– Спасибо, зайка, я справлюсь, – ответила она с улыбкой. – В своём собственном доме я хорошо ориентируюсь, не беспокойся. Кроме того, это сюрприз, – добавила она, легонько целуя меня в ухо.

 Она вышла из столовой скользящей походкой, прямая и стройная, взблёскивая лаком чёрных ботинок. Пока её не было, я отпила глоточек вина из своего бокала, понюхала все блюда на столе, съела несколько виноградных ягод и, раздвинув края штор, выглянула в окно. Серое небо всё так же поливало землю дождём, в сплошной пелене туч не было видно ни намёка на просвет. К тому же, разгулялся ветер – настоящий, по-осеннему холодный ветрище, который чуть ли не вырывал деревья с корнем. Лёгкие шаги за спиной: вернулась Альбина с каким-то небольшим красным футляром в руках.

 – Какая непогода разыгралась, Аля! – сообщила я. – Как же я домой пойду? Я даже зонтик не взяла.

 – А ты что, уже собралась уходить? – улыбнулась Альбина.

 – Нет, конечно, я просто…

 Я умолкла на полуслове, потому что пальцы Альбины подняли крышку футляра, и оттуда заблестело мягкими жёлтыми переливами золото и засверкали камни, прозрачные, как слеза, и яркие, как звёздочки. На бархатистой чёрной подложке переливался комплект: колечко, серьги и тонкое маленькое ожерелье.

 – Что это, Аля?

 – Это тебе. – Альбина опустила футляр на мои ладони.

 – Мне?! Господи, это что, настоящие бриллианты?

 – А ты думаешь, я стала бы дарить тебе искусственные?

 – Господи, какой ужас! То есть, я хочу сказать, это ведь ужасно дорого, Алюня!

 – Это не имеет значения, малыш. Могу я сделать моей любимой девушке подарок или нет?   

 Я положила футляр на стол и обняла Альбину за шею.

 – Аленька, я люблю тебя и так… Вовсе не обязательно дарить мне такие дорогие украшения, которые я даже надеть-то побоюсь. Да и куда мне их надевать? Я, ты знаешь, в высшем свете не вращаюсь…

 – А это уже другой вопрос, – улыбнулась Альбина. – Были бы украшения, а повод их надеть когда-нибудь найдётся.

 Когда я возвращаюсь из Ничего, мои наручные часы сообщают мне, что уже пять часов вечера. Во рту сухо, как в пустыне, в горле першит, глаза тоже сухие, и при каждом моргании веки трутся о них, как наждак. Сажусь на кровати. В голове слегка звенит, к горлу поднимается лёгкая дурнота. Сейчас бы выпить воды, проплывает в ватных мозгах пластмассовая мысль. Да, Ничто здорово потрудилось и над моим телом, и над душой.

 Спускаюсь на кухню. Попутно отмечаю: в бильярдной какие-то голоса. Один, кажется, Альбины, а второй – незнакомый. Мадина смотрит маленький кухонный телевизор и грызёт сухарики. Заметив меня, сразу встаёт и приветливо частит:

 – Ну как, выспались? Что-то вы бледненькая. Кушать будете? Правда, всё уже остыло, но я могу разогреть.

 – Спасибо, ничего не надо, – отвечаю я. – Мне только попить.

 – Чего вам? Минералочки, сока, чаю?

 – Чаю. Если можно, зелёного.

 – Сейчас сделаем.

 На экране – «Федеральный судья». Прокурор излагает суть обвинения: двое парней стукнули в тёмном подъезде по голове женщину.

 А отец, наверно, должен скоро прийти домой с работы.

 – Вам чай в пакетиках или листовой? Есть и такой, и такой.

 – Можно в пакетиках.

 Допрос потерпевшей. Поздно возвращалась с работы, зашла в подъезд, темно. Какие-то две фигуры вошли следом, удар – и больше ничего не помню. Очнулась в больнице.

 Я спрашиваю:

 – А где Альбина?

 – Она в бильярдной, – сообщает Мадина. – Её подруга Маргарита зашла минут двадцать назад.

 Значит, вот чей голос в бильярдной. Маргарита. Подруга? Гм. Мадина, присев к столу, с интересом наблюдает за судебными страстями.

 – А кто эта Маргарита? – интересуюсь я.

 – Старая подруга, – отвечает Мадина. – Они с Альбиной Несторовной ещё со школы, кажется, дружат.

 Маленький глоток зелёного чая без сахара. Мадина, бросив на меня взгляд, чуть улыбается. Её азиатские глаза – цвета янтаря, волосы – иссиня-чёрные, между бровями пробивается тёмный пушок.

 Я кладу в кружку два кусочка сахара, это улучшает вкус чая. Хоть я и смотрю на экран и слышу слова, но ничего не понимаю – точнее, не стараюсь понять. Мои мысли сейчас с Альбиной, которая находится в обществе некой Маргариты. Нет, не то чтобы я ревную, просто на сердце скребётся смутное, неприятное чувство. Слышатся шаги, и на пороге кухни появляется незнакомка в чёрных брюках и лакированных сапогах, коротко стриженая, темноволосая, но со светло-серыми глазами. Строго говоря, её нельзя назвать красавицей, но черты лица у неё, пожалуй, приятные. Увидев меня, она замирает на несколько секунд, как будто увидела нечто ошеломительное, а потом уголки её губ вздрагивают в улыбке. Я здороваюсь первой. 

 – Здравствуйте и вы, милая незнакомка, – улыбается она в ответ. – А откуда вы здесь взялись? Я вас, кажется, не видела.

 Не придумываю иного ответа, кроме:

 – Спустилась попить чаю.

 Незнакомка, переведя взгляд на Мадину, спрашивает:

 – Мадиночка, откуда она спустилась? Не с небес, случайно?

 Мадина бесхитростно отвечает:

 – Нет, из спальни.

 Стриженая незнакомка переводит взгляд обратно на меня. Ещё никто не смотрел на меня с таким восхищением, и мне становится слегка не по себе.

 – Кажется, я знаю, кто вы, – говорит гостья. – Вы – та самая девушка, которая покорила неприступное Алино сердце. Я догадывалась, что у Али появилась некая таинственная сердечная зазноба, но мне никак не удавалось на неё посмотреть. Наконец-то я с вами познакомилась! Можно узнать ваше имя?

 – Настя, – представляюсь я.

 – Значит, Настенька. Чудесно. А я Маргарита. Для друзей – Марго.

 – Очень приятно.

 Марго сверкает улыбкой. Зубы у неё мелкие, ровные и, по всей видимости, не так давно отбеленные.

 – А уж как мне приятно! Можно вас поцеловать? Не бойтесь, в щёчку.

 Марго прижимается губами к моей щеке, обдав меня волной прохладного и горьковатого аромата мужской туалетной воды. Я вижу вблизи её глаза, прозрачно-серые, ясные, с длинными ресницами. Она обводит кухню взглядом, смеётся.

 – Кажется, я забыла, зачем пришла. Всё из-за вас, Настенька.

 Я не знаю, куда деться от её прямого, сверкающего взгляда, смущённо отпиваю глоток чая. Лет сто назад ей можно было бы сделать замечание: неприлично так глазеть на незнакомую девушку.

 – Ах, да, вспомнила! Я же пришла за чаем. Мадиночка, два зелёных.

 – Сию минуту.

 Мадина снова кипятит чайник. Я стою со своей кружкой у окна и делаю вид, что любуюсь облетающим клёном, а Марго – посреди кухни, расставив ноги и держа руки в карманах. Хоть я на неё и не смотрю, но чувствую: она не сводит с меня глаз. Скорее бы она ушла.

 – Ваш чай, Маргарита Альбертовна.

 – Спасибо, Мадиночка.

 Марго берёт кружки, но в дверях останавливается.

 – Настенька, а пойдёмте к нам, – приглашает она приветливо. – А то Аля что-то хандрит. По-моему, её нужно срочно обнять и поцеловать. Да и вы тут скучаете.

 Я беру свою кружку и иду за ней в бильярдную. На длинном кожаном диване сидит Альбина – в парике и в очках, как за закрытым забралом. Марго с порога бодрым голосом объявляет:

 – А вот и мы!

 Альбина сразу настораживается и приподнимет подбородок, повернув незрячее лицо в мою сторону.

 – Да, Аля, ты правильно навострила ушки, – смеётся Марго. – Кое-кто пришёл.

 – Настенька. – Альбина протягивает ко мне руку.

 Я беру её руку и сажусь рядом. Она щупает мне лоб, гладит по волосам.

 – Как ты себя чувствуешь, малыш?

 В уголках её губ – сдержанная улыбка. Может быть, она так сдержанна при Маргарите, хотя если Марго тоже, то причин для сдержанности не должно быть. Впрочем, Марго так смотрит на нас, что я заражаюсь сдержанностью Альбины. Только в моём случае это скованность.

 – Всё нормально, Аля, – отвечаю я.