– Я бы с удовольствием сфотографировала вас обоих, – сказала мадам Россини, нащёлкав не менее десятка фотографий со всех сторон. – Тебя и невозможного юношу. Чтобы можно было видеть, как совершенно и одновременно деликатно подходят друг другу ваши наряды. Но о Гидеоне заботится Джордано, я больше не хочу пререкаться с ним по поводу узорчатых чулок. С меня достаточно.

– Эти чулки совсем не такие уж ужасные, – заметила я.

– Это потому, что они хоть и выглядят как чулки того времени, но из-за эластана намного удобнее, – объяснила мадам Россини. – Раньше подвязки передавливали людям половину бедра, но твоя служит только для украшения. Разумеется, я не думаю, что кто-нибудь бросит взгляд тебе под юбку, но если и так, то ему не придётся жаловаться, n'est ce pas? – Она захлопала в ладоши. – Bien, я позвоню наверх и скажу, что ты готова.

Пока она разговаривала по телефону, я снова встала перед зеркалом. С самого утра я энергично выбрасывала Гидеона из головы, и мне это в некоторой степени удалось, но вместо этого я стала непрерывно думать о графе Сен Жермене. К страху перед новой встречей с графом примешивалось смутно-радостное предвкушение суареи, которое показалось мне несколько тревожным.

Мама разрешила, чтобы Лесли вчера ночевала у нас, поэтому вечер получился вполне приятным. Мне пошло на пользу обсуждение происшедшего с Лесли и Хемериусом. Может быть, они это говорили только для того, чтобы подбодрить меня, но и Лесли, и Хемериус считали, что у меня нет никаких причин бросаться с моста от неразделённой любви. Они оба утверждали, что у Гидеона при сложившихся обстоятельствах были все основания для такого поведения, и Лесли заявляла, что исходя из принципа равенства полов за мальчишками тоже надо признать право на дурное настроение и что она совершенно точно чувствует, что в глубине души он действительно милый мальчик.

Я покачала головой.

– Ты его совсем не знаешь! Ты так говоришь только потому, что мне бы хотелось это услышать!

– Да, и потому что я хочу, чтобы это было правдой! – ответила Лесли. – Если он в конце концов окажется задницей, то я лично посещу его и врежу ему как следует! Обещаю.

Хемериус появился дома довольно поздно, поскольку он по моей просьбе следил за Шарлоттой, Рафаэлем и Гидеоном.

Нам с Лесли, в отличие от него, было очень интересно послушать про Рафаэля.

– Я считаю, что малыш немножко слишком хорош собой, – пробурчал Хемериус. – И он отлично это знает.

– Поэтому с Шарлоттой он как раз попал по нужному адресу, – удовлетворённо заметила Лесли. – Наша Снежная королева до сих пор умудрялась любому отравить существование.

Мы с ней устроились на широком подоконнике, а Хемериус уселся на стол, аккуратно обложился хвостом и приступил к докладу.

Шарлотта и Рафаэль сначала пошли есть мороженое, потом в кино, а затем встретились с Гидеоном в итальянском ресторане. Мы с Лесли хотели знать всё до мельчайших подробностей, начиная от названия фильма и сорта пиццы и заканчивая каждым произнесённым словам. По рассказу Хемериуса, Шарлотта с Рафаэлем и в самом деле всё время говорили вразнобой. Рафаэль охотно пообщался бы насчёт различия между английскими и французскими девушками и о их сексуальных предпочтениях, а Шарлотта непрерывно возвращалась к теме нобелевских лауреатов по литературе за последние десять лет, что привело к тому, что Рафаэль скучал всё больше и больше и бросал всё больше взглядов на окружающих девушек. В кино же Рафаэль (к большому удивлению Хемериуса) не сделал никакой попытки пообнимать Шарлотту, и даже более того, через десять минут он уже крепко спал. Лесли сказала, что это самое милое, что она слышала за последнее время, и я была полностью с ней согласна. Потом мы, естественно, захотели узнать, говорили ли обо мне Гидеон, Шарлотта и Рафаэль в итальянском ресторане, и Хемериус (довольно неохотно) воспроизвёл следующий возмутительный диалог (который я, так сказать, синхронно перевела для Лесли):

Шарлотта: Джордано очень обеспокоен, что Гвендолин завтра испортит всё, что только можно испортить.

Гидеон: Передай мне, пожалуйста, оливковое масло.

Шарлотта: Для Гвендолин политика и история – это тайна за семью печатями, и она совсем не запоминает имена – они у неё а одно ухо влетают, а из другого вылетают. Это от неё не зависит, просто у её мозга маленькая ёмкость. Он забит именами музыкантов из мужских групп и омерзительно длинных списков исполнителей в китчевых любовных мелодрамах.

Рафаэль: Гвендолин – это твоя кузина с геном перемещения во времени, да? Я вчера видел её в школе. Такая с длинными тёмными волосами и голубыми глазами?

Шарлотта: Да, и с родимым пятном на виске, которое выглядит как банан.

Гидеон: Как маленький полумесяц.

Рафаэль: Как это зовут её подругу? Блондинку с веснушками? Лили?

Шарлотта: Лесли Хэй. Несколько большая ёмкость мозга, чем у Гвендолин, но она хороший пример того, что хозяева очень похожи на своих собак. Её пёс – лохматый метис золотистого ретривера. Его зовут Берти.

Рафаэль: Ах, какая прелесть!

Шарлотта: Ты любишь собак?

Рафаэль: Больше всего – лохматых метисов золотистого ретривера с веснушками.

Шарлотта: Понимаю! Ну что ж, ты можешь попытать счастья. Тебе это будет не особенно трудно. У Лесли за плечами ещё больший шлейф мальчишек, чем у Гвендолин.

Гидеон: В самам деле? И сколько же… хм… друзей было у Гвендолин?

Шарлотта: Ох. О Боже. Хм. Мне всё это как-то неловко. Я не собиралась говорить о ней ничего дурного, она просто довольно неразборчива, особенно когда выпьет. В нашем классе она прошла практически через каждого, и в следующем классе тоже… Н-да, я как-то потеряла обзор. Кличку, которую они ей дали, я лучше повторять не буду.

Рафаэль: Школьная подстилка?

Гидеон: Передай мне, пожалуйста, соль.

Когда Хемериус дошёл до этого места в своём рассказе, я вскочила и хотела уже бежать вниз к Шарлотте, чтобы придушить её, но Лесли удержала меня, заметив, что месть – это блюдо, которое подаётся холодным. Мой аргумент, что мной движет никакая не месть, а неприкрытая жажда убийства, она отмела на корню. И потом, сказала она, если Гидеон и Рафаэль хотя бы на четверть так умны, как красивы, они не поверят ни одному её слову.

– Я считаю, что Лесли действительно немного похожа на золотистого ретривера, – сказал Хемериус, но, заметив мой укоризненный взгляд, торопливо добавил: – Я люблю собак, ты же знаешь! Это такие умные животные.

Да, Лесли и вправду умная. За это время она сумела выудить из книги про зелёного всадника её тайну. Правда, кропотливо рассчитанный результат оказался несколько разочаровывающим. Это был просто очередной цифровой код с двумя буквами и какими-то странными штрихами.

5103041.78N,00849.91o

Около полуночи мы через весь дом прокрались в библиотеку, то есть мы с Лесли крались, а Хемериус летел впереди нас.

Там мы битый час рылись на полках в поисках новых указаний. Пятьдесят первая книга в третьем ряду… Пятьдесят первый ряд, тридцатая книга, страница четыре, восьмое слово – но с какого угла мы ни начинали считать, всё получалось бессмысленно. В конце концов мы стали наугад вытаскивать книги и перетряхивать их, в надежде найти ещё одну записку. Ничего не было. Но Лесли тем не менее с оптимизмом глядела в будущее. Она переписала себе код на бумажку, которую постоянно вытаскивала из кармана и пристально разглядывала. «Это что-то означает», – бормотала она. – «И я выясню, что».

После этого мы наконец отправились спать. Утром будильник безжалостно вытряхнул меня из бессонного сна – и с этого самого момента я почти непрерывно думала о суарее.