Изменить стиль страницы

Если не считать этой прибавки, то трактат 1766 г. является почти дословной копией договора 1734 г. Имеются лишь самые незначительные изменения и добавления. Например, говорится об освобождении от постов английских домов в Москве, а не в Немецкой слободе, так что англичане теперь, очевидно, уже не были ограничены в отношении проживания за городом, прибавлено право подданных обеих сторон свое имущество оставлять "по духовным, кому они заблагорассудят, по обыкновению и законам своих земель" (ст. 14), о том, что банкроты, которые "упрямятся платить долги свои в казну или партикулярным людям", подлежат аресту, пока "большая часть их кредиторов, как в рассуждении числа, так и превосходства взыскиваемого ими долгу, не согласится их освободить". Исчезла и отмененная уже ранее статья о торговле с Персией, напротив, льготы в отношении шерстяных материй сохранены (ст. 24){447}.

Трактат был заключен на 20 лет (ст. 25), однако после этого не был возобновлен, ибо постановления о "вооруженном нейтралитете", опубликованные Екатериной и направленные против Англии, вызвали охлаждение между обоими государствами. В 1789 г. Екатерина заявила о своем согласии заключить новый формальный коммерческий трактат, не настаивая на включении в него "нейтральных правил"{448}. Но лишь казнь короля французского объединила короля английского и Екатерину в их отношении к "ненавистной французской нации". Сближение выразилось в установлении в 1793 г. предварительных условий относительно продолжения действия трактата 1766 г. Последний продолжен на 6 лет, причем "стороны обязываются в сие время заниматься постановлением торгового трактата" (ст. 1). Кроме того, Россия обязуется распространять на Англию все выгоды, установленные в ст. 6 указа, изданного при общем тарифе 1782 г., согласно которому пошлины в портах Черного и Азовского морей понимаются на 1/4 указанных в тарифе ставок (ст. 3){449}.

Трактат был заключен в 1797 г. "во имя пресвятые и неразделимые Троицы" Павлом I и королем английским, "соединенными уже теснейшим союзом", на 8 лет, причем и в данном случае отклонения от предыдущих трактатов, в общем, невелики. Наиболее существенно отсутствие упоминания как об обложении русских купцов теми же вывозными пошлинами, что и английских (впрочем, особых льгот для русских купцов уже не было), так и о пониженных пошлинах на английские шерстяные ткани, но прибавлено, что "никакого учреждения… не будет сделано одною из… сторон, в пользу собственных своих подданных, коим бы не воспользовались подданные другой… стороны" (ст. 5). Упоминается о консулах: подданные могут составлять с консулами своими общество и делать между собой для общей пользы фактории нужные распоряжения, но не противные законам страны (ст. 25). От постоя освобождены дома англичан не только в Петербурге, Москве и Архангельске, но также в Риге и Нарве и черноморских портах{450}.

В противоположность широко поставленной торговле англичан товарообмен между Россией и Францией происходил весьма вяло. В 1727 г. было даже упразднено единственное существовавшее во Франции русское консульство, а в 40-х годах, под влиянием столкновения между русским и французским дворами, в течение пяти лет не показался ни один французский корабль в русских портах. В 50-х годах контракт с двумя французами, заключенный относительно вывоза украинского табака, как будто должен был создать непосредственные сношения между обеими странами, тем более что французы рассчитывали таким путем освободиться от необходимости приобретения виргинского табака у своих "естественных врагов" — англичан. Но операция, казавшаяся столь выгодной, не кончилась ничем, ибо французы нашли русский табак плохим. К этому присоединились разные затруднения, да и англичане делали все от них зависящее, чтобы испортить дело, и даже предлагали сами скупить этот табак, хотя сбыт его должен был нанести ущерб их производившим табак колониям. Таким образом, и эта попытка оказалась неудачной. Между тем французы жаловались на то, что введенный в 1757 г. новый таможенный тариф значительно повысил ставки на те именно изделия, которые привозились из Франции, как то: галантерейные товары, шелковые материи, пряденое и крученое золото и серебро и т.д., что он поднял пошлины на товары, которые были обложены в 6%, до 33%, с 10 до 71%, с 13 до 76-83%, с 22 до 78, с 53 до 105. Пошлины на простые французские вина превышали покупную цену. Многие товары могли теперь привозить с барышом только контрабандисты, закупившие их в Германии. Французские же купцы или купцы других национальностей, приобретавшие их во Франции, не в силах были конкурировать с отправлявшимися за ними в Данциг и Лейпциг русскими купцами{451}.

Под влиянием этих условий во Франции стало распространяться убеждение, что торговля с Россией невыгодна и что ее надо предоставить северным народам. Этот взгляд, всеми силами поддерживаемый голландцами и англичанами, скоро превратился в одну из аксиом для французов, уверовавших в то, что англичанам и голландцам принадлежат ключи к северным морям.

В результате, читаем в 1758 г. в одной французской записке, "наши коммерсанты, будучи слишком слабы для производства обширных операций, ограничились в большинстве случаев импортом, столь невыгодным, вследствие необходимости кредитовать покупателей на продолжительный срок, как и трудности, а часто даже невозможности вернуть себе затраченные суммы. Наши купцы из Парижа, Бордо, Бургони и Шампани и, в особенности из Лиона занимаются этим уже давно, но многократный опыт не улучшил дела". Французские фирмы, находящиеся в России, не получают даже комиссионных поручений вследствие той склонности, которую обнаруживает большинство наших промышленников и торговцев и даже поставщиков морского ведомства, обращаться к иностранным представителям, хотя имеются французские, которые могли бы выполнять эти поручения. Все это и попадало в руки англичан; французские фирмы "уже покинули бы страну, если бы одних не удерживали капиталы, ими помещенные, других — надежда на то, что французскому посольству удастся выхлопотать какое-нибудь облегчение для торговли"{452}.

Однако не только французы находили для себя невыгодным торговать с Россией, но еще более убыточным этот товарообмен представлялся русскому правительству, ибо, судя по таможенным записям, французский привоз был больше вывоза французов из России. На самом деле, однако, если привоз в Россию можно было установить до известной степени, то вывоз во всяком случае скрывался под английскими цифрами. Англичане, по словам французов, этому всячески содействовали, не показывая вывоза русских товаров, производимого ими во Франции, чтобы этим лишить своих противников каких бы то ни было доказательств в свою пользу{453}.

Вопрос о соотношении между французским привозом и вывозом особенно оживленно обсуждался в 80-х годах. XVIII ст. в связи с предложением Франции заключить торговый договор, ибо "в торговле с Россией более всего выгод извлекает Англия, которая, благодаря торговому трактату с Россией, предоставляющему ей особенные льготы, производит наибольшие обороты, и оказываемое ею влияние исключает, в сущности, всякую конкуренцию"{454}.

Ошибочное представление русских, по словам французского генерал-контролера Калонна[27], есть последствие того, что количество французских судов, перевозящих эти товары, ничтожно (в 1783 г. одно судно, в 1784 г. — 7 и в 1785-м —10) и самая торговля между Россией и Францией находится в руках голландцев[28], которые закупают французские товары и перепродают их в Россию, конечно по более дорогой цене, а затем нагружают там свои суда льном, канатами, кожами, мехами и лесом и везут их во Францию. Русские не могут усмотреть из своих таможенных книг, сколько их товаров ввозится во Францию, так как голландцы объявляют последнюю страной назначения лишь в том случае, если суда их отправляются туда непосредственно, не заходя ни в какие порты, ни в нидерландские, ни в иные. Только с установлением прямых сношений между обеими странами это ошибочное мнение исчезнет и русские убедятся в том, что Франция является выгоднейшим рынком для русской промышленности- В частности, французский флот будет получать нужный ему строительный лес из первых рук{455}.

вернуться

27

Калонн приводит слова русских, согласно которым "они видят у себя в стране много французских товаров, тогда как из таможенных данных видно, что французы вывозят русские товары лишь в ограниченном количестве". На самом деле, за последний 1785 г. привоз из России во Францию равнялся 6,4 млн. ливров, вывоз же из Франции в Россию всего 5,5 млн. ливров, так что баланс сводился в пользу России на сумму почти в 1 млн. ливров. Еще гораздо больше был перевес России в 1782 г., когда Франция получила из России товаров на 9.7 млн. ливров, а доставила ей всего половину этого количества — на 4.7 млн. ливров. Из России во Францию пришло в 1785 г. 140 судов вместимостью в 25 тыс. т., из Франции в Россию ушло всего 74 судна вместимостью в 14 тыс. т. Но это все иностранные суда. (Тарле. Запад и Россия. 1918. С. 131.)

вернуться

28

Ср. выше, с. 142.