146

странном языке. Хорошо хоть разрешили дочитать. Откровенно говоря, я не думал, что эта книга столь же интересна, как ранее прочитанные мною «Поэзия и правда», «Итальянское путешествие» и «Вертер». Большой интерес представляет отношение Гёте к новой эпохе промышленного производства — он выражает его через преклонение перед ремесленным укладом» 15.

И даже после того как Зорге и Одзаки были утверждены смертные приговоры, ничто не изменилось в сложившемся образе жизни этих двух замечательных людей. В письме из тюрьмы, датированном 3 мая 1944 г., Одзаки пишет: «Наиболее интересная книга, которую я прочел за последнее время, — это записки Папанина об экспедиции к Северному полюсу. Это отнюдь не какая-то политическая пропаганда Советского Союза. Это дневник подлинно научного исследования. Но более всего я поражен силой сознания — через служение науке целиком отдать себя родине. Это высокий патриотизм! Именно в этом и нужно искать объяснение столь стойкому вопреки ожиданиям сопротивлению Советского Союза в нынешней войне... Я думаю, — заключает Одзаки, — что эту книгу полезно будет прочитать и ёко» 16.

Разумеется, в центре внимания заключенных по «делу Зорге», и прежде всего самого Зорге, было положение ha советско-германском фронте. Всеми доступными ему средствами Зорге стремился получить информацию, позволявшую уловить ход войны.

Икома писал: «Когда наступательная мощь германской армии начала постепенно утрачиваться и обозначились признаки перелома в военной обстановке... Зорге буквально плясал от радости, и лицо его расцветало» 17.

Конечно, возможности получения сколько-нибудь подробной, а главное, правдивой информации о ходе войны были для заключенных весьма ограниченными. «О состоянии международной обстановки я время от времени узнаю лишь из передач тюремного радио» 18,—пишет в одном из писем Хоцуми Одзаки. До поры до времени раз-

10* 147

решали слушать радио и Рихарду Зорге. Но потом его лишили этой возможности. К счастью, Икома в пределах возможного информировал Зорге по волновавшим его вопросам войны.

По словам Икома, Зорге придавал огромное значение Сталинградской битве и считал, что она должна стать решающим этапом в ходе советско-германской войны. «Он горел от нетерпения, — пишет Икома, — и во время допросов, при каждом удобном случае, например когда судья и секретарь были заняты оформлением протокола, тихо спрашивал у меня о положении на фронте. Я боялся много говорить об этом, но все же шепотом сообщал ему кое-что об общем положении дел».

Последняя стадия процедуры ёсин проводилась в тот период, когда советские войска, измотав в оборонительных боях гитлеровские полчища, перешли в решительное контрнаступление и осуществили окружение более чем трехсоттысячной группировки гитлеровцев под командованием Паулюса. Узнав об этом от Икома, Зорге, по словам переводчика, словно расцвел 19.

Зорге с величайшей радостью переживал великий триумф победного исхода Сталинградской битвы. Как раз в эти дни Тэйкити Каваи довелось увидеть Рихарда Зорге через замочную скважину своей камеры. Вспоминая об этом, Т. Каваи пишет: «В день, когда мы узнали о победе советских войск под Сталинградом, я увидел его очень радостным. Он даже приплясывал»20.

Адвокат Асанума рассказывал посетившей его Ханако Исии, что в беседах с ним в камере тюрьмы Рихард Зорге никогда не жаловался, но постоянно беспокоился о своих товарищах, буквально засыпая его вопросами о состоянии их здоровья, о жизни их семей и т. д. «Он безгранично верил своим товарищам по группе и испытывал к ним чувство глубокой привязанности»21. Зорге и его помощники внесли немалый вклад в подготовку и организацию исторических побед советских войск и советского народа. Сознание честно выполненного долга перед Родиной являлось для Зорге источником, из которого он

19 Цит. по: «Материалы по современной истории. Дело Зорге», т. I, стр. XIV.

20Nicol С hat el ct Alain Guerin, Camarade Sorge, стр. 130.

21 Ханако II с и н, Зорге — человек, стр. 252.

148

черпал моральные силы и стойкость, помогавшие ему переносить все тяготы тюремного заключения. Моральное состояние Рихарда Зорге в последние месяцы его жизни ярко рисует эпизод, о котором рассказывают авторы монографии «Доктор Зорге радирует из Токио».

В августе 1944 г. японское министерство иностранных дел разрешило Мейзингеру встретиться в последний раз с приговоренным к смертной казни Рихардом Зорге. Однако, как пишут авторы монографии, Мейзингер не решился на этот шаг и послал вместо себя переводчика посольства, некоего Хамеля. Посетив тюрьму Сугамо, Хаме, ib доложил, что Рихард Зорге «производит впечатление человека, гордого тем, что он совершил большое дело, и вполне готового покинуть арену своей деятельности». По словам Хамеля, Зорге «откровенно и не без торжества говорил о том, что он доволен результатами своей деятельности»22.

Имеются достоверные данные, что приговоренным к смерти Рихарду Зорге и Хоцуми Рдзаки было разрешено написать свои предсмертные записки и что оба они воспользовались этим. Зорге и Одзаки видели в этом возможность рассказать людям о том, чем жили они. о чем размышляли и каким было их состояние духа в последние месяцы перед казнью.

В письме, написанном 21 июня 1944 г., Хоцуми Одзаки сообщает жене: «В последнее время я больше пишу, чем читаю. С увлечением я записываю свои размышления, наблюдения. Конечно, это очень похоже на то, как если бы я писал на песке. Не знаю, задержится кто-либо, чтобы посмотреть на написанное мною» 23.

Более подробно об этих записках Хоцуми Одзаки говорит в завещании семье, составленном им 26 июля 1944 г. и направленном на имя адвоката Такэути. Он просит адвоката передать жене и дочери его последнюю волю после того, как смертный приговор будет приведен в исполнение. В этом завещании, в частности, говорится, что с разрешения прокурора Хирано (из верховного суда) он, Одзаки, пишет свои дзию на кансороку (свободное изложение мыслей и наблюдений), выражая опасение, что.

возможно, его записки никогда не выйдут за пределы Сугамо и их единственным читателем станет начальник тюрьмы.

«Я хочу просить Вас, — обращается Одзаки к адвокату,— позаботиться о том, чтобы эти записки не попали кому-либо на глаза при моей жизни. Я писал их только для собственного удовлетворения. Иначе говоря, это нечто, что написано на песчаном берегу до того, как набежавшая волна смоет написанное». Одзаки говорит далее, что, приступая к изложению своих мыслей и жизненных наблюдений, он словно уподобил себя белому облачку, остановившемуся над гладкой поверхностью озера и созерцающему то, что отражается в нем: беспорядочно бегущие облака, тени пролетающих птиц и силуэты растущих на берегу деревьев... Этот последний, предсмертный литературный труд Одзаки впоследствии так и был назван «Хакуунроку» («Записки белого облачка»).

Сообщая о содержании своих предсмертных записок, Одзаки пишет: «В моих записках говорится о мировоззрении, о философии, о взглядах на религию. Там же излагаются критические замечания о литературе, дается обзор текущих событий, выражается мое беспокойство за судьбу страны, высказываются мои соображения о системе управления, о проблемах современности, мысли о различных людях, даются воспоминания о прошлом. Я думаю, что если внимательно прочитать написанное мною, то это могло бы принести пользу. Правда, с самого начала, когда я только приступил к этим записям, я не ставил перед собой такой цели. Но об этом я ставлю в известность только Вас» 24.

Значительно меньше известно о предсмертных записках Рихарда Зорге. О факте их написания и частично о содержании мы узнаем главным образом из воспоминаний Икома. Видимо, Зорге в какой-то мере знакомил Икома с тем, что он писал перед смертью. В своих воспоминаниях Икома несколько раз упоминает о записках Зорге, которые тот писал после утверждения ему смертного приговора. Но он почти ничего не говорит об их содержании, кроме того, что в них изложено «критическое отношение» Зорге к проводившемуся следствию, а также