России приходилось рассчитывать на свои слабые силы, на весьма медленно нарождавшийся русский флот, на малочисленное и недостаточно энергичное русское купечество, привыкшее первое место уступать иностранцам, идти у них на помочах. Прилагалось много стараний к тому, чтобы «ободрить» русских купцов. Это ведь была эпоха меркантилизма, когда государство старалось повсюду пробудить своих подданных, открыть им глаза, сдвинуть их с места. В 1775 г. был издан таможенный тариф для черноморских портов, пониженный «четвертою долею» по сравнению со ставками для прочих границ. В инструкции к нему, опубликованной Сенатом, были указаны товары, на сбыт которых в Константинополе купцы могли с уверенностью рассчитывать, и вычислены не только накладные расходы для 28 важнейших видов товаров, но и верная прибыль с них, доходившая до 50%. В 1766 г. была учреждена русская торговая компания в Константинополе, во главе которой стоял, впрочем, лишь один русский, другие двое были англичанин и голландец. Но операции ее развивались весьма туго, хотя она и получила суда от правительства, а лондонские, французские, итальянские фирмы снабдили ее поручениями. Интересами черноморской торговли было отчасти вызвано и уничтожение Запорожской сечи, ибо приезжающих в Крым купцов грабили запорожцы, «в варварстве татарам нимало не уступающие».
Потемкину было предоставлено право снабжать иностранные суда русским флагом, и он пользовался этим в широких размерах, давая разрешение всем, кто только его просил. Так что под именем русских посещали турецкие воды суда, которые никогда и не видели России. Но это были в немногих лишь случаях суда, принадлежавшие французским или голландским купцам, обычно же суда греческие, т.е. собственниками являлись турецкие же подданные. Даже плавание между столь близко расположенными азовским и черноморскими портами совершалось лишь в незначительной мере русскими, преимущественно же греками, но под русским флагом. В 1786 г. на Черном море плавало около 80 судов под русским флагом и почти столько же турецких кораблей посетило русские гавани. Все торговые обороты этих портов в 1785 — 1786 гг. не превышали 1,1 млн. руб.{460}
Обороты всей морской торговли России равнялись в 1773 — 1776 гг. 27,8 млн. руб., из коих 25,5 млн. приходилось на Балтийское море, а 1,9 млн. на Белое море. Но и в 1793 — 1797 гг. из 76,9 млн. руб. всех оборотов 71,3 млн. составляла торговля на Балтийском море, 3,7 на Белом море и всего 1,9 млн. на Черном и Азовском морях. При этом 51 падал на Петербург, т.е. он поглощал ровно две трети всей морской торговли России.
Общие обороты русской внешней торговли по всем европейским границам, как морским, так и сухопутным, возросли, по Шторху, с 29,4 млн. в 1773 — 1777 гг. до 81,6 млн. в 1793 — 1797 гг., но сухопутная торговля составляла всего 1,6 млн. в первом и 4,7 млн. во втором случае. Обнаруживается, следовательно, очень быстрое возрастание торговли по сухопутной границе — обороты ее увеличились за четверть века в три раза, в большем размере, чем обороты по морской границе (с 27,8 до 76,9 млн.). Но по сравнению с оборотами морской торговли сухопутная была совершенно минимальна. Так что еще к концу XVIII ст. вся наша торговля с Западом совершалась морем, именно Балтийским морем, через которое направлялось в 70-х и в 90-х годах XVIII ст. почти 90% всего товарообмена с Западом. Только в XIX ст. и торговля на южных морях, с одной стороны, и сухопутная торговля, с другой, стали постепенно развиваться.
Наибольшее значение в торговле через сухопутную западную границу имел товарообмен с Силезией, куда отправлялись купеческие караваны из России (как и из Польши и Венгрии). Они вывозили произведения страны — юфть, сало, меха, мед и воск, которые обменивались на изделия Запада — сукно, шелк, шерсть, нюрнбергские товары. А так как, говорится в записке бреславльского купечества 1773 г., то, что они привозили, далеко не достигало ценности закупаемых ими товаров, то они снабжали страну значительными суммами звонкой монеты; последняя притекала и вследствие тех расходов, которые они производили в пути. Если они посещали ярмарки в других странах, то лишь после того, как они уже посетили нас (Силезию), и только в том случае, если не могли у нас добыть нужных им товаров. Но и в этом случае они оставляли в Силезии предназначенную для закупок наличность, а мы им давали векселя на другие места. Благодаря этому мы не только извлекали помещенные в других местах деньги без всякого риска, но сверх того выручали еще провизию на наших векселях. Наконец, русские и поляки передавали нам закупленные ими товары для дальнейшей отправки их{461}. Благодаря этому в стране господствовало богатство и обилие, всем жилось прекрасно. И Марпергер в 1714 г. рассказывает по поводу Бреславля, что он представляет собой непрекращающуюся ярмарку, и что оттуда ежедневно отъезжает такое число русских, польских и иных возов, какое трудно найти даже на очень крупной ярмарке{462}. Кто бы поверил, читаем у Клебера, писавшего в 1788 г., что одного заячьего меха привозится столько, что он в большом количестве отправляется еще в Амстердам, Лондон, Лион. Воску доставляется ежегодно на 400 тыс. талер, но только восьмая часть его остается в стране, все же остальное идет дальше в Гамбург, Францию, Италию. Русские и мазуры привозят его из своих лесов на маленьких легких повозках, на которых нет ни одного фунта железа. Они стоят в Бреславле на площади, продают товары, повозку и лошадь и идут пешком домой. Эта торговля, прибавляет он, именуется экспедиционной в том смысле, что эти восточные страны (Россия, Польша, Венгрия) добывают товары из Саксонии, Австрии, Италии, Франции и отдают часть прибыли бреславльскому купцу за доставку товаров из этих стран{463}.
Герман указывает на то, что эта сухопутная торговля доставляет убыток России, ибо привоз больше вывоза, и это, по-видимому, подтверждается приведенными выше сообщениями о приливе звонкой монеты в Силезию. Только благодаря крайней незначительности оборотов по сухопутной границе, общий баланс наш все же получается, по его словам, активный. Общая сумма привоза и вывоза России возросла с 22 млн. руб. в 1762 г. до 50 млн. в 1788 г., причем в последнем году Россия «выиграла» 5 млн.{464}
На той же точке зрения стоят и другие авторы того времени — они не сомневаются в активности баланса (Фрибе, Герман, Шторх, Шерер). Напротив, при «изысканиях», произведенных комиссией о коммерции по поводу «унижения» (падения) вексельного курса, высказывается противоположный взгляд. Курс нашего рубля на Амстердам, равнявшийся в 1787 г. 39 штиверам, стал затем беспрерывно падать и спустя 6 лет дошел до 221/2 штивера, что вызывало сильное беспокойство как среди купечества, так и в правительственных сферах и неоднократные «рассмотрения», «особенные доношения» и «примечания» о причинах падения и «способах возвышения» его. Образовано было даже в 1793 г. «особенное собрание» для «отобрания мнений» у «знатнейших» российских и иностранных купцов и для выслушания их «рассуждений и прений». «Причины» и «способы» указывались весьма разнообразные и многочисленные, причем отчасти уже тогда соображали, что на вексельный курс влияет не один только торговый баланс, но и платежи, вызываемые другими обстоятельствами. Обращали внимание и на нашу задолженность за границей, и на перевод крупных сумм находившейся за пределами России армии. Но наряду с этим предлагали «убавить чрезвычайно умножившийся привоз» предметов роскоши, почему следует «учинить запрещение» привоза «ненужных и роскошных» товаров или по крайней мере обложить их «тяжелыми пошлинами».
При этом уже в 1778 г., когда впервые возник вопрос о вексельном курсе, граф Воронцов указывал на то, что хотя, по таможенным ведомостям, получается выгодный баланс, но, веря более «практике», он полагает, что привоз иностранных товаров гораздо больше показываемого в ведомостях. Это «приватно известно» лицам «кои на торг наш с некоторым вниманием взирают».