Тюльпан без розоликой — порок в нашем сердце.

Боль о тебе — тюльпана цветок в нашем сердце.

Повсюду — в каплях крови — пылают тюльпаны,

Кипит кровавой скорби поток в нашем сердце.

Перед твоим порогом — как прах, сердце наше,

А грусть переступила порог в нашем сердце.

Покрылась пеплом арка бровей твоих черных, —

Известно мне, кто пламя зажег в нашем сердце!

О, я сгореть согласен от пламени страсти, —

Как мускус, мне желанен ожог в нашем сердце!

Что проповедь святая в сравненье со стоном,

Который так печален, глубок в нашем сердце!

Джами, сей мир стремится от мук нас избавить,

Зачем же слышен миру упрек в нашем сердце?

Из-за чьих я губ-рубинов жемчуг слез из глаз роняю?

Из-за чьих ланит румяных кровью жемчуг наполняю?

Еженощно я стенаю возле твоего порога, —

Хоть бы раз на крышу вышла посмотреть, как я стенаю!

Многие живут, надеясь хоть во сне тебя увидеть, —

Где счастливец тот, что видит наяву тебя, не знаю!

Кто в мою заглянет душу, тот поймет причину горя,

Хоть тебя не называю, в тайне имя сохраняю.

Улица твоя повсюду кровью залита, — так выйди,

Посмотри: не я ли ранен и свой жребий проклинаю?

Края нет моей печали, — о, взгляни хоть краем глаза,

Чтоб узнать: печаль откуда? О, взгляни, я заклинаю!

С именем Джами не надо исполнять газель: боюсь я —

Неприятно ей, что это я газели сочиняю!

Я восхищен шалуньей озорною, — не назову ее.

Пусть буду я пронзен стрелой стальною, — не назову ее.

Я, как свеча, из-за разлуки с нею и таю и горю,

Пусть я сгорю, сокрытый мглой ночною, — не назову ее.

Вокруг меня бушуют волны: это — потоки слез моих.

Жемчужину мне принесло волною, — не назову ее.

Я видел многих тонкостанных, стройных, затмивших кипарис,

Но я пленен одною, лишь одною, — не назову ее!

Я видел многих нежных и прелестных, но в мире лишь одна

Моим владеет сердцем и душою, — не назову ее.

Познал я горечь из-за сладкоустой, но что же делать мне, —

Не смолкнет мир, пока я не открою, не назову ее!

Ты говоришь мне так: «Джами неверен, мне от него беда»,

Me думай, что не знаюсь я с бедою, — не назову ее!

Узкой келье я просторность кабака предпочитаю,

Утренней молитве — ругань голяка предпочитаю.

Леденец, в руке зажатый ринда — пьяного гуляки,

Четкам важного, святого старика предпочитаю.

Стража нравственности надо напоить вином отменным!

Опьяненного — всем трезвым — дурака предпочитаю.

На собранье многолюдном о любви шуметь не нужно:

Сень забытого, глухого уголка предпочитаю.

Хорошо сказал безумец: «Ты влюблен? Так стань безумцем», —

Всем страстям я страсть безумца-смельчака предпочитаю!

К дому твоему отныне как чужак приду я, ибо

Ты сказала: «Я знакомцу чужака предпочитаю!»

Скрыл Джами свои страданья посреди развалин сердца, —

Для страданий пыль такого тайника предпочитаю.

О свежем воздухе лугов, садов желанных — вновь мечтаю.

О кипарисе молодом и о тюльпанах вновь мечтаю.

О ветер, для чего несешь ты мне цветов благоуханье, —

Об одеяниях ее благоуханных вновь мечтаю.

Я клятву дал: не буду пить. Пришла весна. О кравчий, где ты?

Освободи меня от клятв: о счастье пьяных — вновь мечтаю.

Мне добрых слов не говоришь? Хоть непотребные скажи мне:

Давно я жду твоих речей, о долгожданных — вновь мечтаю.

Кто я, чтобы к тебе прийти на пир? — Я только издалека

Смотреть на пир и на гостей, тобою званных, — вновь мечтаю.

Пусть лучше без тебя умру, когда подумаю в смятенье,

Что жить хочу я без тебя: о новых ранах — вновь мечтаю.

Джами, не думай о губах возлюбленной, оставь моленья:

Мол, слово услыхать одно из уст румяных — вновь мечтаю!

От женщин верности доселе я не видел,

От них лишь горести — веселий я не видел,

Меня не видя, так меня терзает злая,

Что плачу: злость ее ужели я не видел?

Так много волшебства в ее глазах прекрасных,

Какого и в глазах газели я не видел.

К чему ей говорить, что я скорблю всем сердцем?

Чтоб луноликие скорбели — я не видел.

Пусть плачет только тот, кто мне сказал: «Чтоб слезы,

Струясь из ваших глаз, кипели, — я не видел!».

Как мне расстаться с ней? Мы с ней — душа и тело,

А жизни без души нет в теле, — я не видел!

Любовь — недуг, но как избавимся от боли?

Джами сказал: «Лекарств и зелий я не видел!».

Красавиц верных восхваляют, стремятся к ним со всех сторон,

А я жестоким бессердечьем своих кумиров покорен.

Стремлюсь кровоточащим сердцем я только к тем, чье ремесло —

Надменность, дерзость, прихотливость, их слово для меня закон.

Я прихожу к каменносердой, я душу приношу ей в дар,

Хотя уверен я, что буду мечом красавицы пронзен.

В ее покой вступает каждый, кто родовит, могуч, богат,

Лишь тот войти в покой не смеет, кто всей душой в нее влюблен.

Пронзи меня стрелой: я ранен, но мне твоя стрела — бальзам,

А нож врача мне не поможет, врачом не буду исцелен.

Твоя стрела от ран разлуки навеки вылечит меня, —

О, как прекрасна сталь, что властно исторгнет мой последний стон!

Джами в тоске нашел подкову с копыта твоего коня, —

Да будет раб печатью рабства подковой этой заклеймен!