И он жил, улыбался, отдавал приказы, не показывая своего страха, ища хоть намек!.. хоть зацепку!.. хотя бы крошечную подсказку!
Где же ты, мой Единственный?!
Спаси меня своей любовью… и позволь мне любить тебя в ответ.
…Слуга, вошедший в кабинет владыки, низко поклонился.
— Государь, вас ждут, чтобы одеваться к балу, — прошелестел он, преданно уставившись на роскошный ковер перед столом короля.
Его величество Габраэл I Лэйс Гирр-Эстег из рода Дор Фин-и-Гуинар неторопливо отодвинул от себя стопку так и не разобранных бумаг и поднялся. На бесстрастном лице повелителя добрых двух третей Восточного континента не было и следа страха, что много лет жил внутри могущественного волка. Если уж ему и суждено покинуть этот мир, то пусть никто не скажет, что он скулил и унижался, как побитая собачонка. Его личные эмоции принадлежат только ему. А окружающие должны видеть по-прежнему уверенного в себе короля. В, конце концов, у него еще осталась честь, чтобы делать свое дело, отвечая за целую страну.
— Сообщите портным, что я иду, — негромко произнес Габраэл, небрежным жестом опуская рукава камзола на место.
…Последняя чисто вымытая тарелка заняла положенное место на основательной полке рядом с очагом. Осталось протереть стол да вынести во двор ведро с обмылками. Обычно Вирр ему помогал, наплевав, что подобные обязанности целиком на плечах Младших. Но сегодня муж весь вечер погружен в себя. Настолько, что даже не поел толком. А ведь тебе впервые удалось тесто для пирогов. Такое пышное, румяное, душистое…
Спасибо жене соседа. А всей науки-то курам на смех! Всего-то и надо нежить его руками, а не отбивать, словно отрабатывая навыки работы с тяжелым клинком. Да маслица добавить. И дать выстояться в тепле да опять ласково вымесить.
Недаром говорят, что тесто руки любит… а еще неторопливость. Это ведь не простые лепешки пожарить. Хотя и там сноровка нужна. Зато впервые в их доме пахнет, словно в далеком детстве, когда Младшие готовили для огромной семьи.
Вот только Вирр лишь вымучил из себя благодарную улыбку да чуть прикусил пирог, тут же про него забыв. Отошел, сел на кровать и невидяще уставился на противоположную стену, прикрытую шкурой алого тарса, которого сам недавно добыл на перевале.
Тяжело вздохнув, ты идешь к любимому, чтобы сесть рядом с ним на широкую постель.
Так они и не выбрались на ярмарку за рабыней. И теперь вряд ли выберутся до самой весны — перевалы замело.
Может, и к лучшему…
Плечи Старшего напряжены под твоими руками. Словно камни разминаешь, а не мускулы…
Но вот массивная шея в широком вороте рубахи чуть дрогнула… помягчела…
А ведь когда-то Вирран носил шелка и бархат, как и подобало единственному наследнику богатого и воинственного клана. И доспехи у него были нечета твоим, хотя ты тоже сын главы далеко не бедного клана. Но Вирр всегда был на вершине, а ты всего лишь одним из младших детей правителя. Сын от наложницы. И место твое не выше сотника… если бы ты остался в родных пределах. А Вирр… он потерял все. Даже не стал мстить за убийство родных. Хотя кому мстить-то? Твои отец и дяди, возвращаясь в замок после удачной засады на кровников, попали под лавину. И теперь родным кланом правит твой старший брат. И там все благополучно. А вот в клане мужа беда. Нет основного наследника, и все дальние родичи передрались за власть. Тем самым подставив родовые владения под удары жадных соседей.
— Любовь моя… — ты всем телом прижимаешься к своему Единственному со спины, крепко обнимая и вдыхая такой родной запах. — Не мучь себя…
Под твоими руками, что все еще так вкусно пахнут печевом, расслабляются могучие мышцы, развязываются перекрученные от напряжения сухожилия. И Вирр… наконец-то!.. обмякает, обнимая твои руки своими ладонями.
Так тепло и так печально… неизбежно.
— Не бери в голову, — темные вишни любимых глаз смотрят с бесконечной нежностью. — Я же сказал, что мы теперь НЕ ПРИНАДЛЕЖИМ прежнему миру.
— Сегодня приезжали старейшины… — невпопад говоришь ты, пристраивая голову на широкое плечо мужа. — ТВОИ старейшины.
Ну, вот. Опять напрягся.
— Они что-то тебе сделали? — С деланной небрежностью в голосе. Но ты слышишь скрытую ярость. Вот-вот и она прорвется клокочущей лавой. — Что-то сказали?
— Только рассказали, что происходит. И что если ты не вернешься, то клан погибнет, — честно отвечаешь ты, поглаживая кончиками пальцев своего Старшего по груди … дразня его соски через ткань рубахи. И кому интересно, что в твоем ответе правда смешана с ложью. Вернее, с недоговоренностью.
Старейшины вражеского клана НИЧЕГО тебе не сделали. И НИЧЕМ не оскорбили. Просто все они как один были убийственно вежливы. Настолько, что это само по себе можно было расценить как завуалированное оскорбление. Высшей знати клана Ледяного Ветра было плевать, что ты теперь Младший их наследника. И что ты любишь Виррана. Они видели перед собой ненавистного ублюдка Диких Котов. А еще того, кто не отпускает к ним единственную надежду клана. Того, кто сможет прекратить междоусобицу и помочь всем выжить. И при этом улыбались тебе, помня судьбу погибшего Асара.
Но Вирран смотрит пытливо, явно в беспокойстве за тебя.
— Они ждали меня на выходе из ущелья, — признается он, машинально лаская твои ладони. — У нас… у НИХ и впрямь дело плохо.
— Тогда не мучь себя, — повторяют твои губы, а сердце обрывается в предчувствии неминуемой разлуки. — Возвращайся… Они тоже твоя семья. Ты нужен им. Без тебя они погибнут. Ты их единственная надежда.
— Ты понимаешь, что говоришь? — Очень тихо спрашивает твой Старший. — Тебя не примут в моем клане.
— Знаю, — стон умирающего счастья в твоем голосе. — Я останусь здесь. Теперь я Младший. И мне нет возврата к прошлой жизни в отличие от тебя. Да и не примет меня моя бывшая семья. Так что буду жить здесь. А ты… ты хоть иногда приезжай ко мне… Я ведь не смогу без тебя долго.
— Тау! — Отчаянный шепот любимых губ. — Что ты говоришь?! Опомнись! Ты моя душа, мое сердце, моя любовь! Как же я смогу без тебя?! Нет! Пусть живут своим умом, без меня. Для меня именно ты ценнее всего на свете.
— Но там те, с кем ты рос, дружил, прикрывал в бою спину, — глухо отвечаешь ты, упираясь лбом между лопаток мужа. — Ты не можешь их предать. Одно дело, что ты ушел в мирное время. А другое — бросил их во время войны.
— Я сказал НЕТ! — Рычит Вирран, пытаясь развернуть тебя к себе. — Я останусь здесь!
Ты все-таки оказываешься с ним лицом к лицу, чтобы увидеть, как любимому плохо. Как в его душе сражаются долг и любовь. И как любовь побеждает…
— Тогда я поеду с тобой, — говоришь с легкой улыбкой, проводя кончиками пальцев по полным губам мужа.
Глаза Вира расширяются.
— С ума сошел?! — Надо же, какое негодование. — Мой клан не примет тебя. Для них ты навсегда так и останешься врагом! Да, тебя не посмеют убить в открытую. Но вот исподтишка… или унизить, облить презрением…
— Переживу, — слова легко срываются с губ, а сердце стучит так, словно ты в пропасть шагаешь. — Мне никто не нужен, кроме тебя. Кроме твоей любви… А они… для твоих родичей я постараюсь быть идеальным Младшим.
— Ты понимаешь, на что идешь?
— Плевать! — Такое бесшабашное. — Мы все переживем. Главное, чтобы вместе. А там будь, что будет…
— Мне придется взять наложницу ради детей, — губы Вира благодарно касаются твоего виска, а от его неизбежных слов так больно. Такова доля Младших, не способных зачать. Как бы я желал выносить для тебя детей, любимый!
Но мужчины не рожают.
— И может даже не одну. Выдержишь? Это ведь будет не безропотные рабыни, а гордые дочери первейших людей клана. И ни одна из них не согласится лечь с тобой. А если я прикажу зачать, то сделает все, чтобы избавиться от плода.
— Да какая разница, — через силу улыбаешься ты. — Зато у тебя будут наследники. А мне иного и не надо. Поезжай. Не рви себе душу.