Уэстли начал слегка надуваться от всего воздуха, что в него накачали.

– Что вы делаете? – спросил Феззик, начиная расстраиваться.

– Ничего особенного, просто наполняю его лёгкие; обещаю, что это ему не повредит. – Через несколько секунд он перестал работать мехами и заорал Уэстли прямо в ухо: – ЧТО ТАК ВАЖНО? РАДИ ЧЕГО СТОИТ ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД? ЧТО ЖДЁТ ТЕБЯ ЗДЕСЬ? – Макс вернул кузнечные мехи в угол и достал бумагу и ручку. – Должно пройти некоторое время, чтобы он отозвался, поэтому пока вы могли бы ответить мне на несколько вопросов. Как хорошо вы знаете этого парня?

Иниго не слишком хотелось отвечать на этот вопрос, поскольку странно было бы признать, что при жизни они встречались лишь раз, да и то сражаясь на дуэли до смерти.

– Что именно вы имеете в виду? – ответил он.

– Ну, например, – сказал Макс, – он боялся щекотки или нет?

– Щекотки? – сердито взорвался Иниго. – Щекотки! Дело жизни и смерти, а вы говорите о щекотке!

– Не кричи на меня, – взорвался Макс в ответ, – и не смей насмехаться над моими методами – временами при должном применении щекотка способна принести невероятные результаты. Однажды у меня был труп, хуже этого парня, он был по большей части мёртв, и я щекотал и щекотал его; я щекотал его ноги, и подмышки, и рёбра, и достал павлинье перо и щекотал ему пупок; я работал целый день и целую ночь, и на следующее утро на рассвете – на рассвете, заметьте – этот труп сказал: «Я ненавижу это», – и я спросил: «Ненавидишь что?» – и он ответил: «Когда меня щекочут; я вернулся обратно из мёртвых, чтобы попросить тебя перестать», – и я сказал: «Хочешь сказать, что то, что я делаю сейчас павлиньим пером, раздражает тебя?» – и он сказал: «Не представляешь, насколько», – и я, конечно же, продолжал задавать ему вопросы о щекотке, заставляя его говорить со мной, отвечать мне, ведь, мне не стоит и напоминать вам об этом, как только труп достаточно увлечётся разговором, ваша битва наполовину выиграна.

– На… тоящ… лю…вь...

Феззик в панике схватился за Иниго, и оба они обернулись, уставившись на человека в чёрном, который снова стал безмолвен.

– «Настоящая любовь», сказал он, – воскликнул Иниго. – Вы слышали его – настоящая любовь, вот ради чего он хочет вернуться. Это, несомненно, стоящая причина.

– Сынок, не тебе мне рассказывать о том, что это – стоящая причина; настоящая любовь – это лучшая вещь в мире, за исключением капель от кашля. Это все знают.

– Тогда вы спасёте его? – спросил Феззик.

– О да, конечно, я спас бы его, если бы он сказал «настоящая любовь», но вы ослышались, а вот я, как человек, сведущий в россказнях кузнечных мехов, скажу вам то, что с лёгкостью сможет подтвердить любой эксперт по языкам – а именно, что звук «д» – самый сложный для трупа, они произносят что-то типа «тощ», и поэтому ваш друг сказал «надуяльвь», имея в виду, несомненно, «надувательство» – очевидно, что он либо замешан в каких-то тёмных делишках, либо собирается кого-то обмануть, а это уж точно не стоящая причина для чуда. Простите, я никогда не изменяю принятого решения, поэтому до свидания, и заберите свой труп с собой.

– Лжец! Лжец! – послышался неожиданный вопль из теперь уже открытого люка в подвал.

Кудесник Макс резко обернулся.

– Обратно, Ведьма, – велел он.

– Я не ведьма, я твоя жена, – она начала наступать на него, маленькая древняя фурия, – и после того, что ты только что сделал, я не знаю, хочу ли и дальше ей быть, – Кудесник Макс попытался успокоить её, но ему это не удалось. – Он сказал «настоящая любовь», Макс, – даже я слышала это – «настоящая любовь», «настоящая любовь».

– Не продолжай, – сказал Макс, и в его голосе послышалась неожиданная мольба.

Валери повернулась к Иниго.

– Он отказывается от работы, потому что боится – он боится, что с ним покончено, что чудеса выскользнули из его великих пальцев…

– Это неправда, – сказал Макс.

– Ты прав, – согласилась Валери, – это неправда – они никогда не были великими, Макс, они всегда были ни на что ни годны.

– Исцеление Щекоткой – ты была там – ты видела…

– Совпадение.

– А все утопленники, которых я вернул…

– Везение.

– Валери, мы женаты уже восемьдесят лет; как ты можешь так со мной поступать?

– Потому что настоящая любовь умирает, а тебе не хватает порядочности даже признаться, почему ты не станешь помогать – а у меня хватает, и я скажу вот что – принц Хампердинк был прав, когда уволил тебя…

– Не произноси это имя в моей хижине, Валери – ты поклялась мне, что никогда не произнесёшь этого имени…

– Принц Хампердинк, принц Хампердинк, принц Хампердинк – по крайней мере он узнаёт мошенника, когда видит его…

Макс кинулся к люку в подвал, закрывая уши руками.

– Но он – настоящая любовь невесты принца, – сказал в этот момент Иниго. – Если вы вернёте его к жизни, он остановит свадьбу принца Хампердинка…

Макс убрал руки от ушей.

– Этот ваш труп – он возвращается к жизни, и принц Хампердинк страдает?

– Он терпит невероятные унижения, – сказал Иниго.

– Вот это я называю стоящей причиной, – сказал Кудесник Макс. – Давайте мне шестьдесят пять; я берусь за дело. – Он встал на колени рядом с Уэстли. – Хммммм, – промычал он.

– Что? – спросила Валери. Она знала этот тон.

– Пока вы тут разговаривали, он с в некотором роде мёртвого стал по большей части мёртвым.

Валери потрогала Уэстли тут и там.

– Коченеет, – сказала она. – Тебе придётся с этим что-то сделать.

Макс тоже пару раз потыкал тело.

– Думаешь, оракул ещё не спит?

Валери посмотрела на часы.

– Вряд ли; уже почти час. Кроме того, я больше ей не доверяю.

Макс кивнул.

– Знаю, но было бы неплохо иметь заранее какой-то намёк на это, сработает оно или нет. – Он потёр глаза. – Я устал; хорошо бы знать о работе загодя; я бы поспал после обеда. – Он пожал плечами. – Ничего не поделаешь, спит так спит. Принеси мне мою Энциклопедию Заклинаний и Приложение Чар.

– Я думал, что вы знаете о таких вещах всё , – сказал Иниго, в свою очередь начиная расстраиваться.

– Я не практикую, ушёл на пенсию; прошло уже три года, а с воскрешающими рецептами лучше не шутить; стоит напутать с одной маленькой составляющей, и всё взорвется прямо тебе в лицо.