Советский – имперский – гламурный

Как говорил Андрей Донатович Синявский, «у меня расхождения с советской властью эстетические».

Возможны не только расхождения – и схождения тоже.

Так вот: именно эстетический вход для реабилитации цензуры и советского реванша «открыт» вовсе не народонаселением и даже вовсе не коммунистами во главе с генеральным секретарем КПРФ Геннадием Зюгановым, или «патриотами» во главе с писателем Александром Прохановым, или национал-большевиками во главе с Эдуардом Лимоновым.

Политический разворот с восстановлением старосоветского гимна, поправленного в имперскую сторону тем же – сталинских времен – автором Сергеем Михалковым, был на самом деле спровоцирован отнюдь не ретроградами-чиновниками и не деятелями КГБ, а либеральствующей творческой интеллигенцией. И это один из парадоксов нового времени, новой России.

Все началось с телевидения – главного инструмента, программирующего сознание зрителя.

Именно телевидение «вернуло» зрителю советскую власть через советское кино эпохи торжества социалистического реализма (можно было с 1993 года, не выходя за дверь квартиры, выстроить свое расписание по советскому кинопоказу) и через возрождение популярной советской песни силами поп-звезд (программа «Старые песни о главном»). После нескольких лет эстетической обработки сознания «большим советским стилем» восстановление гимна выглядело уже абсолютно логичным. Невзирая на протесты единичных представителей, этот идеологический и эстетический выбор был навязан вялому интеллектуально обществу без особого сопротивления с его стороны. Хотя интеллигенты-демократы собирали подписи «против», даже выпустили оппозиционную брошюру, – но никакого воздействия на общественное состояние это не имело.

Восстановление советской эстетики в декоративно оформленных ритуалах было наглядно продемонстрировано в организации празднования 60-летия Победы в Великой Отечественной войне, в 2005 году, на Красной площади, где в Мавзолее сохраняется до сих пор мумия вождя пролетариата Ленина, а в кремлевской стене и около нее захоронены останки коммунистических деятелей, включая Сталина.

Советская эстетика, вошедшая в пик моды в самом начале правления Путина на грани 90-х – начала 2000-х, в духе клятого постмодернизма была дополнена великодержавной риторикой и имперской эстетикой.Уже в тексте советского гимна автор сделал исправления в сторону именно имперской России. Армии России вернули советскийфлаг, но в отдельных родах войск восстановили дореволюционнуюформу (так называемый кремлевский полк). Революционный праздник 7 ноября был заменен на празднование мифической даты изгнания «поляков из Москвы» 4 ноября 1612 года. А кинорежиссер Хотиненко услужливо снял к новому государственному празднику блокбастер – «1612». К имперской пышности эпохи Александра III настойчиво тянет и наставник Хотиненко по жизни, а не только по кино, – Никита Михалков. К 55-летию Владимира Путина он снял (а телеканал «Россия» продемонстрировал) пышный фильм-тост. Инаугурация Путина – как на первый срок, так и на второй – тоже была обставлена с поистине имперской пышностью.

На религиозных праздниках руководители страны отмечаются в храмах; заботятся они и о воссоединении русских церквей, что якобы означает полное примирение и истинный конец эмиграции.

Наконец, идет процесс перемещения гробов: на территорию России возвращают прах ее деятелей. Самым масштабным из ритуалов стало перезахоронение праха императрицы Марии Федоровны, урожденной датской принцессы Дагмар, матери последнего русского царя. Императрица Мария Федоровна стала хедлайнером во всех новостных выпусках ТВ. Это знак политический и, конечно, эстетический. Пышность имперской эстетики обозначает политическое желание российской власти вернуть стране статус великой державы. Тут важны все символы: и траур королевы Дании и королевского двора на церемонии прощания; и военный датский корабль, принявший на борт царственные останки; и ритуал торжественной встречи в Кронштадте, на российском берегу. Все эти моменты должны символизировать воссоединение России со своей имперской историей.

Однако надо было выбирать – Россия возрождает советскуюэстетику (и вместе с этим – подсоединяется – через «потерянные для страны», «унизительные», как их нынче именуют, в лучшем случае «лихие девяностые» – к истории и эстетике СССР) и/или имперскую, ту, которую советская история пыталась уничтожить (и делала это, надо признать, вполне успешно).

Казалось бы, надо выбирать – между гробом Ленина и гробом императрицы.

Но в России сегодня не выбирают – гробы просто-напросто разводят по разным столицам, Москве и Петербургу.

И в результате происходит парадоксальное объединение устремлений, «воль» – и советской, и имперской: к великодержавности и «особости» России.

В конце 80-х – начала 90-х существовала историческая альтернатива. Россия могла последовать по общему пути демократии европейского и североамериканского типа или по некоему «особому». Михаил Горбачев еще в 87-м произнес ранее запретные слова об «общечеловеческих ценностях». Главной из этих ценностей была ценность свободы человеческой личности – и она превалировала на протяжении первой половины 90-х, несмотря на всю их сумбурность, вплоть до первой чеченской войны. Со второй – существование свободы слова,к началу 2000-х и ее явное сокращение становится тенденцией. Причем выражается оно не в запрете на слово как таковое, а во все возрастающем контроле (и самоконтроле) СМИ вплоть до полного исчезновения свободной территории– прямого эфира, из которого буквально вычищен жанр общественно-политических дискуссий, столь популярный совсем недавно. Вместо него – infortament (информация + развлечение), а также псевдополитическое, декоративное ток-шоу с приглашением известных политиков на заранее определенные роли. В результате перемен страна и общество теряют волю к свободе, волю к открытости, волю присоединения к общеевропейскому пути. Возрастает, напротив, чувство отчуждения от «других», возрождается чувство осажденной крепости, развиваются настроения изоляционизма, враждебного окружения.

В результате – неприятие продолжения демократических реформ и интегрированности в мир. Пространство свободы сокращается и в системе выборов: теперь уже в РФ губернаторы не выбираются, как это было при Ельцине, а назначаются президентом; парламент (Государственная Дума) полностью контролируется партией власти, назначается «наследник», выборы президента превращаются в фарс.

Это все ставит под сомнение планы либеральных партий и объединений – к 2017 году выйти на президентские выборы со своим кандидатом.

И все же – деятели литературы и искусства сегодня вправе сказать, что прожили последние двадцать лет уже при свободе, без цензуры, но и без государственной поддержки, с правом печатать все, что считаем нужным.

Вот что ответила поэтесса Ольга Седакова на редакционный вопрос журнала «Знамя» – «Как вам на свободе живется?», который был задан в анкете «Двадцать лет на свободе»: «Жизнь после освобождения из идеологической тюрьмы, освобождения, полученного даром, сверху, вопреки ожиданиям, стала для меня совсем другой, можно сказать, второй жизнью, жизнью после жизни».

Второй тезис: «Очень горько, что у нас все пошло таким кривым путем. Когда, в каком месте началась эта кривизна, которая привела к тому, что для большей части наших соотечественников слова „демократия“, „либерализм“, „общечеловеческие ценности“ и т. п. стали отвратительны, не берусь сказать. Задним числом можно обобщить происшедшее так: „Чуда не произошло“. Очиститься от прошлого не удалось (да всерьез и не пытались), и новое время добавило новой грязи и новой жестокости».

Поэт Сергей Гандлевский: «Как частное лицо и литератор я оказался в выигрыше. Но как гражданин – огорчен и раздосадован». «Драли глотки за свободу слова, / Будто есть чего сказать. / Но сонета 66-го / Не перекричать».