Тщетно.

  - Ну, поедем? - спросил Гарик, уныло провожая их глазами.

  Шершунову ехать никуда не хотелось. Москва ему опостылела за неделю, и он предпочел бы провести свой выходной в постели с милым мальчиком. Но, разумеется, он сказал ему:

  - Поедем.

  Может быть Евгений Николаевич и предложил бы милому мальчику провести время с большей пользой, чем прогулка по жаркой и пыльной Москве (в конце концов, что изменится, если поехать туда завтра или послезавтра?), но поймет ли это богемное существо, как он отвык от любви, и как хочется ему возместить бесконечные сто лет одиночества?

  Шершунов никогда не общался со столь юными мальчиками, все его любовники доселе были как минимум двадцати лет, с ними все было гораздо проще... А этот ангелочек с фиалковыми глазами... о чем он думает, каков ход его мыслей. Чего ему вообще надо?

  И потом они знакомы всего сутки.

  Бывало и раньше Шершунов ложился в постель с первым встречным, но это были заведомо одноразовые встречи, не значащие ничего.

  С Гариком было все совсем по другому. Почему? Потому что Шершунов решил, что все будет по-другому.

  За руль на сей раз сел Ванечка.

  Ради имиджа, а, может быть, просто из эстетических соображений Евгений Николаевич подбирал в штат своего персонала исключительно красивых парней. Красивых, высоких и хорошо сложенных. Впервые у него возникла мысль, что следовало бы специально подыскивать маленьких кособоких уродцев - это когда он заметил оценивающий взгляд своего милого мальчика, которым он окинул шофера, открывшего перед ним дверцу.

  - Тебя как зовут?.. Ах, Ванечка!

  Ведь знал же, паршивец, как шофера зовут!

  Но, черт побери, маленького и кособокого шофера еще можно терпеть, но маленькие и кособокие охранники - это уж слишком!

  - Где ты живешь? - спросил Шершунов, когда они въехали в черту города.

  - Слушай, Жень, давай заедем в один магазинчик на Тверской. Давно хотел купить себе шампунь осветляющий и все никак...

  Хитрые-хитрые глаза.

  Шершунов попытался вспомнить сколько у него при себе денег и принял предложенную игру, сказав:

  - Хорошо, давай заедем.

  Он хотел ему сказать: "Солнышко, я готов приобрести для тебя весь мир. Почему бы тебе сразу не предоставить мне список, мы бы уложились за более короткое время и не колесили весь день по Москве. Впрочем, может быть, в этом есть что-то романтичное... Просто я чего-то не понимаю".

  И получилось так, что этот день принес моральное удовлетворение обоим. Гарику нравилось протягивать пальчик к красивым вещам и говорить:

  - О, черт, вот это классно!

  Шершунову нравилось доставать бумажник и протягивать кассирам крупные купюры. Он действительно давно не получал такого удовольствия от траты денег, может быть, даже впервые увидел в этом смысл...

  ...- Иди-ка сюда... Смотри... Да не туда. Вот это.

  - Ну и что это?

  - Гель для задницы.

  - Что-что?

  - Да гель для задницы!

  - Зачем это?

  - Для мягкости. От постоянного сидения на ней кожа грубеет, и вот если смазывать ее... периодически... она становится мягкой-мягкой, нежной-нежной...

  - Специально для задницы придумали гель?! Идиотизм какой-то!

  - На самом деле этот гель весьма полезная штука. С возрастом кожа на заднице делается пупырчатой, неэстетичной на вид, и вот, к примеру, если бы ты жил в Калифорнии и на пляж ходил каждый день, то думал бы о том, как выглядит то, что не сокрыто плавками и благословил бы тех идиотов, что придумали гель для задницы. А вообще он для женщин, конечно. Это у них все открыто всегда.

  ... - Во! Такие ботинки хочу!

  - Вот эти?..

  - Ну.

  - Ты собираешься пойти в армию? Погоди немного, и так заберут, и форму выдадут.

  - Типун тебе на язык!.. Этими ботинками хорошо бить в мягкий живот поверженной жертвы...

  - По заднице, предварительно намазанной гелем... Пойдем отсюда, а?

  ... - Посмотри-ка сюда. Тебе нравится?

  - Нет.

  - Почему?

  - Ну зачем тебе это, извращенец? Да я просто не позволю тебе это надеть. Представить это кожаное и заклепанное на твоей нежной коже...

  - Так в этом ходить-то не надо, это для сексу! И потом я не для себя, я для тебя...

  - Ты себе представляешь как я в ЭТОМ буду выглядеть?!

  - Представляю. Здорово. Будешь садиста изображать.

  - За этим к Нюме обращайся. Он с удовольствием изобразит тебе садиста.

  - Рабинович его ко мне не пустит. Он меня ненавидит.

  - Да забудь ты о Рабиновиче.

  - Забудешь о нем. Почему он вообще живет в твоем доме?

  - Так удобнее. Иногда приходится срочно принимать решения, куда-то ехать. Да и вообще.

  - Значит дом и офис у тебя в одном лице? Мило.

  - И потом Рабинович не тебя ненавидит, а меня. Мои извращенские пристрастия. Он у нас правоверный.

  - М-да... О! Давай такую штуку купим!

  - Тебе что моего мало?

  - Какой ты вредный! Ну для разнообразия! Он с вибратором!

  Ванечка был человеком корректным, но у него было очень выразительное лицо, на котором отражались все его чувства независимо от желания. При виде очередного свертка, закинутого в машину, у него все больше вытягивалось лицо, и он украдкой поглядывал на босса, словно пытаясь прочесть ответ на его лице, ответ на безмолвный вопрос: "Где предел?" Ответ на лице Шершунова не прочитывался, зато он хорошо читался на лице Гарика - "Предела нет."

  Однако предел наступил-таки. По крайней мере в этот день. Произошло это, когда Гарик проголодался. Дело было к вечеру.

  Ванечка отвез их в ресторан.

  4

  Мир был соткан из мыслей Бога с удивительным совершенством. В нем нет ничего лишнего и ничего неправильного, кто усомнится в Божественной мудрости, пытаясь утверждать обратное?

   Люди лишились рая почти тот час же после своего создания. Почему? Наверняка потому, что соскучились в нем до смерти. Может быть именно поэтому они так сильно стенали о его потере, но никогда особенно не стремились вернуться туда?

  Почему этот жестокий мир привлекательнее для нас? Потому что он удивительно нам подходит.

  Потерянный рай никому не нужен... На самом-то деле.

  На самом-то деле все, что нужно человекам - это теплый взгляд кого-то жутко милого, в тот момент, когда он неожиданно и внезапно становится самым-самым близким.

  - Какая тебе разница кто мои родители... - Гарик смотрел в хрустально-зеленые глаза Шершунова, светящиеся сейчас особенной нежностью, от них невозможно было оторвать взгляд, без них мир делался холодным и пустым, - Я же тебя не спрашиваю - кто твои родители.

  Они ужинали в небольшом очень уютном ресторанчике, где было тихо, как-то по-домашнему, а обилие зелени и журчание невидимых им декоративных фонтанчиков создавали даже интимную обстановку.

  - Я в отличие от тебя взрослый человек, - резонно заметил Шершунов.

  - Ну... считай, что я сирота. Хочешь усыновить меня?

  - Я серьезно, Гарик...

  ... Я ненавижу своё детство. До сих пор. Во мне живёт какой-то жуткий комплекс. Странного замученного мальчика, который вечно чувствовал себя невероятно чужим в этом мире. Вряд ли мальчик этот пережил бы всё это так легко, если бы знал, что то что он чувствует - в принципе ненормально. Что дети должны быть счастливыми и беззаботными.

  О чём это я? Я вспоминаю. Я - нашедший себя в этой жизни, и уже не столь одинокий, я мучаю себя нелепыми воспоминаниями, словно осталась во мне надежда, что я смогу исправить... Прошлое. Мне хочется встретить сейчас моих старых друзей, моих учителей, чтобы рассказать им... чтобы шокировать их, чтобы повергнуть их... Во что? Ну, во что-нибудь. Кого во что. Кто во что способен повергнуться.

  Как же все начиналось?.. Все начиналось с самого моего рождения, а потом уже продолжалось.

  Я был просто невероятно самодостаточен в детстве. Удивительно, сейчас я уже не могу обойтись только собой, мне необходимо как воздух обширное общество, многолюдье... Хотя в детстве у меня просто не было выбора. Не было никого рядом со мной, с кем я мог бы поделиться мыслями, чувствами. Был мой внутренний мир, только мой, прекрасный, объёмный, странный до невозможности. Впрочем, тогда моя субъективная реальность почти гармонировала с реальностью объективной. У меня были приятели. В детсадовском возрасте и начальной школе их было особенно много. Одноклассник Мишка, мальчишки и девчонки со двора, затаскивающие меня в свои опасные авантюры с лазаньем по крышам, по помойкам... Может быть, все было так просто, потому, что мы умели превращать реальность в сказку. Крыши становились вражескими укреплениями, через которые мы должны были пробраться так, чтобы враги (родители, старушки на лавочке, дворничиха) ничего не заметили бы. В помойках мы искали клады, спрятанные местными жуликами - золото и бриллианты (или, на худой конец, расчлененный труп, за который милиция непременно должна была выдать нам всем по ордену). Дело обычно заканчивалось находкой сломанных будильников, детских игрушек и огромного количества штуковин неизвестного назначения, которые тащились домой так же бережно, будто бы это действительно были золото и бриллианты. Мы собирали глину в котловане, вырытом для постройки нового дома, намереваясь лепить из нее шедевры (этой глиной я засорил ванну и мамочка долго орала на меня, а потом выкинула ее), мы следили за наиболее омерзительными личностями нашего микрорайона, уверенные в том, что они преступники, воображая себя следователями... Да, несмотря на почти каждодневные скандалы с мамочкой, все-таки не такое уж безрадостное было мое детство, как я порой убеждаю себя - я преувеличиваю, я излишне драматизирую. Мое детство, наверное, было таким же, как у всех, хуже было дальше. Когда я начал превращаться в подростка.