То, что несмотря на всю осторожность предстоял нелегкий поход, чагатаидам было ясно. Войска Дели великолепно вооружены, и когда они предстали перед нападающими, некоторые пали духом, как сообщает Насир-ад-дин Умар: «Десять тысяч конников и двадцать тысяч пехотинцев с полным снаряжением (мобилизовали правители Дели) и сто двадцать слонов, страшных, как море в шторм, вооруженных и закованных в броню, заняли позицию. Деревянные сиденья, защищенные бруствером, были водружены на эти громадные существа. Арбалетчики артиллеристы выстраивались возле ряда слонов, экипажи слонов, хоботы которых были прикованы цепями друг к другу, были вооружены стрелами и руками. Как бы ни привыкло воевать ...победоносное войско, все это давало повод для многих раздумий, прежде всего, из-за тех гигантских слонов, которые издали внушали такой ужас, что некоторые выдающиеся... ученые, принадлежавшие ко двору, где все находили убежище, забыли свое мужское достоинство. И когда его высочество слуга (чингисидского хана) спросил их: «Где же будет сейчас ваше место?» — они ответили, охваченные ужасом: «Там, где принцессы!». Тогда господин счастливых обстоятельств улыбнулся31.

Рассказчик получил от Тимура поручение отметить колышками место для молитвы, и полководец молил Бога о победе. После этого он сделал несколько распоряжений, которыми усиливал более всего подверженные опасности части своего войска. Затем ряды воинов сошлись друг с другом. Чагатаидам нужно было как можно быстрее сделать слонов небоеспособными, расстреливая служителей, которые сидели на них. Это удалось; хотя «звериный блок», возможно, своим видом вызывал ужас, его боевая мощь была сравнительно ничтожна, так как прикованным друг к другу животным, конечно, было слишком трудно маневрировать32. Но так как они представляли главную силу защитников, вокруг которых группировались их части, они, неспособные быстро двигаться, могли только обеспечить круговую оборону. Защитники пытались отражать атаки быстрых чагатаидов, которые их скоро окружили; таким образом, катастрофы было не избежать. Султан Дели и его верховный главнокомандующий бежали с поля боя и пытались найти защиту за стенами столицы33. К вечеру победоносное войско расположилось перед укреплениями Дели.

Из сострадания к невинным жителям Тимур отложил штурм, хотя успех был возможен. Под покровом ночи султан и его ближайшие доверенные ушли тайком. Утром восемнадцатого декабря Тимур остановился перед воротами дворца, принимая ученых и религиозных сановников, после них заместителя коменданта города, назначенного бежавшим правителем, и глав административных учреждений. Через два дня, в пятницу, Насир-ад-дин Умар получил приказ отправиться в мечеть (для молитв по пятницам) вместе с другими знатоками закона и религиозного обряда, которые сопровождали Тимура в военном походе, и «украсить султанскими титулами» проповедь. «И так как теперь утро исполнения желаний высунуло свою голову из выреза того, к чему стремились, солнце счастья показало свой лик с востока радости, весело и радостно настроенные сотрапезники ощущают желание побыть в компании и хотят дать повод украшающим мир чувствам (господина счастливых обстоятельств) перейти от поля битвы к прелестной долине... его высочество заставил зазеленеть луг шаловливого поведения и росток радостного общества... и с животворным дыханием радости воздух стал благоухающим и освежающим, и приверженцы укрощающего счастья правителя просили, как это было принято, благословения от Тимура» .

В то время как Тимур и его знатные люди воздавали должное обычаю после боя устраивать пир, в Дели произошел чреватый последствиями инцидент. Группа воинов столпилась у ворот города, «как голодные волки, которые нападают на стадо», и напала на горожан. Сразу же были откомандированы эмиры, которые должны были подавлять подобные нарушения дисциплины. Но это оказалось невозможным, так как в то же время составители диванов[19]* делили деньги, выжатые у населения. Более того, часть войска находилась уже внутри крепости, чтобы отоварить ордера на получение сахара и зерна; у других воинских отрядов было поручение выследить слуг побежденного султана. Сверх всего этого те придворные дамы, которые сопровождали Тимура, осматривали город со своей свитой. Ситуация вышла из-под контроля. Жадность к добыче охватила вдруг чагатаидов, жители защищали свою жизнь, дома пылали неизвестно кем подожженные, захватчиками или местными жителями. Эмиры из страха, что невыполнение приказа рассердит Тимура, закрыли ворота, так что до следующего дня у грабителей — говорят, их было пятнадцать тысяч — не было возможности убежать. Их неистовство было невозможно обуздать. Так продолжалось несколько дней. Наконец, мародеры доставили свои трофеи (людьми) к стенам; даже самый простой воин гнал самое меньшее двадцать мужчин, женщин и детей, большие эмиры — целые толпы. Ремесленники и художники остались закрепленными за представителями самого близкого окружения Тимура, и некоторый контингент был предназначен для оставшейся в Самарканде знати. И, наконец, каменотесов Тимур выбрал для себя, так как он лелеял мысль украсить Самарканд роскошными мечетями. Вызванное этим падение цен на иранских рынках рабов вскоре после этого зарегистрировали, как мы уже слышали, и мамлюкские хронисты. Уже свыше было решено, что Дели должен быть уничтожен несмотря на то, что все требования Тимура были выполнены; когда «господин счастливых обстоятельств» узнал о несчастье, было слишком поздно; «как только стрела божественного предназначения вынеслась с молниеносной быстротой из лука воли (создателя), она неумолимо попадает в свою цель», — замечает Насир-ад-дин Умар35.

Первого января 1399 года чагатаиды отступили, чтобы нагрянуть в другие местности. Они продвинулись дальше на восток и уже через восемь дней стояли у верхнего течения Ганга. Они нашли брод, и часть из них переправилась через реку. На одну ночь Тимур остался на этом берегу и только на следующий день решил напасть на расположенное в верхнем течении местечко с названием Туджлук. «Господин счастливых обстоятельств» во время всего этого похода был в дурном настроении, болезненная опухоль предплечья причиняла ему много забот. Неожиданно он получил сообщение о приближении врага на 48 кораблях. Тимур приказал своим войскам немедленно двигаться к воде, «и в горячем стремлении бороться за веру и за звание борца за религию бесследно исчезла досада, которая появилась до того. И когда море искрящейся натуры великого властителя разбушевалось у берега, тогда настоящее море затихло, испуганное брызгами волн, в поту стыда...»36 Не обращая внимания на опасности, чагатаиды на своих лошадях бросились в воду, и завязался знаменательный бой, счастливый исход которого для Тимура снова дает возможность Насир-ад-дину Умару блеснуть словами. Последовали дальнейшие завоевания; как-то в один день «господин счастливых обстоятельств» захватил три крепости. Как сообщает летописец, все устроилось таким образом, который не мог бы быть благоприятнее. Тимур был неутолим; когда бы и где бы ни сообщалось ему о скоплении неверных, он приказывал атаковать. Некоторые из его эмиров советовали ему пощадить себя. Он отказывался: «Религиозная война приносит двойную пользу: прекрасное искупление (в потустороннем мире) и богатая награда (в земной жизни)... Преследуя эту двойную пользу, я стремлюсь к тому, чтобы завоевать для самого себя оставшееся счастье и немедленную выгоду для бедных в войске, у которых нет ке мула... Заботиться о подданных — хороший обычай справедливых царей...» — Ответ, который нужно бы написать темным зрачком на белке глаза или закрепить золотыми чернилами, считает Насир-ад-дину Умар 37.

Разбойничьи набеги следовали один за другим; все области на Ганге, заселенные «неверными», должны платить султанату Дели подушную подать, однако в период неурядиц на престоле платежи приостанавливались38. Так звучит оправдание для ярости. Но в этих походах Тимур и с самим собой не считался ни капли. Он пробирался в джунгли, которые казались ему еще гуще, чем леса Мазендерана, — ничто не могло ему помешать. И он преследовал всех, кто не исповедовал исламскую веру, с присущей ему хитростью. «И слава этих прославленных завоеваний во всех частях света достигла степени достоверности самым лучшим образом засвидетельствованного слова Пророка... неверие и многобожие были отменены... и восторжествовал закон шариата»39.