– Кого, дочка? О ком ты говоришь?

– О Роме. Я знаю, вы не в восторге от этого, но было нужно…

– Какой Рома? – внезапно обезоружил меня вопрос дяди Паши. Судя по его взгляду, с тем же успехом я сейчас могла бы заговорить по-китайски. Степень понимания была бы та же.

Сначала я растерялась. Ведь именно от дяди Паши я впервые услышала это имя. А потом у меня похолодели пальцы на ногах, я начала, что что-то изменилось. Вокруг все было не так. Само собой мне все было ново, я была в незнакомой мне обстановке, но другим было не это. Звуки были намного отчетливей и цвета более приглушенные. Я словно вернулась с другой планеты.

– Сколько я уже здесь нахожусь? – спросила я, в надежде прояснить, что происходит с моим восприятием действительности, и почему дядя Паша ведет себя так, словно он страдает амнезией.

– Уже больше двух дней, дочка! – старик продолжал по-отцовски гладить меня по голове – Я так рад, что ты наконец-то в сознании.

– А почему я здесь? Что со мной произошло? – ответ на этот вопрос так волновал меня, и так пугал. Где именно я потеряла связь с действительностью? И, главное, какие события заполнили промежуток времени, от панических попыток открыть пожарную дверь и до сей минуты?

В ответ на лице дяди Паши появилось выражение безграничной вины, а сочувствие в глазах удвоилось.

– Я же говорил, – начал причитать и охать старик, – ну, я же говорил тебе, дочка, что это плохая затея лезть на крышу в такую темень. Это я виноват, зачем я отдал тебе ключи! Там так темно, ну где ж не оступиться то? Бедненькая моя, теперь ты даже не помнишь, что с тобой случилось.

Очевидно, мой ошеломленный взгляд, который появился в ответ на его виноватые причитания, он истолковал, как попытки вспомнить, что именно произошло в тот вечер, и терпеливо начал объяснять:

– Ты, детка, пришла ко мне в каморку, и попросила ключи от крыши. Я чувствовал, что это опасно лезть туда в такое время, но я же всего лишь слабый старик, ну как противостоять такой стрекозе? Я отдал ключи, а у самого, представляешь, сердце не на месте. Ну, я поднялся на шестой этаж, чтоб убедиться, что все в порядке и нашел тебя на полу. Ты упала с лестницы. Там кровь… Я позвонил в скорую. Они отвезли тебя сюда, ты даже в сознание не приходила. Это я виноват…!

Дальше я уже не слушала само обвинительные причитания. Над мой головой грянул гром, и молния сверкнула перед глазами, от осознания того, что вся моя жизнь за последние дни, мои потери, надежды, метания, моя нечаянная привязанность, разочарования и обретения, весь этот коктейль из безумных событий и чувств, был лишь шуткой моего раненого мозга. Все было в моей голове, а не в реальности. Все было лишь фильмом, что прошел перед моими глазами. Я снова на исходниках. Я снова на старте. Я снова одна… От этого ужаса захотелось закричать, завыть как раненый зверь. Хотелось вскочить и расцарапать стены, порвать занавески, разбить в дребезги окна. Последняя умирающая надежда заставила меня собрать силы и спросить:

– Дядя Паша, миленький, кто живет в квартире на шестом этаже?

– Никто, – ответил растеряно дядя Паша, – так кладовка моя. Я там храню метла и лопаты и… Высоко конечно добираться каждый день….

ВСЕ! Словно хрустальный бокал, разлетелась на мельчайшие осколки надежда. Чтобы не напугать моего доброго домового, и не закричать от боли, не заплакать я сильно закусила губу, так сильно, что очень скоро почувствовала соленый вкус крови.

В медицине есть термин клинической смерти. Теперь я точно знаю, что у души тоже есть своя клиническая смерть. Я себя не чувствовала живой, хотя жила фактически. Я прожила жизнь, которой не было, я поверила в эту жизнь. За все свое существование на этой планете, лишь в этой маленькой жизни я жила по настоящему: влюблялась, теряла, ждала. Весь спектр эмоций за столь короткое время. Как с этим смириться?

Вдруг, в палате появился еще один человек в белом халате. Это был уже не посетитель. Это был мой лечащий врач, судя по всему. В руках у него была моя медицинская карта. Это был среднего роста мужчина лет 35 с русыми волосами и очень знакомыми глазами… такими голубыми, нереально голубыми.

Увидев меня, доктор широко улыбнулся.

– Рад видеть вас в сознании, Рита! Хочу сказать, вы большая соня. – Голос тоже был очень знакомым, он эхом прокатился по моему телу, и стих в районе желудка.

– Я не приходила в сознание с момента как попала сюда? – спросила я, все еще кусая губу.

– Приходили, – кивнул доктор, – только, похоже, не понимали отчетливо где вы, и что происходит вокруг вас. Вот это первый раз, когда я вижу ваш осмысленный взгляд. Что поделать, Рита, удар был сильным. Но я думаю, все будет хорошо. Вы – молодая и крепкая. Надеюсь, негативных последствий после такого падения не будет.

Доктор снова улыбнулся, глядя на меня как-то покровительственно. В палату заглянула медсестра и обратилась к врачу:

– Роман Германович, Вас просят срочно зайти в палату 14.

Роман Германович! Знакомая комбинация имени и отчества, словно спицей, проткнула все внутренности. Теперь понятно, откуда взялось это имя в моей голове. Мой несчастный мозг создал мне образы из подручных материалов, все, что я неосознанно слышала, или каким-то образом уловила визуально, сложилось в яркую причудливую мозаику. Некто без имени, человек, ставший мне глубоко дорогим и близким, был лишь образом, с чертами, заимствованными у моего лечащего врача.

Наконец, дядя Паша счел нужным оставить меня одну. Он выложил апельсины на стол, поцеловал меня в лоб, пожелал скорейшего выздоровления, и скрылся за дверью, а я, наконец, воспользовалась возможностью дать волю слезам.

В день моей выписки было пасмурно. Свинцовые серые тучи висели низко над землей, предвещая ненастье. Головные боли продолжали мучить меня, однако мое состояние в целом было признано удовлетворительным, и достаточным, чтоб покинуть стены этой белой клетки.

Я сидела в кабинете лечащего врача и ждала, пока он закончит делать записи в документах. Наконец, он поднял голову, и снова очень по-доброму, и очень покровительственно улыбнулся мне. Я привыкла к его улыбке, она встречала меня каждое утро, пока я была здесь, и всякий раз на душе становилось очень спокойно, словно добрый, белый ангел влетал в мою палату. Сейчас, эта улыбка провожает меня. Наверное, я буду по ней скучать. А вот глаза все еще заставляли сердце тоскливо ныть, напоминая о жизни, которой не было.

– Ну вот, Рита, – обратился доктор ко мне, – ты возвращаешься домой. Тебе необходимо будет обратиться к своему терапевту, он оформит тебе больничный лист, и будет наблюдать твое состояние, и динамику выздоровления. Тебе придется принимать анальгетики, так как все еще возможны головные боли. Так же возможна посттравматическая потеря координации, постарайся не перетруждаться, не ходи много, не поднимай ничего тяжелого. О тебе есть, кому позаботиться дома?

– Нет, – тихо ответила я, – я совершенно одна. Эта мысли раскатом грома прокатилась по голове. «Я одна! Снова…».

Роман Германович сконфужено замолчал и опустил глаза.

– Это печально, Рита. Может быть друзья… родные…

– Никого, – я покачала головой.

– Тогда, просто, будь очень осторожна и много отдыхай. Через несколько дней я зайду проверить твое состояние, если ты не против этого, конечно, – добавил доктор, и, как мне показалось, слегка покраснел.

– Конечно не против, Ром…. Роман Германович, – не без усилия произнесла я его имя, – в любое время. Я вам рада.

Доктор протянул мне свою визитку:

– Если будут ухудшения, или какие-то проблемы, звони, не раздумывай.

– Спасибо! – Поблагодарила я доброго ангела. Взяла документы, свою сумку, которую любезно принес дядя Паша, попрощалась с доктором, и, не оглядываясь, вышла из кабинета, а затем и из больницы.

Мне пришлось вызвать такси. Я была еще слаба, чтобы ехать домой на общественном транспорте, да и такие тучи пророчили мне перспективу вымокнуть, как кошка, если я не потороплюсь.