Он опять что-то вспомнил, потому что начал повторять одно и то же:

– На симпозиуме! Ну надо же! На симпозиуме! – отец Кати весело расхохотался, да так, что не мог остановиться.

Не понимая, в чем дело, Буди с удивлением смотрел на странного собеседника и думал: «Неужели я не уловил смысла какой-то остроты в его словах? Вот что значит «русский юмор»! Меня об этом предупреждали!»

– Почти до слез пробило! – Георгий Дмитриевич провел по глазам салфеткой и посмотрел на Буди. – Слово «симпозиум» произошло от древнегреческого «симпосий», что значит «ритуализированное пиршество, сопровождаемое буйным весельем».

Теперь начал хохотать Буди. Он представил в «буйном веселье» того важного толстого американского доктора, который выступал с докладом на симпозиуме в Амстердаме. Доктор рассказывал о доколумбовой цивилизации майя в Месоамерике, и очень интересно, несмотря на то, что название его доклада, как и фамилия оратора, было таким длинным и трудновыговариваемым…

Катя лежала на кровати с закрытыми глазами, представляя потолок экраном, на котором можно «прокрутить» последние события. Неплохо бы разложить их по полочкам, чтобы определить, какие из них значимы, а какие и вовсе не нужны. Тогда ненужные можно выбросить из головы. А может, и сжечь в топке сердца. Или – вытравить из памяти? Несмотря на то, что потолок был белым, «экран» казался зловеще черным и ничего не показывал. Но вот на нем зашевелились, как и в прошлый раз, ожили тени кукол.

Та, которая была с длинной растрепанной паклей на голове и с огромными висячими грудями, выпучила глаза и широко открыла рот, набитый кривыми зубами:

– Нет, Катарина не простит Альберта… Не будет ему прощения! И тогда…

Ее белая пакля еще больше побелела от злости, а на пальцах рук начали расти длинные когти.

– Ты умерла! – почти прокричала Катя. – Ты же в прошлый раз еще умерла…

Зеленая маска стала раздуваться, как воздушный шар. Она зашлась в приступе хохота, да так сильно, что обвислые груди заколыхались, словно две слабо надутых груши под ударами боксерской перчатки.

– В нашем театре все живые! – взвизгнула она и… растворилась в темноте. И только ее тень корчила рожицы, то открывая, то закрывая рот, и размахивая когтистыми руками.

Катя ждала маску птицы-человека. Ведь именно та сообщила ей, что Катарина простит Альберта. Может быть, от этой птицы можно будет еще что-то узнать?

И вот оно – яркое оперение, отливающее золотом и бронзой! И снова руки, сомкнутые на груди. Но почему в прошлый раз показалось Кате, что это – знак чистосердечного признания? Ведь сейчас так явственно видно, что через пальцы сочится кровь… Раненая птица! Вот почему у нее и голос был гортанным… Да у нее же простреленное горло!

Птица открыла длинный зеленый клюв и прохрипела:

– Катарина простит Альберта…

«Да что же это? – Катя схватилась за голову. – Какая Катарина? Какой Альберт? Если это я, то за что мне его прощать? А если это другая, то что же мог сделать совершенно нормальный человек, и даже – доктор философии, чтобы говорить о его прощении?»

– …И когда они вдвоем пройдут тропой очищения… и положат дар богам…

Заиграла музыка. Но это была не та легкая струящаяся мелодия, как в прошлый раз – с перезвоном колокольчиков, мягких ударных и нежных щипковых. Неожиданно громко и тревожно началась увертюра к опере «Летучий Голландец».

Прелюдия из резких и дерзких звуков извещала о том, что стихия на самом деле разбушевалась: ветер по-волчьи завывал, замолкал и снова ревел, как зверь. Но вот эти звуки постепенно сменились на теплые и нежные, полные умиротворения. «Встречали ль вы корабль? – запела Сента.

«Почему? – подумала Катя. – Почему Сента отказала Эрику? Ведь она любила его! Почему сохранила верность Голландцу, и даже – погибла ради него? Ведь его она почти не знала… Разве что слышала о нем легенды».

И снова грозный фанфарный клич! Суровые и скорбные ноты арии Голландца вселяют смятение. Неужели произойдет трагедия? И не будет другого финала? Но вот на фоне скорби и отчаяния слышится светлый и восторженный голос Сенты. Она уже – на утесе! Нет-нет, Сента, не надо! Но девушка не слышит Катю, она в последний раз оборачивается, словно прощаясь… И ее глубокий пронзительный взгляд обжигает отчаянной страстью!

…А в бездонной пропасти волны яростно разбрасывают пену, то поднимаясь почти до вершины утеса, то опускаясь до самого дна пучины.

Катя вошла в столовую, когда мужчины хохотали над какой-то шуткой.

– Неужели анекдоты «травите»?

Ее вопрос повис в воздухе. Оба молчали. Как же сказать ей об античных пирушках с флейтистками и гетерами, с особенно рьяным поклонением Богу Дионису и с расплескиванием вина из кубков?

– Да ладно… Если вам так уж нравится…

– Катюша, Баба Яга проснулась… – отец явно хотел сменить тему.

– Ах, да… Давайте я заварю свежего чайку!

– Не возражаю! – подал голос Буди. – Мне показалось, что сейчас меня здесь смогут выслушать. Я приехал для того, чтобы пригласить Катю… – Он посмотрел своими бездонными глазами в ее шоколадные озера. Они волновались, они были растеряны.

Но именно в этом волнении они были такими прекрасными… – Катя, я не говорю, что ты это должна сделать… – Буди сделал акцент на нелюбимое Катино слово «должна». – Я просто очень сильно прошу тебя, чтобы ты со мной поехала!

– Зачем? Куда? И когда? У меня столько вопросов… Ничего не понимаю!

– Катюша, успокойся, – отец ласково погладил ее сжатые в «замок» ладони. – Давай послушаем…

Часть вторая

С меткой судьбы, или история повторяется

Глава 1

Пупутан [32]

Сентябрь 1906 года.

В этот день небеса раскололись и упали на маленький остров, который на карте мира изображен южнее экватора – в виде едва заметной точки суши между Индийским и Тихим океанами…

Но сначала был гром. Такого сильного грохота люди никогда не слышали. Он раздавался оглушительными залпами со стороны моря, куда обычно приходят корабли. И с каждым раскатом огромные вихри дыма поднимались в небо и закрывали солнце. Старики говорили, что это злые духи хлопают от радости в ладоши, а каждая ладонь у них размером с парусник. Почему именно в этот день злые духи обрушили на маленький остров свой гнев? Может, не понравилось им, что раджа со своей многочисленной свитой нарушил неписаные законы? Или простые люди мало просили богов о своей защите? А может быть, потому, что именно на этом кусочке суши и поселились боги?

Вскоре гром утих. Но над островом захлопнулась дверца кованого сундука – небеса стали черными и тяжелыми, а потом обрушились на остров…

Боги очень любили праведников, своих преданных служителей, но они не могли их защитить, потому что уснули в своей резиденции – в центре земли, на вершине мировой горы, которая соединяет подземный и небесный миры.

***

Предыстория.

Вначале была пустота. И не было ни земли, ни небес. И не было ни цветов, ни растений, ни величественных деревьев. И не было ни слонов, ни тигров, и даже – обезьян. Только одна черная пустота стояла перед глазами мирового змея Антабоги. И подумал он: «Сделаю черепаху. Будет она мне развлечением…» И начал Антабога медитировать. Он так долго пребывал в этом состоянии, что черепаха действительно появилась, а на ее каменном панцире возлежали две змеи. И дал Антабога имя этой черепахе – Бедаванг. Так и стали ее потом называть: «черепаха, лежащая в основе мира». И сплелись змеи в клубок, и стал он расти и расти, пока не превратился в то самое основание мира, на котором и находится каменная выпуклая крышка – «черный камень» черепахи.

Прошло еще несколько тысячелетий, прежде чем приступил к правлению предводитель злых духов Батара Кала[33], поселившийся вместе с великим удавом Басуки под этим камнем. И создал Батара Кала свет, а потом и мать-землю – Ибу Пертиви[34]. А когда появилась земля, тогда и потекли вокруг нее воды, а над ними раскинулись многослойные небеса с богами-небожителями.