Лишь только я поднялась на четвертый этаж, как тут же увидела, что Илья Филиппович направляется к своему кабинету с противоположного конца коридора. Случай был весьма удобный, я ускорила шаг и настигла его аккурат возле заветной двери.

– Здравствуйте Илья Филиппович. Вы не могли бы уделить мне минутку, пожалуйста.

Илья Филиппович остановился, и с любопытством посмотрел на меня.

– Моя фамилия Карпова. Я по поводу реставрации Пущено-на-Наре. – Продолжила я.

В глазах директора, наконец, загорелся огонек понимания. Моя фамилия ему была, очевидно, знакома.

– Добрый день! – ответил мне глубокий баритон – Это очень кстати, что вы подошли, а то я уже собирался вас разыскивать. Вы не донесли кое-какие документы. Надеюсь, они у вас с собой?

Я сделала глубокий вдох и выдохнула фразой:

– Я отказываюсь от участия, Илья Филиппович. Думаю, причина вам понятна. Я пришла забрать документы.

Конечно, директор понял все сразу. Он внимательно посмотрел мне в глаза, словно пытаясь понять, насколько глубока моя решимость, затем сказал:

– Маргарита Леонидовна, давайте побеседуем в моем кабинете, в коридоре как-то не очень удобно.

На этих словах, он повернул ключ в замке своего кабинета и распахнул передо мной массивную деревянную дверь. Я послушно поплелась вовнутрь. Кабинет был просто залит солнечным светом, его шестиугольная форма и высокие окна позволяли солнечным лучам беспрепятственно проникать в каждый уголок комнаты. У окна стоял широкий, величественный, деревянный стол правителя государства АКАТО проект, и два стула с высокими спинками перед ним.

– Прошу Вас, Маргарита Леонидовна, – он пригласил меня жестом занять один из стульев. Я присела на краешек, словно провинившаяся школьница в кабинете директора.

– Итак, – Илья Филиппович сжал запястья в замок на столе, – я, разумеется, догадываюсь о причине столь категоричного отказа, догадываюсь даже чьих рук это дело, и кто именно надоумил вас принять такое решение.

– Ну, вот и славно, значит, мне не придется ничего объяснять, – спокойно ответила я, чувствуя облегчение. Однако, облегчение длилось не долго.

– Я думаю, придется, – так же спокойно ответил Илья Филиппович. – Я полагаю, вас расстроила протекция со стороны Романа Германовича, не так ли? Я только не понимаю, что именно вас смущает? Вы не считаете себя достойным архитектором? Вы не уверены в своей квалификации?

– Нет, я уверена, – твердо ответила я, – и я могу пояснить, что именно меня смущает. Моя квалификация не стала первопричиной, почему я оказалась в проекте.

– Вот как, – понимающе кивнул директор, потом взглянул мне в глаза со всей своей проницательностью и Соломоновой мудрость и спросил, – а что вы, Маргарита Леонидовна сделали для того, чтобы ваша квалификация стала первопричиной? Вы присылали сюда резюме или портфолио? Или, быть может, вы звонили или запрашивали встречу со мной?

Довод был железобетонный. Он слегка пошатнул мою решимость. Я покачала головой. Конечно, я не подавал заявку на участие, я даже не знала о существовании этого проекта.

– Илья Филиппович, я, конечно, понимаю, что ваш довод несокрушим. Да, я не ничего не сделала, это так, но против совести я не пойду. Конечно, быть здесь это, несомненно, большая честь, но сам факт, того, что я здесь, по чьей-либо просьбе, означает лишь то, что я занимаю место более достойных архитекторов, тех, кто не вошел в списки участников по моей вине.

Директор удивленно поднял брови:

– Кого вы имеете в виду, позвольте спросить?

– Эрнеста Силуянова, Софью Нейман. Вы взяли меня, но отказали в участии им. Воровать чужой шанс я не намерена.

– Ах вот оно что! – Илья Филиппович откинулся на спинку своего кресла – Ну как же, как же…. Я смотрю, мосье Звягин широко раскрыл вам глаза на положение вещей. Удивительно только, что зная его скверный характер, вы так легко поспешили поверить на слово столь непроверенной информации. Эрнест Георгиевич не подавал заявление на участие. Его семейные обстоятельства не позволяют ему уезжать далеко от дома на длительный срок. Софье Борисовне предстоит операция через 2 недели, она также не может участвовать в проекте. Только те люди, кого вы видели в списке, подавали заявку на участие. Остальные имеют причины, а кто-то и добровольное желание работать лишь с текущими проектами агентства.

Я молчала. А что можно было еще сказать. Я выставила себя круглой идиоткой. Конечно же, нужно было хотя бы предположить, что даже если столь именитые люди работают в агентстве, это совершенно не означает, что каждый из них непременно желает ехать в Серпухов. Илья Филиппович правильно поставил меня на место.

– Маргарита Леонидовна, – продолжил директор, – вы вообще понимаете разницу между блатом и рекомендацией? К Вашему сведению я никогда не пил с Романом Германовичем на брудершафт, мы никогда не сидели за одним столом, и я никогда не значился в списке его близких друзей. Не стану отрицать, что в свое время Роман Германович сильно помог мне в беде, но верьте, я не такой человек, который способен оплачивать долги, вступая в сделку со своей совестью. Я понимаю, что сейчас на него льется много грязи. Вероятно, это одна из причин, почему я вижу вас сейчас перед собой, но, тем не менее, его мнение всегда было, и остается авторитетным во многих областях, в том числе и в этой сфере. Так что, я всего лишь прислушался к мнению человека, которого безгранично уважаю. Маргарита Леонидовна, мне жаль, но я не принимаю ваш отказ в участии. Как сотрудник вы меня вполне устраиваете.

Нет, нет, так все равно нельзя. Это не правильно. Я вошла в сотрудники не с парадного, а с черного входа.

– Я, Илья Филиппович, так же никогда не вступала в сделку с совестью. Когда то меня потрясла история Полины Колесник, которая заняла мое место по протекции главного архитектора. Я просто не смогу смотреть на себя в зеркало, зная, что сама я поступаю также.

– Вы ничье место не занимаете, лишь свое законное, которое вам выделило агентство АКАТО. И потом, Маргарита Леонидовна, простите меня за прямоту и грубость, но думаю, вам стоит прекратить вести себя как трусливый заяц.

Да уж от такой прямоты, совершенно неожиданной, у меня округлились глаза. А Илья Филиппович, не обращая внимания на мое замешательство, продолжал:

– Я слышал об этой истории, но не считаю, что тогда вы поступили разумно. Вы искренне убедили себя, что повели себя достойно, ушли, громко хлопнув дверью, а на самом деле, вы демонстративно сбежали. Именно поэтому Игорь Олегович до сих пор воспринимает вас как пустое место. Себя нужно уметь защищать, а больше чем себя, нужно уметь защищать свои убеждения и труды. Вам плюнули в лицо, а вы услужливо подставили спину. Вы не пошли к вышестоящему руководству, не пошли к заказчику. Запачкаться побоялись? Или побоялись отмыться? Скорее второе. Пошли по пути наименьшего сопротивления, так проще, не так ли? А что вы, спрашивается, делаете сейчас? Да то же самое – сбегаете. Вам и на ум не приходит, что намного разумнее остаться и доказать, что вы достойны той рекомендации, которую получили. В чем причина бегства, Маргарита Леонидовна? В том, что вас не оценили, так, как вам бы хотелось. Так я вам скажу, не великий подвиг сидеть на одном месте и ждать, что когда-нибудь к вам придут и предложат орден за заслуги. Чтоб вас оценили, так, как вы этого заслуживаете, необходимо делать действия: отлеживать текущие проекты, где можно профессионально реализовать себя, посылать резюме, доказывать, что вы профессионал. За вас это сделал другой человек, тот самый от которого вы сейчас открещиваетесь, и знакомства с которым стыдитесь. По моему убеждению, это не порядочно с вашей стороны.

Когда имя Романа Мейера было на слуху, и он был востребован как профессионал, никто, ни один человек не смел обсуждать его образ жизни, и порочить его заслуги. Лишь, когда он добровольно ушел из профессии, и перестал появляться в обществе, на него вылили ушат помоев. Вот и вам кто-то поведал о жизни Романа Германовича с точки зрения своего осуждения, и вы поддались заблуждению, и приняли это оценку за свою. Только я вам так скажу, сколько бы негативных высказываний о нем вы не слышали, Роман Германович спас не одну невинную жизнь. Он, не единожды, помогал восстановить справедливость, он многим людям вернул доброе имя и репутацию, а многие подонки сидят сейчас в соответствующих местах, тоже благодаря ему. Он великолепный друг, который никогда никому не отказывал в помощи, никогда и никого не оставлял в беде. Да, разумеется, он имел некие слабости и пороки, но чтоб иметь право осуждать, нужно знать все факты, не только негативные. Вообще, я считаю, что осуждать человека за прошлое может лишь тот, кто был частью этого прошлого. Если же нет, то даже закоренелого преступника на суде судят лишь за текущую провинность, а не за старые подвиги. У вас есть причина быть обиженной на Романа Германовича? Он как-то бесчестно поступил с вами? Он вел с вами ту линию поведения, о которой вы слышали?