Изменить стиль страницы

Лена, всхлипывая, отвернулась к окну. Повисла тягостная пауза. Цикады стрекотали без умолку, выводя нестройные рулады.

— Забыла сказать, — как ни в чём ни бывало, нарушила тишину Егоровна. — Виталий утром звонил. Тебя спрашивал. Я сказала, что ты в город по делам уехала.

— Чего хотел? — спросила жена Васильича, уставившись в вечерний сумрак неподвижным взглядом.

— Денег — чего ж ещё! Всё спрашивал, поговорила ты со Степаном насчёт десяти тысяч долларов или нет.

— А ты что сказала?

— Я сказала, что ничего не знаю. Он обещал завтра перезвонить.

— О боже! — Лена устало прикрыла глаза.

Трель телефонного звонка острой иглой врезалась в мозг. Мать и дочь разом вздрогнули, устремив тревожные взгляды в сторону, откуда доносился звук. С тех пор как Васильич перестал появляться дома, любой сигнал извне ударял по их нервам. Непрерывное ожидание вестей от загулявшего хозяина усадьбы держало обеих женщин в постоянном напряжении.

— Ну что — иди бери трубку, — оглянувшись на застывшую дочь, произнесла Егоровна. — Может, это опять Виталька звонит. Или Верка. Да мало ли кто?

— Конечно. — Лена поспешно поднялась и твёрдыми шагами подошла к надрывающемуся аппарату.

— Алло!

— Алло, Елена Вячеславовна! — раздался на том конце провода голос личного водителя мужа. — Елена Вячеславовна! Это я, Слава! Елена Вячеславовна!

— Не кричи, Слава. Я тебя хорошо слышу. Здравствуй… Что ты хотел? — Лена приготовилась выслушать от Воробьёва очередное враньё. Загулявший Степан, не желая самолично общаться с женой, поручал водителю докладывать супруге о своём отсутствии. Славка поручения выполнял и, как мог, выгораживал начальника, придумывая правдоподобные причины.

— Елена Вячелавовна…Тут такое дело… Степан Васильичу плохо…

Лена ожидала услышать всё, что угодно, только не это.

— Как плохо? — опешила она. — Что с ним?

Сердце, вопреки её воле, заколотилось быстро и гулко.

— Вы понимаете, — заторопился водитель, — он, кажется, выпил лишнего, потом упал, потом вырвало его… несколько раз…

— О господи! — облегчённо вздохнула женщина. — Ну, положи его куда-нибудь, пусть проспится!

— Да нет, послушайте! Он сначала шевелился, мычал, а сейчас лежит, и не шевелится, и не мычит… — Воробьёв запнулся, понимая, что его слова звучат смешно, но смеха в его голосе слышно не было. В его голосе был испуг.

— Слав, что ты такое говоришь? — Страх начал липким комом подкатывать к горлу Лены. — Что значит — «не мычит»? Он что, напился до свинячьего состояния?

— Не знаю… — потерянно ответил парень. — Но он лежит, смотрит в одну точку, не моргает, и рот открыт…

— К-как не моргает? — начала заикаться женщина. — К-как рот открыт? Он что — спит?

— Не знаю…

— Да что ты вообще знаешь?! — взорвалась супруга Васильича. — Что там у вас происходит, в конце концов?! Немедленно вызывай «скорую»!

— Не могу! — жалобно произнёс Воробьёв. — Я номера не знаю.

— Четыре, пятнадцать, шестьдесят четыре! — Лена помнила номер «скорой» наизусть.

— Вызовите сами, а? — попросил водитель. — А то я не знаю, что им говорить… Адрес я вам скажу: улица Ленина, семь. Только имейте в виду — он вообще не шевелится…

— Да, что значит — «вообще не шевелится»?! Что это значит?! Слава! Он что… ему очень плохо?!

Егоровна, выглядывавшая из проёма кухни, при этих словах вздрогнула и прикрыла рот рукой. Воробьёв на том конце провода молчал.

— Слава! — закричала супруга Васильича. — Слава! Что ты молчишь?! Он дышит?!!

— Не знаю… — еле слышно прошептал в трубку водитель.

— Слава, Слава! — Лена задыхалась, ком в горле мешал говорить. — Мне надо попасть к вам! Немедленно! Где вы?!

— Я же сказал — улица Ленина, семь, — пробубнил тот. — Здесь частный дом. Позвоните в калитку, вам откроют.

— Слава, я… — Женщина хотела сказать «сейчас приеду», но вдруг осеклась. — Слава! — Она опустилась на стул и схватилась за виски. — Слава! Ты должен за мной приехать. Пожалуйста!

— Вы что, Елена Вячеславовна! Как я его здесь брошу? — удивился Воробьёв.

— Пожалуйста… У меня нет денег на такси…

— Да? А… ну тогда конечно… — Водитель постарался, чтобы жена Штыря не уловила удивления в его голосе. — Конечно, я сейчас за вами приеду. Не переживайте, я сейчас приеду! Я быстро!

— Я жду, Слава!

Нажав на рычаг, Лена принялась торопливо накручивать диск.

— Лен! Что со Степаном? — приблизившись, почему-то шёпотом спросила Егоровна.

— Алло, «скорая»?! — не обращая на неё внимания, закричала дочь в телефон. — Пожалуйста, вызов к мужчине! Сорок шесть лет, улица Ленина, дом семь! Что случилось? Случилось… Падение, обильная рвота, лежит, не двигается, не говорит. В анамнезе инсульт. Да… Да… Конечно. Через сколько? Хорошо… До свидания.

Опустив трубку на аппарат, супруга Васильича застыла на несколько секунд, прикрыв веки. Открыв глаза, она увидела свою мать, которая нервно теребила передник.

— Чего случилось-то? — выдохнула Егоровна, поймав взгляд дочери.

— Подозрение на повторный инсульт. — Лена подскочила со стула и принялась метаться по прихожей. — Если не помочь вовремя, возможен летальный исход.

— Ой, боженьки! — взвизгнула мать. — Допился-таки, придурок! Опять тебе его выхаживать, сволочь такую, прости господи!

— Мама! — воззвала к ней Лена.

— Что — мама? Что — мама?! Наверняка, опять паралич разбил! Ходи теперь, дерьмо из-под него выгребай, из-под ублюдка!

— Мама, замолчи! — Дочь закрыла лицо дрожащими руками. — Как ты можешь! Стёпе плохо, а ты…

— Стёпе плохо? — взвилась Егоровна. — Ты пять минут назад здесь кричала, что он кобель, потаскун, по девкам шляется, а теперь — «Стёпе плохо»? Знаешь, почему он тебе шестнадцать лет на голову гадит? Потому что гордости у тебя нет, ни грамма! Давай, беги, спасай своего Стёпу! Давно сиделкой не работала!

Лена взглянула на мать глазами, полными слёз и немого укора. Не увидев ни капли сочувствия, она повернулась и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Пойду к себе, — произнесла она. — Слава приедет, позовёшь.

— Тьфу! — в сердцах плюнула Егоровна и отправилась на кухню к своим банкам с огурцами.

Глава 30

Ира даже не заметила, как наступил вечер. Раздвинув ветки сирени, она выглянула из своего убежища.

Иногда жизнь так складывается, что начинаешь радоваться плохому уличному освещению. Иначе как пройти по посёлку, чтобы тебя никто не заметил? Ира потрогала порванную на груди блузку, вытащила из сумочки маленькое зеркальце. Попыталась разглядеть, нет ли у неё на лице синяков и царапин и, ничего не увидев, выбралась из кустов. Опустив глаза и стараясь не смотреть по сторонам, она быстрым шагом пошла прочь от ненавистной теперь пятиэтажки. Быстрее, быстрее от этого дома, где она была так счастлива и так несчастна, питала столько надежд и узнала столько разочарований, от дома, где жила её любовь, теперь потерянная навсегда. В голове не было мыслей, в сердце не было чувств. Одна пустота. Всё, что было в её душе радужного, искрящегося, живого — всё выжжено дотла. Она ощущала себя деревянной матрёшкой с пустой сердцевиной, из которой вытащили всех её меньших сестёр и забыли поставить обратно. Открываешь такую матрёшку в надежде увидеть маленькое улыбающееся личико другой куклы, но не видишь ничего. Разочарованный, соединяешь две пустые половинки и убираешь подальше на полку. Там и пылится матрёшка, забытая всеми и никому не нужная.

Ира механически передвигала ноги. Любви больше не было в её душе. Сможет ли она вспыхнуть вновь к другому человеку? Или девушка, как та пустая матрёшка, покроется пылью и будет доживать свои дни на дальней полке, где никому не будет до неё дела?

Механические ноги вели Иру по привычному маршруту — к месту работы. Сегодня дежурит Ксюха, а на кухне хозяйничает Ольга Ивановна. Они свои, близкие, они выслушают, посочувствуют и помогут. Зашьют блузку, умоют, отогреют и дадут чего-нибудь вкусненького. Главное, чтобы по дороге не встретить никого знакомого. Чтобы не услышать удивлённого оклика и не оправдываться, ловя на себе чей-то любопытный, жадный до чужого горя взгляд.