– Вправо! Нет, право там, где большой палец слева!

И:

– Я вижу твои зубы!Это непатриотично!

Ник показывал нам, как двадцатью тремя способами обмахиваться салфеткой наподобие веера и тем самым посылать безмолвные сообщения своему визави.

– Вот это означает: упс, у вас расстёгнута ширинка, мой господин, а если веер немного опустить и при этом посмотреть вот так, то это значит: ах, я хочу выйти за вас замуж. Но если сделать наоборот, то это будет: Уфф, с сегодняшнего дня мы находимся в состоянии войны с Испанией…

Я не могла не признать, что у Ника действительно большой артистический талант. А Каролина во время танца (это был скорее канкан, чем менуэт) так высоко закидывала ноги, что один из её тапок угодил прямо в чашу с баварским кремом, который был у нас на десерт.

Это происшествие немного притушило общее веселье, но дело спас мистер Бернард, который выудил тапок из крема, положил его Каролине на тарелку и сказал с серьёзной миной:

– Я рад, что у нас осталось ещё так много крема. Мисс Шарлотта и обе дамы по возвращении домой наверняка захотят перекусить.

Тётушка Мэдди признательно улыбнулась ему.

– Вы всегда такой заботливый, мой дорогой.

– Это моя обязанность – заботиться о том, чтобы вам всем было хорошо. Я обещал это вашему брату перед его смертью.

Я задумчиво посмотрела на них обоих.

– Я как раз спрашиваю себя, не рассказал ли вам дедушка что-нибудь про зелёного всадника, мистер Бернард. Или тебе, тётя Мэдди.

Тётушка Мэдии покачала головой.

– Зелёный всадник? Что это такое?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответила я. – Я знаю только, что я должна его найти.

– Если я что-нибудь ищу, я чаще всего отправляюсь в библиотеку вашего деда, – ответил мистер Бернард, и его совиные глаза блеснули за стёклами очков. – И всякий раз нахожу. Если вам нужна помощь – я хорошо ориентируюсь в библиотеке, поскольку я вытираю там пыль.

– Это хорошая идея, мой дорогой, – сказала тётушка Мэдди.

– Всегда к вашим услугам, мадам, – Мистер Бернард подложил дров в камин и пожелал нам всем спокойной ночи.

Хемериус отправился за ним.

– Я непременно должен посмотреть, снимает ли он на ночь очки, – объяснил он. – И если он украдкой смывается из дома, чтобы тайком изображать басиста в какой-нибудь хэви-метал-группе, я обязательно тебе об этом расскажу.

Собственно говоря, мои брат с сестрой в будние дни должны были вовремя отправляться в постель, но сегодня мама сделала для них исключение. Мы, наевшиеся, усталые и весёлые, устроились перед камином, Каролина свернулась калачиком в маминых объятьях, Ник прижался ко мне, а тётушка Мэдди уселась в высокое кресло леди Аристы, сдула со лба прядку волос и благостно нас оглядела.

– Может, ты расскажешь нам что-нибудь из прошлого, тётя Мэдди? – предложила Каролина. – Когда ты была маленькой и должна была поехать в деревню к твоей ужасной кузине Хэйзел?

– Ах, да вы уже много раз об этом слышали, – ответила тётушка Мэдди, помещая ноги в розовых войлочных тапках на скамеечку у кресла. Но она не заставила себя долго упрашивать. Все её истории про ужасную кузину начинались словами: «Хэйзел была самой большой воображалой, которую только можно себе представить», на что мы хором замечали: «Как Шарлотта!», а тётушка Мэдди качала головой и отвечала: «Нет, Хэйзел была гораздо, гораздо хуже. Она хватала кошек за хвосты и раскручивала их над головой».

Пока я, положив подбородок на голову Ника, слушала историю, в ходе которой десятилетняя тётушка Мэдди, мстя за всех мучимых кошек Глочестершира, обеспечила кузине Хэйзел купание в навозной яме, мои мысли перенеслись к Гидеону. Где он сейчас? Что делает? Кто с ним? Может быть, он тоже думает обо мне – с таким же странным, теплым чувством в животе? Наверное, нет.

Вспоминая о нашем расставании у ателье мадам Россини, я лишь усилием воли подавила тяжёлый вздох. Гидеон на меня даже не посмотрел, хотя за несколько минут до этого мы целовались.

Опять целовались. Хотя вчера я по телефону поклялась Лесли, что это больше не повторится.

– Пока мы однозначно не проясним, что между нам происходит!

Правда, Лесли лишь засмеялась в ответ.

– Да ладно, кому и что ты тут хочешь изобразить? Совершенно понятно, что между вами происходит: ты влюблена в него до сумасшествия!

Но как я могла быть влюблена в парня, которого знала всего пару дней? Парня, который почти всё время вёл себя со мной совершенно невозможно? Правда, в те моменты, когда он вёл себя по-другому, он был просто… он был такой… такой невероятно…

– Это снова я! – каркнул Хемериус, с размаху приземляясь на стол рядом со свечой. Каролина на маминых коленях вздрогнула и посмотрела в его сторону.

– Что такое, Каролина? – тихо спросила я.

– Ах, ничего, – ответила она. – Мне показалось, что я увидела тень.

– В самом деле? – Я ошеломлённо поглядела на Хемериуса.

Тот поднял одно плечо и ухмыльнулся.

– Скоро полнолуние. Чувствительные люди иногда могут нас видеть, в основном только уголком глаза. Если потом они посмотрят прямо туда, то нас уже нет… – Он снова повис на люстре. – Пожилая дама с кудряшками тоже видит и чувствует больше, чем признаёт. Когда я интереса ради положил ей лапу на плечо, она схватилась за это место… В твоей семье меня это не удивляет.

Я с любовью поглядела на Каролину. Чувствительный ребёнок – только бы она не унаследовала в конце концов дар видений тётушки Мэдди.

– А сейчас моя любимая сцена, – сияя, сказала Каролина, и тётушка Мэдди со вкусом рассказала, как садистка Хэйзел в своём хорошеньком летнем платье стояла по шею в навозе и пронзительно визжала: «Я отомщу тебе, Маделайн, я отомщу тебе!».

– И она это сделала, – сказала тётя Мэдди. – Причём не однажды.

– Но про это мы послушаем в другой раз, – решительно сказала мама. – Детям пора спать. Завтра в школу.

Тут мы все вздохнули, а громче всех тётушка Мэдди.

Пятница в школе был блинный день, и по пятницам все старались не пропускать обеда, потому что блинчики в нашей столовой были практически единственным съедобным блюдом. Поскольку я знала, что Лесли готова умереть за эти блинчики, я не позволила ей остаться со мной в классе, где мы договорились встретиться с Джеймсом.

– Иди кушать, – сказала я. – Я буду крайне недовольна, если ты из-за меня останешься без блинчиков.

– Но тогда некому будет стоять на стрёме. Кроме того, мне хочется поподробнее услышать про вчерашнее – про тебя, Гидеона и зелёную софу…

– Более подробно я не смогу рассказать при всём желании, – ответила я.

– Тогда расскажи ещё раз, это так романтично!

– Иди есть блины!

– Ты сегодня обязательно должна взять у него номер телефона, – сказала Лесли. – Я имею ввиду золотое правило: нельзя целовать парня, телефона которого у тебя нет.

– Вкусные, хрустящие блинчики с яблоками… – сказала я.

– Но…

– Со мной будет Хемериус. – Я показала на подоконник, на котором Хемериус от скуки жевал кончик хвоста.

Лесли сдалась.

– Ну хорошо. Но пускай он тебя научит сегодня чему-нибудь толковому! От беспорядочного тыканья указкой миссис Каунтер нет никакого толку! И если тебя застукают за этим занятием, то точно отправят в дурдом, не забудь.

– Ну иди уже, – сказала я и подтолкнула её к двери, в которой как раз появился Джеймс.

Джеймс обрадовался, что мы на сей раз будем одни.

– Веснушчатая своей невежливой болтовнёй постоянно заставляет меня нервничать. Она обращается со мной как с пустым местом.

– Это, наверное, потому, что… ах, забудь.

– Итак – чем я могу сегодня помочь?

– Я подумала, что, может быть, ты научишь меня, как на суарее в XVIII веке говорить «Привет».

– «Привет»?

– Да. Привет. Салют. Добрый вечер. Ну ты знаешь – как люди при встрече приветствуют друг друга. И что надо при этом делать. Пожать руку, поцеловать руку, поклониться, присесть, сиятельство, светлость, высочество… всё это так сложно, что очень легко ошибиться.