Во времена Тимура был уже давно практикуемый обычай сравнивать события монгольского периода с событиями «Шахкаме». Ужасающие войны с их тысячами и тысячами жертв были стилизованы в дуэли благородных героев — совершенно объяснимая попытка понять ужас и отогнать его154. Уже Хулагу в одном послании египтянам посоветовал капитулировать, потому что слава его войска, между прочим, так же известна, «как героический эпос о Рустаме и Исфан-дияре»155. После проигранной битвы у источника Голиафа плененного монгольского военачальника приводят к генералу мамлюков Кутузу, и между ними завязывается беседа, в которой побежденный, геройски глядя в лицо смерти, хвастается перед победителем необозримым количеством войск Хулагу, которые сразу выступят, как только он узнает о последних событиях и «море гнева его взволнуется». Кутуз протестует против такого рода хвастовства; рыцари Турана достигли своих успехов хитростями и уловками, а не мужскими достоинствами, как когда-то Рустам. В этот диалог, который есть у Рашид-ад-дина (ум. 1318), вставлены стихи, которые прочувствованы Фирдоуси и смонтированы передвижными декорациями его эпоса156.

Чем новее описание исламо-монгольской истории, тем многочисленнее становятся намеки и заимствования, с помощью которых сообщаемые события вовлекаются в мир идей Фирдоуси и его подражателей. Высшую степень подобной стилизации, которая определенно идет навстречу вкусу и представлениям ведущих слоев, делает Жазди в своей хронике жизни Тимура. Здесь не только натурные описания, которые он, ставит перед сообщениями о важных военных походах или битвах, — уже у Фирдоуси излюбленное средство введения новых эпизодов157. Жазди также часто прерывает свое повествование в прозе стихотворными вставками, иногда длинными, подражающими эпосу Фирдоуси, в которых он ссылается на события «Шахнаме» и подчеркивает, что дела «господина счастливых обстоятельств» более славные, чем у Рустама158. Вероятно, Жазди цитирует в этих местах свой собственный, посвященный Тимуру героический эпос; и это тоже имеет значительные примеры, которые относятся к позднему периоду ильханов 159.

Важный повод произносить такие хвастливые речи представил монгольский обычай, чтобы принцы и князья перед битвой выходили к полководцу, преклоняли колена, восхваляли его и его удачливость и пили за его здоровье. В окружении Тимура этот обычай часто практиковался160. В придворной поэзии, которая независимо от этого посвящалась монгольским правителям, проявляется все ярче идейный мир иранского национального эпоса. «Я должен называть тебя «Светило Ирана», я должен называть тебя «Луна Ирана»? — Должно мое сердце выбирать тебя для направления молитвы, должен я называть тебя «святыня моей души»?.. Если ты во время пирушки пьешь вино, я узнаю в тебе Джамшида нашего времени, если ты скачешь туда на Рахше, я хочу называть тебя сыном Дастана...161» — звучит экзальтированно в стихах, посвященных султану Увайсу (прав. 1356-1374). А его сына Ахмеда (прав. 1356-1410) прославлял Хафиз (ум. 1390) как «хана, сына хана и шахиншаха из рода шахиншаха». В Ахмеде соединяли власть родов Хосрова и Чингизидов в одно целое162.

Поэтому не надо удивляться тому, что и Тимура его подданные одаривали подобными словами и что он, наконец, сам себя и свою историческую миссию стал находить не только в монгольских письменных источниках, но и в иранском эпосе. В этой связи вызов Юсуфа Суфи нужно представить поединком; герои «Шахиаме» часто решали исход войны этим путем. О том, что Тимур объединил «Иран и Туран» под своим знаменем, говорит Джият-ад-дин Али, старший из двух хронистов, получивших поручение от Тимура, сразу во вступлении к своему произведению163. Для Жазди в порядке вещей, что Тимур после укрепления своей власти в Туране приступил к покорению Ирана164. Сообщение Саиф-ад-дина о предосудительном поведении «диадохов» появляется в таком виде только как повод к захвату западного Ирана. Наступлением на Шираз, в сердце Ирана, достигается большая цель: «Он выступил в избранный город Истахр165, место происхождения правителей Ирана, — ... Тогда поскакали герои Тимура, злость в сердцах, полные нетерпеливого ожидания. —... Мир черный, как смоль, окутанный закружившейся пылью, войско, непостижимое в своем числе и цели... Так призывал господин счастливых обстоятельств, страж, поставленный Богом над вселенной»166.

Когда с небесным войском Афрасяб,

великий хан, постоянно атакующий с Востока,

утром рано преодолел мираж,

он обратил в бегство войска звезд.

Дарий мира

призвал удаляться их справа и слева;

Он стал завоевывать страны,

в честь его резко звучали горны,

неслись их звуки до зеленого небосвода,

и буря потрепала тот лотос —

как будто гудели страшные трубы,

смущая архангела Исрафила[17]*.

Хатифи 1

Около десятилетия лежит между возвращением Саиф-ад-дина со своего паломничества и опрометчивым походом Тимура из Шираза и Самарканд. В 1378 году Тимур, очевидно, предположил, что тыл на севере у него свободен и он может выступить в Иран, чтобы покончить с анархистскими действиями «диадохов». Но теперь оказалось, что рискованно было пренебрегать северными соседями Мавераннахра и бросить все силы на установление господства Турана в Иране.

Тохтамыш, приемный сын Тимура из рода Джучи, не только препятствовал — как это уже часто случалось в последние годы — мероприятиям в Иране, но и поднял оружие против своего терпеливого покровителя. К этому нужно было отнестись серьезно, так как Белая и Синяя Орда, объединенные в Золотую Орду рукой Тохтамыша, были мощными противниками. Еще в 1378 году Тимур верил, что начавшееся смыкание областей к востоку и северу от Аральского моря с далекими степями, которые простираются от реки Урал до Дона, может сорваться, а если нет, то хотя бы для него примет выгодный оборот. И Тохтамышу он отвел здесь роль послушного инструмента.

Этот молодой княжеский отпрыск принадлежал не к той линии потомков Джучи2, которые тогда, когда Тимур несколько раз предпринимал походы против Хорезма, господстнонали па территории Белой Орды. Урус-хан (прав. 1363-1376), энергичный поборник за объединение с Синей Ордой, пытался осуществить эту цель сразу же после вступления на престол, но наткнулся на откровенное осуждение его планов со стороны некоторых князей, среди них отца Тохтамыша, который искупил смертью свое сопротивление. Тохтамыш, едва успев повзрослеть, получил прощение Урус-хана. И все же он предпочел убежать к Тимуру3. Тот воспользовался благоприятным моментом, чтобы гюмешать созданию сильного каната, от правителей которого он не мог ожидать ничего хорошего. Хорезм бесспорно принадлежал улусу Джучи, и мятеж, который весной 1376 года сорвал поход Джа-хангира в Моголистан, научил Тимура, что его внутренние враги, которых, как он ошибочно полагал, он поборол в борьбе, строили козни, как и прежде, прошв него имеете с Джумндами. Мятежникам — среди них был Адилшах Джалаир, который до этого подготавливал загокор с целью убийства Тимура, — удалось спастись в области Урус-хана4, так как они рассчитывали па благосклонность правителя Белой Орды. Само собой подразумевалось, что Тимур со своей стороны использовал бежавшего Тохтамыша.

Ему он передал пограничный регион Отрэр, снабдил его также военным имуществом и лошадьми. Но Урус-хан раз за разом наносил претенденту полное поражение 5. Рассказывают, что однажды Тохтамыш едва унес ноги от своих преследователей благодаря тому, что он, пораженный стрелой, бросился в воду и прятался целый день в зарослях камыша. Там его нашли лежащим без сознания и спасли от верной смерти 6. Этот эпизод относится к последним месяцам господства Урус-хана. Тохтамыша сопроводили к Тимуру в Бухару. Тимур снова оказал ему всяческое содействие, хотя миссия Белой Орды потребовала его выдачи, так как его обвиняли в убийстве одного из сыновей Урус-хана. В ответ на это Тимур сослался на законы гостеприимства, которые запрещают ему передавать беглеца его врагам. Таким образом, зимой 1376-1377 гг. дело дошло до войны, которая, однако, разрешилась не на поле битвы, так как Урус-хан умер естественной смертью, вследствие чего бои прекратились. Казалось, счастье было благосклонно к Тимуру, так как теперь он позволил Тохтамышу возвыситься до титула хана Белой Орды. Хотя сыновья Урус-хана, которые надеялись сохранить титул правителей за собой, весь 1377 год оказывали упорное, а вначале далее успешное сопротивление, все же в конце концов Тохтамыш одержал победу7.