Мне надо немного подумать, но скажу, что предложение неожиданное. Вы не предлагаете перейти на ту сторону, Вы не предлагаете стать предателем, Вы просто все перевернули с ног на голову! Как Вы-то вошли во все это?

Ну, во-первых, не с ног на голову, а наоборот — с головы на ноги. Просто все уже привыкли все делать через задницу и считают, что мир именно таков, каким его люди себе представляют. Еще чуть-чуть и они решат, что не они внешне похожи на Бога, а Бог на них. Это — заблуждение! В этом вопросе мне ближе мусульмане — они хоть Бога не рисуют блондином с голубыми глазами, как в журнале мод. А что касается лично меня... Клаус, может быть когда-нибудь я Вам это и расскажу, а может быть и нет. Поверьте только в то, что это абсолютно личное. Скажем, это как в любви: сначала удивление, потом интерес, а уже потом — желание. По крайней мере, до сего дня мне еще не надоело жить, любить, удивляться и желать, а это уже повод жить дальше. Завтра рано утром Вы меня здесь уже не найдете. Уверен, что Вы все правильно решите, чтобы Вы не решили, но если сочтете интересным то, что я Вам предложил — я оставлю Вам адрес в Швейцарии. Единственное, о чем прошу помнить: я не люблю предателей! Предавший один раз — предает всю оставшуюся жизнь. Это становится бизнесом. Счастливо, Клаус Мозель, немецкий журналист. Уверен, Вам потом захочется написать пару романов. Мой Вам совет: лучше сочинять, придумывать и изобретать, чем вспоминать и издавать мемуары. Мемуары пишет тот, кто уже никому не интересен и кому уже не интересен никто и ничего, кроме своих собственных воспоминаний. Романы — это любовь, это будущее, которое мы придумываем сегодня. Адиос, сеньор Мозель. — Антонио положил на столик деньги, вместе с хорошими чаевыми, встал и пошел вверх по авенида Коррьентес к дворцу Каса-Росада.

...Помнишь сырую Москву, Сергей? Видишь, как все быстро меняется в твоей жизни, когда ты просто идешь по дороге? Знаешь, что это то, что ты хотел? Понимаешь, что когда не ты ищешь цель, а она сама тебя находит, это приводит к успеху? Не преступил ли ты свои законы? Не стал ли предателем самого себя? Хорошие вопросы! Иди дальше — найдешь и ответы.

Свое будущее ты создаешь сегодня. Хочешь стать подонком, пожалуйста, хочешь стать приличным человеком — и это не запрещается. Только, смотря, что ты под этим понимаешь?

35.

Не все всегда удается. Не все удается так, как планируешь. Но мне достаточно тех результатов, которые я достигаю. Пройдет не так много времени и этот парень из советской разведки поймет, что поймал птицу за хвост, а в КГБ сделают все, чтобы воспользоваться таким благоприятным моментом. В СССР готовы сражаться с Америкой, доказывая, кто круче, но если придется выбирать между Великобританией и США, выберут Штаты. Настолько сильна историческая память народа — никогда русские не примут англичан в круг своих даже друзей, потому что всегда будут помнить, что британский флот — самый сильный флот в мире. Хотя такого флота у Англии уже давно и нет. Враг, если даже и бывший, величина постоянная — по крайней мере, для русских! Они никогда не прощают чужого первенства и чужого могущества ни в чем.

С чего же все это началось? Как получилось, что я залез во все эти дебри и участвую во всех этих дерби? Все так же, как и у всех — господин Великий случай, который правит нами на этой земле и который мы называем — кто Провидением, кто собственным умом, закономерностью, а кто-то и везением.

Много лет назад, еще до войны, я учился в Кембридже на философском и экономическом факультетах одновременно. Однажды, на летних каникулах, я поехал во Францию немного подработать, а заодно и развлечься. Ну, Вы понимаете, мыл посуду в кафе, убирал туалеты, разносил почту и знакомился с людьми. Мне всегда это было интересно — я хотел понять, почему люди так непохожи на животных. Будущий философ, что меня взять?

Однажды, клиент в кафе, где я убирал, вдруг согнулся над столом и упал лицом в блюдо, которое перед ним поставил мой товарищ Жак. Мы вызвали карету скорой помощи, а потом к нам нагрянули «флики». А потом приехали другие. Их было много и они были явно не из соседнего участка. Эти были как на подбор — мерзавцы в серых костюмах с темными лицами и недобрыми глазами. Мне Жак тогда сказал: «Это — не «флики»!» Я заинтересовался и он мне объяснил, что жандармерия вызвала секретную полицию. Люди из контрразведки наехали на нас так, что нам захотелось сразу к проституткам: те хоть начала поцелуют, прежде чем поиметь, а эти берут за задницу сразу. Вот так я и познакомился в первый раз с людьми из тайной конторы.

Этот умерший был какой-то крупной фигурой — они продержали нас до утра и все спрашивали, было ли при нем что-нибудь, какие-нибудь вещи. На самом деле, у этого мужчины был черный кожаный портфель, набитый какими-то бумагами. Юношеское любопытство заставило меня еще до приезда врачей унести этот злосчастный портфель в подсобное помещение, из которого потом я мог выйти абсолютно незамеченным на другую улицу. Напомню, что шел тридцать третий год и ситуация в мире накалялась — в Германии к власти пришел Гитлер, поэтому разведки всех стран активизировали свои действия в поисках возможных союзников и противников, если вдруг случится то, что случилось позднее. Все страны мира в это время просто наводнили шпионы всех мастей, провокаторы и террористы. Газеты пестрели сообщениями о разоблачениях, судах и казнях.

К утру я все-таки попал в свою комнату, которую недорого снимал у девчонки, сестра которой училась вместе со мной в Кембридже. Ночью, разложив по полу бумаги, я вдруг понял, что попал в такой переплет, что мне захотелось все это отнести к ближайшему полицейскому участку и подбросить им — пусть они теперь сходят ума от всего, что там написано. Правда, я мало что понял сначала, но самое меньшее, чем грозили эти бумаги тому, кто вовремя помер — была виселица. Например, одну бумагу я смог понять: это был точный план всех коммуникаций французской оборонительной линии Мажино! Были там и еще несколько бумаг, из которых я понял, что умерший был немцем и его звали Вольфганг Шлемер, но на некоторых документах стояла подпись Конрад. То, что это шпион было ясно, как Божий день — я все-таки ходил в кино и читал книжки. И вот тут меня что-то свыше остановило от плана бежать в полицию: отпечатки моих пальцев, английское подданство, нелегальная работа во Франции без разрешения и все такое. Я понял, что меня могут надолго задержать во Франции, а в Кембридже скандал такого рода был никому не нужен, поэтому я мог вылететь из колледжа. Словом, я остался один на один с кучей секретных документов, которые потом отнес во Французский Банк и положил в арендованный на вымышленное имя сейф. Тогда мне впервые и пришла в голову идея назваться моим новым именем. Когда служащий банка спросил, как меня зовут, я ни с того, ни с сего сказал: «Дон Германн, мсье». Вот так и родился человек, имени которого нет ни в одной церковной книге.

На следующее утро я пришел на работу и Жак под большим секретом мне рассказал, как подслушал разговор полицейских и узнал, что этот мужчина умер от обширного инфаркта. Вот ведь судьба — человек, скорее всего, был знаменитым шпионом и, судя по бумагам, собирался или бежать от кого-то, или куда-то переезжал, а умер в обыкновенном парижском кафе за тарелкой консоме и спаржей в винном соусе. У меня, правда мелькнула мысль, что его могли убить одним из тех новых средств, о которых пишут в детективных романах, но так ли это — останется тайной и для меня.

Потом, при более подробном изучении содержимого портфеля, я нашел объемистую папку с изложением всего того, чем занимался этот человек последние двадцать лет и понял: он собирался все это кому-то продать, но не успел. Дня через два в наше кафе пришел человек, который представился его знакомым. Он слишком профессионально для простого знакомого, долго выпытывал у нас с Жаком: кто мог сидеть рядом с умершим, видели ли мы кого-нибудь с ним на улице, спрашивал ли кто о нем после его смерти. Он так долго нас расспрашивал, что надоел нашему хозяину (клиенты начали возмущаться, что их долго не обслуживают) и он его просто выгнал. И правильно сделал, во-первых, потому что этот человек не предъявил никаких документов, а во-вторых, потому что я уже боялся себя случайно чем-нибудь выдать.