– Для моей больной девочки.

 Не успела я открыть рот, чтобы сказать хотя бы «спасибо» за шоколад, как Альбина сразу накинулась на меня:

 – Настенька, ну что за детский сад? Почему не отвечаешь на звонки? Из вредности?

 Каким-то странным, неузнаваемым, но на удивление спокойным голосом я сказала:

 – Аля, вообще-то, я не одна. У меня подруга… давняя.

 Настала жуткая пауза. Альбина замолчала, и это молчание было ещё страшнее оттого, что невозможно было разобрать выражение её лица. На меня смотрел чёрный щиток её очков, за которым не было глаз, и мои ноги превращались подо мной в варёные макароны.

 – Гм… Давняя? – повторила Альбина с ледяным звоном в голосе.

 – Аля… Не в том смысле, – прошептала я. – Она действительно подруга, но в обычном значении этого слова. Мы с шестого класса дружим. Она принесла мне крем для массажа поясницы. Не вздумай ревновать, это не тот случай.

 – Не собираюсь я ревновать, – усмехнулась Альбина. – А вот отвезти тебя к врачу собираюсь. Одевайся.

 – Как, прямо сейчас? – растерялась я.

 – А когда же ещё? Сама ты, чувствую я, никогда не соберёшься. Давай, малыш, одевайся поскорее, нас уже ждут.

 – Погоди, Аля, – нахмурилась я. – Куда ты меня хочешь везти? Что ещё за врач? Я же сказала, что в поликлинику не пойду!

 – А мы туда и не поедем, – ответила Альбина. – Учитывая твою неприязнь к подобным учреждениям, я созвонилась с одним моим знакомым специалистом, он как раз по этой части. Очень хороший доктор, неравнодушный и компетентный. Думаю, после визита к нему твоё мнение о наших врачах изменится к лучшему.

 – У него что, частная практика? – встревожилась я. – Нет, я вряд ли могу себе это позволить, Аля. За один приём я, может быть, ещё смогу расплатиться, но если он скажет, что нужно будет прийти ещё…

 – Пусть этот вопрос тебя не беспокоит, – перебила Альбина.

 – Ты что, сама хочешь ему заплатить? – возмутилась я. – Аля, ты знаешь, я предпочитаю никому не быть должной…

 Руки Альбины мягко легли мне на плечи.

 – Заинька… Всё будет хорошо, – сказала она ласково. – Не бойся, ты никому ничего не будешь должна. Одевайся, сладкая, а то опоздаем. Я обо всём договорилась, доктор уже ждёт.

 У меня в горле встал ком.

 – Аля, ну кто тебя просил!..

 – Настенька, просто мне не всё равно… Ну, давай, живенько. Марафет наводить не обязательно, это не романтическое свидание.

 Глотая вскипающие в горле слёзы, я поплелась в комнату за джинсами, забыв о том, что там Ника. Увидев её, я растерянно остановилась. «Поняла или нет?» – гадала я. «Стыдно», «неловко» – не совсем подходящие слова, чтобы описать моё состояние. Да ещё боль, из-за которой невозможно было нагнуться!

 – Ника, извини, – пробормотала я. – Мне сейчас придётся уйти… Кое-кто чересчур заботливый хочет отвезти меня к врачу.

 Из прихожей раздался голос Альбины:

 – Я всё слышу, заинька!

 Не глядя Нике в глаза, я стала натягивать джинсы. Это простое действие давалось мне с такой болью, что я не могла сдержать стон. Мысль о том, что предстоит ещё обуваться, заранее приводила меня в ужас.

 Наконец мучительная процедура одевания закончилась, и я вышла в прихожую, где ждала Альбина. Ника вышла следом за мной, ничего не говоря, ни о чём не спрашивая. О чём она думала, мне и представить было страшно.

 – Аля, познакомься, это Ника, – пробормотала я. – Моя подруга ещё со школьных лет. Ника, это… Альбина Несторовна.

 – Ну, зачем так официально, – усмехнулась Альбина. – Можно просто Альбина.

 – Здравствуйте, – пробормотала Ника.

 Не ожидая ни от кого помощи, я нагнулась за ботинками. Сцепив зубы, я подтащила их к себе, всунула в них ноги и, прислонившись к дверце шкафа, поочерёдно приподняла каждую ногу и застегнула ботинки. Я не издала ни стона, но Альбина спросила с участием:

 – Больно, солнышко?

 – Ничего, – прокряхтела я.

 Ника молча оделась. У неё был странный взгляд, какой-то незнакомый, стеклянный. Я открыла дверь, и мы вышли на площадку: сначала я, потом Альбина, а последней – Ника.

 – Ника, ты иди вперёд, а то мы будем медленно спускаться, – сказала я, запирая двери на ключ.

 Спуск по лестнице был сущим адом. Ласково и сочувственно обнимая меня за талию, Альбина проговорила:

 – Бедный мой малыш… Ничего, сейчас приедем к доктору – и сразу станет лучше.

 – Я в этом что-то не очень уверена, – простонала я.

 – Вот увидишь, – убеждённо кивнула Альбина. – Я знаю, что говорю.

 Мы вышли на крыльцо. Опередившая нас Ника ещё не ушла, но уже направлялась на тропинку, ведущую от крыльца к дороге. Дождавшись, когда мы с Альбиной спустимся с крыльца, она сказала мне:

 – Ладно, я пойду… Пока.

 Несмотря на адскую боль в пояснице, у меня сжалось сердце.

 – Спасибо за крем, – пробормотала я. И вдруг, сама не знаю зачем, предложила: – А давай, мы тебя подвезём? Аля, можно?

 – Зависит от того, по пути ли это, – ответила Альбина.

 – По улице Гоголя, – сказала я.

 – Надо спросить у Рюрика, – сказала Альбина.

 А Ника сказала:

 – Спасибо, не надо. Я пешком пройдусь, тут недалеко.

 И она пошла по тропинке в пожухлой траве, усыпанной опавшими листьями. Я провожала взглядом её одинокую фигуру в серой куртке, и на душе у меня становилось ещё тоскливее. А Рюрик тем временем уже вышел и открыл заднюю дверцу машины:

 – Садитесь, Альбина Несторовна.

 Не знаю, куда мы ехали: я не следила за дорогой. Всё моё нутро болезненно содрогалось и переворачивалось, мне было тошно и тоскливо. В пояснице как будто застряли острые осколки стекла; сидеть было возможно только с неестественно прямой спиной, любое сгибание позвоночника вызывало боль, а если колесо машины попадало на кочку или в выбоину, осколки жестоко впивались ещё глубже. Пару раз у меня всё-таки вырвался стон.

 – Рюрик, постарайся как-нибудь выбирать дорогу поровнее, – сказала Альбина.

 – Я что, виноват, что у нас дороги такие? – проворчал он в ответ. – Тут кругом колдобины, что я могу сделать?

 – Объезжай их как-нибудь, – сказала Альбина раздражённо. – Ты не видишь – ей больно?

 И в этот момент как раз колесо опять попало в одно из многочисленных «украшений» наших городских улиц. Машина качнулась вроде бы мягко, но это движение отозвалось во мне такой резкой болью, что я громко застонала.

 – Рюрик, ты это нарочно? – рассердилась Альбина.

 – Да, Альбина Несторовна, конечно,  – хмыкнул Рюрик. – Специально.

 – Как ты разговариваешь? – сказала Альбина негромко и строго.

 Помолчав секунды две, Рюрик нехотя ответил «по уставу»:

 – Извините, Альбина Несторовна… Постараюсь вести аккуратнее.

 – И вовсе не обязательно гнать, – добавила Альбина, смягчаясь.

 Не могу сказать, что после этого поездка стала для меня заметно безболезненнее, но я старалась сдерживать стон, чтобы не навлекать на Рюрика гнев Альбины. Я пыталась переключить свои мысли с неприятных переживаний (поясница, взгляд Ники и её одинокая фигура на тропинке) на далёкие, не относящиеся к этому предметы. В частности, я думала о Рюрике, о его ненормированном рабочем дне, гадала, сколько он получает за свою работу, есть ли у него семья и свободное время.

 Машина остановилась. Над головой печально шелестел, облетая, клён, под ногами поблёскивал мокрый асфальт, покрытый тонким слоем грязи, нанесённой ногами прохожих, и яркие листья пачкались, падая на него. И снова крыльцо! Высокое, с обшарпанными, оббитыми старыми бетонными ступеньками, которых было штук двенадцать, не меньше.

 – О нет, – простонала я. – Опять ступеньки…

 – Потерпи, моя маленькая, – ответил ласковый голос Альбины, и её рука снова обняла меня за талию. – Потерпи, надо как-нибудь взобраться… Я с тобой, мой утёночек, родной мой.

 Немного приободренная её нежными словами, я стиснула зубы и одолела подъём на крыльцо. Рюрик, опередив нас, взбежал по ступенькам, чтобы открыть нам дверь, и я позавидовала той лёгкости, с которой он мог двигаться. Оно и понятно: у него-то ничего не болело, его позвонки не скрежетали друг о друга и нервы не натягивались, как струны, при каждом шаге. Миновав внешнюю и внутреннюю двери, мы оказались в небольшом коридорчике с грязным полом, где на стене висел плакат со списком и расположением находившихся в этом здании учреждений.