Каких-либо других данных о Носенко, кроме того, что он исчез, мы ни у полиции, ни у швейцарских властей не получили. Надо сказать, что сразу после того, как 5 февраля стало известно об исчезновении Носенко, мы обратились к швейцарским властям с просьбой розыска Носенко, но просили их об этом ничего не публиковать. Швейцарские власти не публиковали об этом ничего в своей печати до субботы. В субботу о бегстве Носенко стало известно одному из корреспондентов французской газеты, который позвонил в советское представительство и интересовался по этому вопросу. После этого в целом ряде газет мира появились сообщения о бегстве Носенко. Одна из газет даже поместила фотографию якобы Носенко, но это была фотография другого члена советской делегации.

Первые сообщения о бегстве Носенко в заграничной прессе были весьма туманными, т. е. они являлись обычными домыслами корреспондентов. После же серьезного выступления т. Царапкина в прессе появились сообщения о том, что Носенко изменил Родине и что он представляет большую ценность для американской разведки. В прессе также сообщалось, что Носенко являлся сотрудником КГБ и занимал там руководящий пост и что он очень много знает о работе КГБ. В газетах также писалось, что «такого, как Носенко, у американцев никогда не было».

Да, мы до последнего дня думали, что Носенко исчез помимо своей воли, но мы глубоко в этом ошибались. Никаких, даже мельчайших, данных о том, что Носенко был похищен американской разведкой, у нас нет и не было.

Что явилось причиной для измены Родине Носенко, я не могу сказать. Для меня это явилось полной неожиданностью».

Вспоминает полковник КГБ в отставке Глеб Максимович Нечипоренко, бывший в то время работником Первого главного управления: «В феврале 1964 года, готовясь к длительной загранкомандировке, я активно изучал английский язык и поэтому регулярно слушал передачи «Би-би-си», главным образом передачи новостей.

В этот день я услышал сообщение, поразившее меня как гром среди ясного неба. Зарубежное радио передало, что в Швейцарии заявил о своем невозвращении в СССР член советской делегации на Международной конференции по разоружению Носенко, который являлся «ответственным сотрудником КГБ». Я знал во Втором главном управлении оперработника с такой фамилией. Это был заместитель начальника 7-го отдела, занимавшегося иностранными туристами. После услышанного, чтобы уточнить информацию, я позвонил своему товарищу, работавшему в том же отделе в непосредственном подчинении Носенко. Леонид был тогда болен, находился дома и ничего не знал. Услышав от меня о случившемся, он мрачно выругался и произнес: «Ну, теперь меня совсем закопают». Основания у него для такой реакции были».

Вот как вспоминает об этом Леонид Иванович Ефремов, полковник КГБ в отставке: «В начале 1964 года, после игры в волейбол во время офицерских спортивных занятий, я принял слишком холодный душ, и меня сильно прихватил радикулит. Я был дома на больничном, когда позвонил Глеб и сообщил, что мой начальник, Носенко, попросил политического убежища в США. Услышав это, я выругался, что я еще добавил, не помню, но после этого разговора вообще загремел в госпиталь, где провалялся с сильнейшим радикулитом до 24 июля.

Чтобы была понятной моя реакция на сообщенную новость, необходимо вкратце рассказать, как я попал под командование Носенко.

Когда я в 1948 году пришел на работу в разведку, то принял дела по совколонии в Китае у Анатолия Голицына, который уходил куда-то в аспирантуру на учебу. Он впоследствии в основном учился и практической работой почти не занимался. Тем не менее вместе с одним сослуживцем они разработали концепцию перестройки советской внешней разведки, которую приняли на всех уровнях. В 1952 году они были даже на приеме у Сталина, и он одобрил их идею. По их схеме была проведена реорганизация разведки, а они получили ордена и повышения.

В конце 1961 года Голицын, находясь в длительной загранкомандировке в Финляндии, изменил Родине и перебрался в США. Помню, что перед отъездом в Хельсинки Голицын помногу сидел в архивах службы и что-то старательно переписывал из архивных дел.

В связи с его изменой в резидентуры КГБ пошла ориентировка и было отозвано много разведчиков, кого он знал или мог знать. Понятно, что я тоже оказался в их числе и в январе 1962 года покинул Бангкок, где работал под посольской крышей.

В Москве, как «расшифрованного», направили во Второй главк, и в феврале 1962 года я попал в 7-й (туристический) отдел, в американское отделение, начальником которого недавно стал Идол (кличка Носенко. — О.Н.).

Поэтому, когда я услышал о его бегстве, стало ясно, что мне здорово «повезло» — «сгорев» на одном предателе, «лег» под другого.

После моего выхода из госпиталя в июне 1964 года и появления на работе в отделе меня опрашивали по факту измены Идола — замечал ли я признаки того, что он готовился к бегству. Я отвечал, что мне трудно об этом судить. Он, как замначальника 7-го отдела, был куратором нашего американского отделения. Брал регулярно к себе на ознакомление все подборки на американских туристов, попавших в наше поле зрения и заинтересовавших нас в оперативном плане, и держал эти материалы по нескольку дней. Нам было известно, что он имел в кабинете толстую рабочую тетрадь и записывал в нее все, что казалось ему нужным. При вскрытии сейфа этой тетради не оказалось. При опросе мне задали такой, на мой взгляд, глупый вопрос:

— Зачем вы давали Носенко подборки?

— Простите, а как же я мог отказаться дать их своему начальнику? — ответил я вопросом на вопрос.

Отстали от меня довольно быстро, и я продолжал спокойно работать в отделе».

Так виделось ЧП по эту сторону железного занавеса. Ну а что происходило в это же время по другую его сторону?

20 января 1964 года на один из конспиративных адресов ЦРУ в Нью-Йорке поступила из Женевы телеграмма безобидного содержания за подписью «Алекс». Это была долгожданная весточка, и уже через несколько часов два сотрудника американской разведки, владеющие русским языком, двумя различными рейсами вылетели в Швейцарию на встречу с их «старым знакомым». В июне 1962 года Юрий Иванович Носенко, офицер КГБ, находясь в Женеве под прикрытием члена советской делегации по разоружению, вступил в контакт с американскими представителями и предложил разведке США свои услуги. Свое предложение он мотивировал тем, что нуждается в деньгах для покрытия растраченных казенных денег, и согласился продать секретную информацию за 300 американских долларов (соответствовало ли это обменному курсу 30 сребреников, полученных Иудой Искариотом в библейские времена, сказать затруднительно). Позднее Носенко заявил, что это было легендой, чтобы его не восприняли как провокатора со стороны КГБ. Забавная оценка собственной личности!

В 1962 году Носенко провел несколько встреч с американскими разведчиками, во время которых передал сведения о разведывательных и контрразведывательных операциях органов госбезопасности, что привело к их провалу и аресту иностранных агентов, сообщил о наличии и расположении техники подслушивания в американском посольстве в Москве, о многих аспектах оперативной деятельности контрразведывательных подразделений, информировал, что в Москве выявлен и находится под контролем тайник, используемый посольской резидентурой ЦРУ для связи с кем-то из своих агентов (речь шла о канале связи с Пеньковским).

Ценность полученной информации для американской стороны была столь велика, что два разведчика, работавшие с Носенко, вылетели в Вашингтон на разных самолетах, чтобы гарантировать ее доставку на случай непредвиденных обстоятельств. Один вез магнитофонные пленки бесед с ним, а другой — собственноручные записи.

Носенко дал согласие на продолжение сотрудничества с американской разведкой, оговорив два условия. С ним не должна поддерживаться связь в Советском Союзе, и он не собирается переходить на Запад, поскольку не намерен оставлять семью. Дальнейшие контакты будут устанавливаться при его будущих выездах за рубеж. С этой целью были оговорены условия постоянной связи и ему был передан почтовый адрес в Нью-Йорке, куда он должен был направить письмо, открытку или телеграмму условного содержания, как только в очередной раз окажется за границей.