Изменить стиль страницы

Что Вас так напрягает, Михаил? — Трошин делал вид, что пишет что-то в блокноте на случай, если кто-нибудь заинтересуется темой их встречи и разговора. Он делал вид, что пишет, хотя водил ручкой по уже ранее заготовленному в гостинице тексту в его блокноте.

А как Вы думаете? Что должен я чувствовать, когда из Москвы приезжает инкогнито, задача которого мне неизвестна, цели непонятны, а мне — резиденту разведки без объяснения причин приказано подчиняться и не задавать никаких вопросов? Вас бы это на моем месте не волновало? Ведь то, что происходит в конторе вообще никому не понятно. Я держу здесь все нити и вот — являетесь Вы и спрашиваете, что это я дергаюсь?

Вас Михаил действительно мои задачи совершенно не касаются. Речь не идет ни об инспекции, ни о какой-либо проверке Вашей работы. Разве Вы не знаете, как это у нас делается? Вас бы вызвали в Москву в отпуск и все. Вот я и спрашиваю: Вы здесь, Вас никто не дергает и все в порядке, чего Вы переживаете? На Вас вообще лица нет. Лучше помогите мне в одном деле. Я Вам вкратце описал свою легенду — вот ее и придерживайтесь в случае чего. Меня интересует Конрад, что Вы о нем знаете?

Это было еще до меня. Был такой человек. Закрытый очень. Какой-то темный. Мой предшественник — светлая ему память — говорил с ним пару раз по телефону. Есть кое-какие записи в архивах о том, что Конрад якобы занимался трикотажем, погорел, занялся политикой, имел кое-какие связи в Германии. Потом торговал с Голландией — еще до войны это все было. Вообще-то, почти ничего. Хотя, я предполагал, что кто-то вроде Вас скоро появится здесь...

Почему? Из-за подброшенных писем в посольство?

Да, как Вам сказать... Письма письмами, но не только в этом дело. Попадали-то они ко мне каким-то странным образом. Сижу в ресторане с семьей, поели, приносят счет, открываю — бац, письмо! Спрашиваю официанта: Ваше? Нет, говорит, это Вам просила передать сеньора, которая сидит у бара. Смотрю — никого нет.

Это были те самые первые послания Конрада о попытках американцев сорвать переговоры по объединению Германии?

Ну да, те самые. Знаете, самое странное, что потом происходило на самом деле именно то, что было написано в этих письмах. Даже фрагменты речи Эйзенхауэра и премьера Британии.

Вам, Михаил, никогда не приходило в голову, что Конрад — двойной агент?

И даже тройной, а может и того хуже — его вообще нет.

Вот и я так же думаю. Не играет ли с нами Вашингтон. Не переметнулся ли Конрад к ним?

Не-а. Не похоже.

Почему? А где он тогда был эти десять лет?

А Вы, сеньор Мозель, сами подумайте. Если хотите знать мое мнение, то он был в нацистской Германии.

Трошин почувствовал, что Данилин, скорее всего, может быть прав. Тогда просто объясняется его новое появление здесь в Аргентине. Не уверенность, а именно какое-то чутье Данилина подтвердила версию самого Сергея, что Конрад до войны был тем самым связным тайным звеном между НКВД и СС, Сталиным и Гитлером и работал по схемам сверхсекретных политических операций между СССР и Германией. Это подтверждало все те, найденные Трошиным в Москве факты тайного сговора коммунистов и нацистов. Слишком их цели и методы интриг и провокаций были похожи. Потом, после разгрома фашистов, Конрад оказался между двух стульев и затаился здесь в Аргентине, так как появляться на свет было просто опасно для его жизни. Видимо, он выбирал на кого работать, кому продать ту тайную политическую информацию, которой он владел. За эти годы ситуация внутри НКВД столько раз менялась: людей расстреливали без суда и следствия пачками, сажали туда, откуда выхода не было, приходили новые хозяева, которые играли в свои игры, а документы исчезали вместе со старыми. Все так смешалось, что концов операций, начатых и проведенных при разных хозяевах, найти было просто невозможно. Люди сами уничтожали документы, когда чувствовали, что под ними начинало гореть. Никто же не хотел быть обвиненным в шпионаже на основе секретных документов НКВД. Менялись руководители, менялись названия конторы: ОГПУ, потом НКВД, потом МГБ, теперь КГБ, а агентурные сети и центры проваливались и выменивались хозяевами страны из ЦК партии на угодную им информацию и куски политического пирога. Так долго продолжаться не могло и секретные службы, вместо работы на саму страну, начинали работать на каких-то конкретных людей в правительстве этой страны. Но и это тоже не могло продолжаться долго. Существует кодекс чести даже у воров, а у диверсантов и провокаторов, которых для приличия называют разведчиками, он тем более есть.

Никогда еще секретные службы не теряли настолько свою власть и контроль за ситуацией в СССР и в мире, как в период прихода наверх Хрущева. Все могло привести к катастрофе для страны на политической арене. Тем более, что КГБ уже здорово привыкло к тому, что все происходящее в мире и в стране, делается только с его ведома. Отучиться от этого и отвыкнуть невозможно, кто бы ни пришел к власти в СССР.

Слушайте, Михаил, а когда было последнее письмо?

Знаете, Вам не понравиться то, что я сейчас скажу...

Давайте только не как в кино, а?

Три дня назад, утром.

Каким образом?

Сын нашел в портфеле.

Что?!

Ну да. Пошел в школу, открыл дневник и увидел письмо на мое имя. Учительница мне позвонила и сказала, что у моего сына письмо мне от какого-то Клауса Мозеля... То есть, от Вас, мой дорогой ревизор из Центра. Вот такие вот дела.

Повисли пауза. Трошин не мог придти в себя. Как же это? Каким образом и кто просчитал его так быстро? Это уже скорее похоже даже не на игру, а на издевательство! Кто-то знает, кто он и наблюдает. Мало того, шутить изволит!

Послушайте, Михаил. Мне необходимо понять, от кого эти письма и как они попадают к Вам. Получается, что про Вас тоже все кому надо знают?

Ну это же не такой секрет. Я ведь вроде ширмы здесь. Кто же не знает, что я официально представляю КГБ? Правда, в последнее время меня начал доставать наш Внешторг. Говорит, что финансирование на содержание точек сокращено в связи с демократическими веяниями в стране. Извольте, товарищ советский шпион, заодно торговать и тракторами, раз временно диверсии прекращены.

Вы человек с юмором, Миша! Так как же к Вам попадают письма Конрада?

Думаю я над этим, думаю. А вот как он про Вас узнал, если не из Москвы, а?

Из Москвы?

А как еще? Просчитал Вас здесь, что ли? Где Вы наследили? Или легенда хромает, так нет — все в порядке — я за Вами следил. Все четко.

Вы следили? Вы же не должны были знать обо мне! Как Вы меня отслеживали? Откуда Вы узнали о моем приезде?

Слушайте, а как Вас зовут, а то это хренов Мозель мне не нравиться.

Сергей меня зовут.

Так вот, Сережа. Дело в том, что никто мне не сообщал, что Вы инкогнито, понятно? Тогда бы я сделал вид, что я о Вас ничего не знаю, но прикрывал бы издалека. Ваше отбытие из Москвы прошло в протокольном порядке по всем моим каналам. Никто даже и не дернулся, чтобы засекретить эту информацию. Сергей, это наверху все меняется, а у нас все остается по-прежнему, понимаешь? Давай на «ты»? У меня нет никаких сомнений, что о тебе Конрад, или как там его, знает из Москвы. Где-то там его человек. Кто это? Не знаю. Но кто-то ведь играл с фрицами? Вот и думай. Теперь я знаю, что и близко не должен общаться с тобой, если только ты сам не выйдешь на меня, понял? Отдыхаю и наблюдаю издалека. Мне-то кажется, что управления между собой играют. Иностранное управление, пока ты ездил, уже модернизировано и прекратило свое существование в прежнем его виде, понял? Вот кто ты теперь? Кому принадлежишь? А если тебя вообще сейчас сдадут за фунт табаку? Черт знает что!

Ни фига себе известие. — Трошин просто не мог понять, что же происходит. — Слушай, и все-таки, как письмо попало к твоему сыну?

Ну есть тут одна догадка...Они же учатся не на территории посольства. Их же возят в городок. Ну вот, как я выяснил, шофер автобуса был новым. Фирма, которая обслуживает посольство присылает утром автобус, который возит детей в городок в школу и обратно к трем часам дня. У нас же денег нет на собственный автобус и собственного шофера! Ну вот я и думаю, что он подкинул. Я пытался выяснять у них про этого шофера, но если ты уже обратил внимание (я-то здесь четыре года, так что — привык!) — выяснить у аргентинцев что-либо просто невозможно. Спрашиваю: как зовут шофера? Которого? Вчерашнего. Вчерашнего? Да, вчерашнего! Маньяна! Что, завтра? Будет завтра? Нет, говорят. Завтра будет тот, кто сможет ответить на Ваш вопрос. Назавтра прихожу: пришел тот, кто мне ответит? А Вы кто и зачем? Я из посольства по поводу шофера! Какого шофера? Позавчерашнего! Это, что ли два дня назад? Его нет! Кого? Шофера? Нет, того кто сможет Вам ответить. А когда он будет? Кто, шофер? Нет, тот кто мне сможет ответить!! Маньяна! Ну и таком духе уже три дня. А ведь дальше ходить уже небезопасно, потому что они всерьез начнут дергаться — кто и зачем интересуется их гражданином, понимаешь?