Изменить стиль страницы

Таким образом, когда Пушкин летом 1834 года ставил только что вышедшую сказку «КОНЕК-ГОРБУНОК» на эту полку, среди анонимных и псевдонимных изданий, он знал, что автор книги — не Ершов. Правда, это хотя и еще один аргумент в подтверждение того, что Ершов не был автором сказки, все-таки формально он не может служить доказательством, что ее автором был Пушкин.

X

Три пушкинские фразы. Обращает на себя внимание, что все три фразы — двусмысленные. Ну, что ж, Пушкин был остроумцем, то есть мастером двусмысленностей. Следовательно, в каждой фразе надо рассматривать все варианты ее прочтения.

1/ Первую фразу (в ответ на слова Ершова, что тот «предпочитает свою родину», Пушкин сказал: «Да вам и нельзя не любить Сибири, — во-первых, — это ваша родина, во-вторых, — это страна умных людей») объяснил сам Ершов: «Мне показалось, что он смеется. Потом уж понял, что он о декабристах напоминает». Пушкин действительно, с одной стороны, подшучивал над недалеким студентом и, с другой, действительно имел в виду декабристов.

И этот факт свидетельствует лишь о том, что Ершов, не понимая текста собственной сказки, и не был ее автором. Но эта фраза несет в себе и некий третий смысл, который нам пока не очевиден и который прояснится при рассмотрении третьей фразы.

2/ Как объяснить, что Пушкин, после чтения Ершовым сказки (в присутствии барона Розена) бросив фразу, что «теперь этот род сочинений можно мне и оставить» (дело было летом 1834 года), осенью того же года пишет «СКАЗКУ О ЗОЛОТОМ ПЕТУШКЕ» ? Мало того, что сказки написаны одним размером и что главное содержание обеих сказок — одержимость царя жениться на молоденькой, так ведь и без того эти слова Пушкина можно понять надвое.

Первое — общепринятое на сегодня — понимание этой фразы таково: сказка Ершова так хороша, что теперь, после нее, Пушкину, подтверждающему этими словами авторство Ершова, в этом жанре и делать нечего. Именно так эту фразу и трактуют ершоведы и пушкинисты, обходя вопрос о «ЗОЛОТОМ ПЕТУШКЕ».

Второе понимание этой фразы: Пушкин, подтверждая свое авторство для потомков, заявляет, что теперь, написав такую замечательную сказку, он может этот род сочинений и оставить. В самом деле, ведь и среди пушкинских сказок «КОНЕК-ГОРБУНОК» — несомненно лучшая, и после написания такой сказки он и впрямь мог считать свою задачу в жанре выполненной.

Пушкин-мистификатор попусту фразы не разбрасывал; в любом случае отмахиваться от возможного скрытого смысла этой фразы нельзя. Но какой смысл нам выбрать? Учитывая, что из процитированных стихов и поправок Ершова уже можно сделать вывод, что Ершов написать сказку не мог, мы имеем полное право выбрать второй смысл — но не будем торопиться и давать повод для формальных придирок. Посмотрим, что дает нам третья пушкинская фраза.

3/ В «Русском архиве» есть запись: «Молодой лейб-гусар граф А. В. Васильев, в Царском Селе, очень ранним утром, ехал на ученье мимо дома Китаевой, где жил Пушкин. Знавший его, как и многих других офицеров, Пушкин увидал его в окно и позвал к себе. Перед тем появился в печати „Конек-Горбунок“. Этот Ершов, сказал Пушкин графу Васильеву (который тоже писал стихи) владеет Русским стихом точно своим крепостным мужиком».

В этой записи, кроме двух непроставленных запятых, есть еще одна неточность: в доме у Китаевой Пушкин жил в 1831–1832 гг., а первая часть сказки «появилась в печати» в мае 1834 года, и раньше этой даты упомянутый разговор состояться не мог. С другой стороны, в 1834 году летом Наталья Николаевна жила в Полотняном Заводе, и Пушкины дачу вообще не снимали; остается одно объяснение: поскольку граф Васильев жил в Царском, а Пушкин мог быть в тот момент в гостях у кого-то на даче, встреча и состоялась летом 1834 года в Царском Селе.

Я не ставил перед собой цели найти временную и пространственную точку, где пересеклись Пушкин и граф Васильев, — это задача для составителей «Летописи жизни и творчества Пушкина», тем более что данный случай в «Летописи» вообще не отражен, пропущен. Важно лишь, что встреча имела место и что фраза содержит характерную для Пушкина двусмысленность.

Дело в том, что в Сибири никогда никакого крепостного права не было, и Пушкин не мог этого не знать. В любых разговорах об отмене крепостного права в России этот аргумент был решающим, и Пушкин, даже если сам его не использовал, то слышал его многократно. (Не отголосок ли этого знания звучит в первой пушкинской фразе как ее третий смысл: «это страна умных людей» ?) Он знал это так же хорошо, как и то, что Ершов вырос в Сибири и никаких крепостных мужиков у него никогда не было и быть не могло.

Но в таком случае фразой «Этот Ершов владеет Русским стихом, точно своим крепостным мужиком» Пушкин метафорически заявлял: «Этот Ершов никогда не владел и не владеет русским стихом». Иначе ее понять невозможно — если только не считать, что Пушкин бросил эти слова не подумавши, не сообразив, что в них заключен двойной смысл. Именно так и считают наши пушкинисты и ершоведы, отбрасывая неудобное для них прочтение и придавая этой пушкинской фразе смысл: «Этот Ершов свободно владеет русским стихом».

Фраза была продуманна, не случайна и сказана в расчете на запоминание и запись; граф Васильев ее и записал. Однако же в самом построении этой фразы есть элемент, ускользнувший от всех, кому доводилось ее цитировать (хотя еще три года назад я озвучивал эту ее особенность в интервью Станиславу Кучеру на канале ТВ «Совершенно секретно»), — элемент, усиливающий пушкинскую мысль и делающий ее понимание неизбежным: «Этот Ершов…». Ее первое, казалось бы, незаметное слово «этот» и придает пушкинской двусмысленности особый оттенок, по которому видно, как тонко и продуманно Пушкин работал со словом. В таком написании фраза интонационно становится максималистской, и трактовать ее можно только как «Этот Ершов блестяще владеет русским стихом» (как и трактуют ее ершоведы и пушкинисты) — либо как «Этот Ершов абсолютно не владеет русским стихом».

После ознакомления со стихами Ершова невозможно предположить, что Пушкин, несомненно имевший о них представление (если, конечно, не считать, что он мог дать какую бы то ни было оценку стихам Ершова, даже не заглянув в них), имел в виду второе понимание фразы, и, с учетом аргумента с «крепостным мужиком», смысл пушкинского высказывания неоспорим: «Этот Ершов абсолютно не владеет русским стихом и никогда им не владел».

Таким образом, эта фраза становится еще одним доказательством того, что Ершов не мог быть автором «КОНЬКА-ГОРБУНКА». Но как только мы принимаем эту пушкинскую оценку стихов Ершова, мы автоматически выбираем и вполне определенный смысл в предыдущей пушкинской двусмысленности, которая становится прямым пушкинским подтверждением его авторства сказки:

«Теперь этот род сочинений можно мне и оставить».

XI

Пушкинские двусмысленности свидетельствуют, что Пушкин безвозвратно сказку отдавать не хотел и сделал все возможное, чтобы, с одной стороны, свое авторство спрятать, а с другой — сделать так, чтобы рано или поздно мы догадались об истинном авторе. Об этом говорят не только приведенные выше фразы мистификатора, которые он продуманно «разбрасывал» в расчете на запись и передачу нам, потомкам (полагаю, таких фраз было больше, просто не все до нас дошли), — о том же свидетельствуют и пушкинские «аллюзии» в тексте сказки, ее словарь и его рисунок.

1) Бросается в глаза «перекличка» «КОНЬКА-ГОРБУНКА» с пушкинскими сказками («царь Салтан», «остров Буян», «гроб в лесу стоит, в гробе девица лежит», «пушки с крепости палят»). Такое «использование» живого классика и современника предполагает некую смелость, свойственную крупной личности, поэтический разговор с Пушкиным на равных, чего Ершов не мог себе позволить даже в мыслях. Я еще мог бы понять использование такого приема Ершовым, если бы он был модернистом, наподобие современных, или хотя бы эпигоном модернизма, для которого цитирование классиков без самостоятельной мысли — всего лишь способ создания ложной многозначительности, самоцель и средство существования в литературе. Но ничего подобного нет во всех его остальных стихах — да и можно ли всерьез рассматривать ершовский «модернизм»?