Солнце скрылось в облаках, и заметно стемнело. Ко всему прочему я абсолютно потеряла чувство времени, и мною начала овладевать какая-то смутная тревога. Ваньки всё не было. Я стала метаться по поляне, вспоминая, с какой стороны мы вышли из леса, как вдруг наткнулась на какое-то строение. Раздвинув кусты, я чуть не вскрикнула от страха. Прямо передо мною стояла старая обветшалая ветряная мельница. Замерев на месте, я увидела, как её дырявые, местами поросшие мхом лопасти начали с жутким скрипом медленно поворачиваться. Потом всё быстрее и быстрее. И вскоре у меня перед глазами стояла лишь круговерть лопастей, вращающихся с бешеной скоростью. Мною овладел ужас, я поняла вдруг, что вокруг совсем темно и, развернувшись к мельнице спиной, бросилась бежать. Я ломилась через лес, не разбирая дороги, всё ещё слыша за спиной жуткий скрип огромных крыльев старой ветряной мельницы…

3

Не помня, как добралась обратно, я влетела в дом, плюхнулась в кресло и налила себе полный стакан коньяка. Опрокинув его и не почувствовав вкуса, я посмотрела на часы и обомлела – они показывали четверть седьмого. Не веря своим глазам, я выскочила на улицу – так и есть, мимо пропыхтел утренний автобус, отправляющийся в город в шесть пятнадцать. Я кинулась обратно в дом и, забившись в глубокое кресло, попыталась унять дрожь в коленях и лязг зубов.

Прошло минут десять, и я несколько успокоилась. В конце концов, скорее всего, это обыкновенная белая горячка. Не могла же я в самом деле три часа плутать с Ванькой по лесу, пить воду из родника, наслаждаться жизнью, драпать от какой-то ветряной мельницы и при этом уложиться всего в пятнадцать минут! Конечно, не могла. Значит… Мне всё это приснилось, и не было никакой поляны, и не было никакой мельницы. От этой мысли я даже повеселела. Встала с кресла, махнула ещё рюмочку и подошла к зеркалу. Стоп. А как же быть с расцарапанной в лесу физиономией? А мокрые по пояс штаны? А сапоги, я тоже во сне промочила? Что-то явно здесь не сходилось. Да. Других вариантов пока в голову не приходило. Впрочем, всё можно узнать у Ваньки. С этой успокоительной мыслью я встала и налила себе ещё коньяку. Дав себе зарок, что это последняя рюмка и больше сегодня – ни глотка, я подняла стакан и вдруг услышала за спиной стук в дверь. От неожиданности я так резко развернулась вокруг своей оси, что заныло в пояснице. На пороге как ни в чём не бывало стоял Ванька. Подумав, что если я ещё узнаю знакомых мне людей, то всё не очень запущено и почти успокоилась. Однако первая же Ванькина фраза меня сильно насторожила:

– Ты уже собралась? Ну, молодец. А я, честно говоря, еле глаза продрал. Спасибо Дуське – растолкала. Да, здорово мы вчера надрались. Ты сама-то как? И чего вся такая мокрая? Я вроде тебе скосил дорожку до туалета.

Заподозрив, что и Ванька явно не в себе, я решила зайти с другой стороны и, сдирая с себя мокрые насквозь сапоги, как можно равнодушней поинтересовалась:

– А ты сам-то как добрался? Нормально?

– Вчера-то? – хохотнул Ванька. – А чего тут добираться-то? Два шага пройти до моего дома. А что я вчера совсем плох был?

– Я тебя не про вчера спрашиваю, – как можно спокойней ответила я. – А про сегодня.

– А что сегодня? – насторожился в свою очередь Ванька. – Встал вот, оделся и пришёл к тебе. Договорились же на охоту сходить. Или ты передумала?

– Как, опять на охоту? – благим матом заорала я. – Нет уж, спасибо, и так еле ноги унесла.

– Кто унёс? – растерялся Ванька.

Больше я этого выдержать не могла и поэтому посадила его перед собой и, апеллируя к моей расцарапанной в лесу физиономии и мокрым насквозь штанам в качестве доказательства, выложила ему всё. А заодно поведала ему, как я отношусь к людям, которые завлекают друзей в дремучий лес и там бросают на произвол судьбы, а потом ещё набираются наглости приходить ко мне в дом и валять «Ваньку».

Ванька, по-моему, так ничего и не понял, но суть моих обвинений ухватил верно и, выскочив из дома, притащил ко мне упирающуюся Дуську, которая рассказала, что непутёвый муж её, как заявился вчера домой пьяным, так и храпел под её боком аккурат до шести утра, пока она его сама не растолкала.

Признаюсь, её рассказ частично подтвердил, конечно, алиби Ваньки, но, к сожалению, ясности в ситуацию не внёс, а запутал всё ещё больше. Поскольку выяснять что-либо я была уже не в силах, я махнула на это дело рукой и налила нам с Ванькой ещё по одной.

Новое возлияние, попав на вчерашние дрожжи, сделало своё дело, и нас очень быстро развезло. Наконец я обняла своего друга и, пустив пьяную слезу, спросила:

– Вань, ты меня уважаешь?

– Уважаю, Натаха!

– Тогда скажи, ты точно не был сегодня со мной на мельнице?

Ванька был уже сильно пьян, но на слово «мельница» отреагировал живо:

– Ты что, видела там мельницу? Такую старую, мхом заросшую?

– Ну вот, а говорил, что не был сегодня со мной в лесу, – обиделась я.

– Да не был я сегодня с тобой. Расскажи-ка поподробней ещё раз.

Когда я закончила свой, на этот раз совершенно запутанный, рассказ, Ванька вынес свой вердикт:

– Знаю я это место. Его все в деревне знают. Называют «Майоровой мельницей». Только мельницы там никакой уже давно нет. Лет четыреста как нет. Вот так-то, подруга.

– А откуда ты тогда знаешь, что она старая, мхом вся поросшая? – вскинулась я.

– Ну, за четыреста лет что угодно состарится и мхом порастёт.

– Так ты же только что сказал, что её там нет давно.

– Нет.

– Почему же ты не удивился, что я её видела? – с пьяной настойчивостью продолжала допытываться я.

– Просто болтают по деревне, что кое-кто тоже ту мельницу видел. Вот и всё. А на самом деле там ничего нет.

– Нет, есть.

– Нет. И хватит об этом. Место это давно считается проклятым, и туда лучше не ходить.

– А зачем же ты меня туда сегодня отвёл?

– Не я тебя туда водил, а сам дьявол. Или дух дочери старого графа. Это как тебе больше нравится.

– Честно говоря, мне вообще всё это не нравится.

– А напрасно. Я по молодости лет девчонок туда водил. Особенно девственниц, самых упрямых.

– Зачем? – поразилась я.

– Наливай ещё. Хорошая ты баба, Натаха. Даром что «ментяра». Тебе всё расскажу. Но только строго между нами. В деревне узнают, прибьют. Слушай. Была по молодости лет у меня девчонка. Звали ее Зиной. Девка необыкновенной красоты была. А уж какая недотрога! И не подходи. По шестнадцать лет нам тогда было. Кто только к ней клинья не подбивал – всем от ворот поворот. И вот поехали мы с ней однажды по грибы на велосипедах. Заплутали маленько и вышли из лесу аккурат на ту самую поляну. Я искупнулся, лежу себе, загораю. Вдруг гляжу, Зиночка моя ненаглядная ко мне подходит и внимательно так смотрит. А глаза какие-то шальные. Ну, думаю, перегрелась девочка. Возьми да скажи ей:

– Окунись, водица больно хороша.

А она кивнула как-то странно, ленту цветную из волос дёрнула, они и рассыпались. Потом сарафанчик-то скинула. А под ним ничего и нет. Смотрю я на её загорелые исцарапанные коленки, а выше взгляд поднять боюсь. Дрожу весь как осиновый лист. А она сама ко мне подходит вплотную, рядом на песочек присела, ручками своими обняла, пальчиками прохладными по животу провела… Вот это, я тебе скажу, любовь была. В себя пришли, когда уже смеркаться стало. Её как будто подменили. Сарафанчик свой схватила, натянула как пришлось, глаза на меня поднять боится. Потом как заплачет. Так и проплакала всю дорогу до хаты.

– А потом, – спросила я, – что было?

– А ничего больше и не было. Избегать она меня стала. А вскоре уехала к бабушке в Украину, так я её больше и не видел.

– Ну, а ты?

– А что я? Дело-то молодое. Я, понятно, про тот случай молчок, никому ни слова. Потому как сразу понял, не сама мне Зинка-то отдалась, а подтолкнуло её что-то. Вот и давай я туда девок таскать. Не напрямую, конечно, а хитростью. То в лесу заплутаю с кем-нибудь, то от компании отстану незаметно, да и тащу девку туда, на поляну эту. И, представляешь, ни разу за последние двадцать лет ни одной осечки. Бабы там шальные какие-то становятся, сами набрасываются, просто спасу нет. Потому и водить туда лучше девочек неопытных. А то опытная баба задушит ещё в объятиях. Такое желание на них находит. Так-то вот.