Возобновление ханата Джучидов заставило срочно заняться установлением границы на Кавказе. Там часто воевали ильханы и наследники Батыя. И теперь Тохтамыш внимательно следил за походами Тимура. То, что Тимур намеревался продвинуться на запад из Мазендерана, вдоль южного побережья Каспийского моря, было тревожно. Еще прежде, чем появились более точные сведения об успехе этого предприятия, Тохтамыш отправил в Тебриз миссию к Джалаиридам. Едва она успела прибыть в Баку, стало известно, что Тимур завоевал Астарабад и продвигается в направлении Гиляна; на серьезное сопротивление он не натолкнется, поэтому необходимо подготовить все для защиты Золотой Орды. Это сообщение посланник попросил передать Тохтамышу, прежде чем он сам двинулся дальше из Баку в Багдад, куда отправился Ахмад Увайс, Джалаирид17. Так как там зимой было, без сомнения приятнее, чем на сыром воздухе Тебри-за, и более того — рубеж 1384-1385 годов, Тимур расположился лагерем со своим отрядом уже под Реем, и Султания, прежняя резиденция ильханов, сдалась в те дни без боя. Однако овладение Азербайджаном и Западным Ираном еще не было, собственно, целью Тимура. Он хотел схватить бежавшего из Мазендерана эмира Вали, который ускользнул от него и весной 1385 года еще не был выслежен. Тимур прекратил напрасные поиски и повернул на восток 18.

Ахмад Увайс, между тем, наслаждался своим положением правители в Багдаде, внушая населению страх и отвращение. Он не воспринимал всерьез свое положение? Что осталось бы от его империи, если бы Тимур и Тохтамыш наскочили друг на друга в Азербайджане? Возможно, Тохтамыш и без того уже решился напасть на Тебриз и поэтому был благодарен, что его посыльный сообщил ему убедительную причину для войны. Во всяком случае, скоро каждый в Багдаде знал о скандальной любовной истории, которую начал Ахмад со слугой посла. Последний проявил свое возмущение, а Тохтамыш получил повод выступить на Тебриз и поставить перед своими эмирами далекую от действительности цель взять в плен Ахмада19. Об упорядоченной обороне города Тебриза Джалаиридами не могло быть и речи. Эмир Вали, теперь снова откуда-то появившийся, попытался, правда, организовать защиту по поручению Ахмада Увай-са. Но напрасно! В октябре город был захвачен и опустошен20. Но чтобы завладеть действительно всем Азербайджаном, у Тохтамыша не хватало сил; нагруженные добычей, его войска двинулись назад, на север. Этим походом он бросил вызов Тимуру, но, очевидно, не осмеливался открыто дать отпор правителю Мавераннахра на Кавказе. Он замыслил другое. Тимур после этого вызова действовал быстро. Хотя Тебриз еще никогда не принадлежал ему, он рассматривал его как часть своей империи, ибо своей задачей считал восстановление в Иране господства Чингисидов и содействие стране в создании правительства, которое гарантировало бы единство и безопасность, внутреннюю и внешнюю21. Так он пустился на рискованное мероприятие, трехлетнюю кампанию, в ходе которой его войска в 1387 году ввязались севернее Куры в стычки с отрядами войска Тохтамыша. Правитель Кипчака откомандировал свои вооруженные силы через Дербент на юг и приказал развернуться на Самуре: можно было предположить, что на этот раз он решил не избегать большой войны. Завоеванием Грузии и обращением ее царя в ислам Тимур приобрел хорошую стратегическую опору. Пока поло-жение было несравнимо с положением 1385 года. Все же Тимур избежал большой битвы, более того, отпустил пленных воинов Кипчака с подарками, предупредив, чтобы Тохтамыш помнил их прежние тесные — как отца с сыном — связи22.На этот раз он ограничился отражением нескольких кипчакских патрульных отрядов и снова посвятил себя умиротворению Ирана, делу, которое затем так внезапно должен был прервать в январе 1388 года.

КРИЗИС 1388 ГОДА

В Мавераннахре между тем положение было бо-тсе чем неспокойное, и Тимур незамедлительно поспешил вернуться. Тохтамыш заключил союз со старыми противниками, которых Тимур, как он думал, давно победил. Осенью 1387 года кипчакское войско продвинулось к Яксарту. Оно не смогло взять маве-раннахрскую пограничную крепость, но опустошило окрестности, так что Умар-шейх из Андижана должен был выступить с подкреплением. И из Самарканда войска вышли на север, объединились с другими и заставили кипчаков начать битву под Отраром. Она закончилась поражением. Умар-шейх отступил в направлении Андижана. Между тем некоторые князья Моголистана, которые только и ждали ослабления Мавераннахра, быстро стянули большой отряд воинов. Умар-шейх увидел, что его сторонников было намного меньше, и окопался в Андижане. В Самарканде, между тем подготовились к защите города от кипчаков. И тут обнаружили, что нападение на севере не было единичной акцией. Южнее Тохтамыш приказал начать осаду Бухары. Уже до Карши, родины Тимура, продвинулись кипчакские патрульные отряды. Имело смысл предусмотрительно укрепить хотя бы Термез23, стратегически важный пункт, который на Оксе связывал Хорасан с Мавераннахром.

Вес вы глядело так, будто Тохтамыш распланировал зажать в кольцо — от Яксарта и из области южнее Аральского моря, — а затем атаковать центр Мавераннахра и заручиться здесь поддержкой Моголистана. Камар-ад-дин, убежденный противник Тимура из северного улуса Чагатай, после своего поражения на поле битвы нашел путь к Тохтамышу. Теперь он служил в кипчакском войске. Соединениями, осуществляющими операции с юга, командовал Махмуд, сын Кайхосрова Хутталани24, убитого за предательство в 1372 году, — последний, как помнится, поддерживал также близкие отношения с князьями Моголистана 25. Так старые враги Тимура, подавлению которых ему пришлось отдать все силы в первое десятилетке своего господства над Мавераннахром, использовали его вмешательство в иранские дела, чтобы обеспечить себе поддержку у молодого правителя Золотой Орды и поставить Тимура в безвыходное положение согласованными действиями.

Когда посол из Самарканда сообщил ошеломляющую весть, Тимур отдал некоторые распоряжения относительно управления Ширазом и Западным Ираном. Затем он успешно вернулся в Рей, где была его свита. Важные провинции Ирана он подчинил доверенным лицам. Своего сына Мираншаха и своего испытанного друга Саиф-ад-дина он послал вперед в Хорасан; там они должны были набирать войска26. Только из-за слуха о возвращении Тимура кипчакских нападающих покинуло мужество. Во всяком случае, они не пытались навязать ему битву. Спокойно вошел он в свою столицу Самарканд. Он строил обширные планы, чтобы разбить своих врагов, но сначала счел необходимым привлечь к ответственности виновных в поражении под Отраром. Чем больше он наводил справки об этом, тем отчетливее выяснялось, что соединения, которыми командовал его сын, потерпели поражение не в доблестном бою, а позорно бежали. Репутация боевого духа войска, презирающего смерть, а следовательно, их непобедимости была, может быть, одной из самых прочных основ его господства. Если его войска в битве вели себя бесчестно, то это следовало отнести на счет грубых ошибок отдельных командиров; их нужно допросить, уличить в преступлении и наказать, чтобы внушающий страх ореол войска был сохранен перед всем миром.

В пылу битвы под Отраром Умар-шейх заметил, что соединению Камар-ад-дина противостояли силы в недостаточном количестве, тогда он бросился сам в бой и, когда тот отступил, стал преследовать его. Командир, который в этот момент должен был отдавать приказы для следующих маневров, нашел пост полководца покинутым и повернул обратно, не спросив о местонахождении Умар-шейха. Он сообщил эмирам:

«Войско врага уничтожило наш центр. Хотя я искал принца Умар-шейха, я не нашел его на посту. Определенно он считал свою собственную жизнь самым лучшим трофеем и бежал!» Тогда эмиры Самарканда про себя подумали: «Если уже Рустам убегает с поля битвы, то чего мы медлим!» Только при одном слухе все одновременно предпочли бежать, чем устоять перед врагом. Лишь через некоторое время героический Умар-шейх выбрался на берег из того моря крови и добрался до расположения войск в Самарканде но там он не нашел и следа их! Он направился в центр своих собственных вооруженных сил — там стойко стояли только три-четыре полка! Охваченный, как всегда, жаждой деятельности, в приливе ожесточения он бросился на колени и стал взывать к своим эмирам: «Живым я не могу предстать больше перед глазами его величества, господина счастливых обстоятельств! Лучше пусть я, спасая свою честь, погибну здесь, на поле боя!» Тогда один из уважаемых людей среди них схватился за узду и удержал его: «Даже семь планет, которые с высокого неба управляют миром, не бывают без застоя и регресса, без апогея и перигея. Ни на чью долю не выпадает победа и триумф надолго. Если и сегодня под влиянием круга обманчивой сферы упадет тень позора па облик нашего счастья, то давайте же будем надеяться на великодушие создателя,