«Я столько раз помогала Лиз втиснуться в бюстгальтер, что просто со счета сбилась», — говорила драматург Бетти Фрингс, чей муж Курт был у Лиз агентом.

«Она была слишком скупа, чтобы держать горничную. Доктор Рекс Кеннамер был у нее на побегушках во время путешествия в Россию. Ему положили за это двадцать пять тысяч долларов, и он, где бы они не останавливались, должен был подбирать для нее одежду».

Покидая Москву, Тодд разговорился с репортерами. «Что больше всего произвело впечатление на русских, — заявил он, — так это то, что такой бездельник, как я, мог вырасти в Америке и стать мужем Элизабет Тейлор, а это в сто раз приятнее, чем быть президентом США».

Впоследствии Тодд сильно обиделся на русских, потому что те отказались купить его шедевр «Вокруг света за 80 дней».

«Им нужны только такие фильмы, которые изображают американцев как монстров и идиотов», — кипятился он.

Из Москвы Тодды направились в Прагу, затем в Афины, Белград, Ниццу, Мадрид, Нью-Йорк и Голливуд.

В пути до них дошла весть, что Элизабет удостоилась своей первой номинации на «Оскара» за роль красотки-южанки в фильме «Округ Рейнтри». Как только Майк Тодд прибыл в Голливуд, он сразу же принялся рекламировать картину в профессиональных журналах, надеясь тем самым повлиять на мнение членов академии киноискусства. Ему хотелось заручиться их голосами, чтобы Элизабет удостоилась звания лучшей актрисы года.

Тодд, прекрасно понимал, что это практически недостижимая цель, поскольку фаворитками тех дней, несомненно, были Джоан Вудворд (фильм «Три облика Евы») и Анна Маньяни (фильм «Безумный ветер»). Наград также удостоились Дебора Керр за работу в картине «Одному богу известно, мистер Аллисон» и Лана Тернер за фильм «Пейтон Плейс».

Единственной заботой Майка Тодда по-прежнему оставалась Элизабет. Он прекрасно знал, что она ужасно переживает из-за того, что ни разу не удостаивалась номинации, даже за отличную работу в «Гиганте».

.

«Хотя Элизабет постоянно грозилась уйти из кинобизнеса, она все еще была связана контрактом с «МГМ». В феврале Майк отправил ее на студию — сыграть роль Мэгги в картине «Кошка на раскаленной крыше».

«Мы заставили ее взяться за эту роль с помощью Майка, — вспоминал продюсер Пандро Берман. — Если вам что-то было надо, вы первым делом шли к Майку. В его руках она была словно глина. В те дни в ее голове не имелось ни одной своей мысли».

«Это классический сценарий, — заявил Тодд жене. — И из него получится классный фильм. Ты должна выиграть «Оскара» за «Рейнтри», но если это дело не выгорит, вот увидишь, ты получишь его за Кошечку Мэгги».

Элизабет с готовностью ухватилась за идею сыграть женщину, столь же сексуально озабоченную, как и кошка на раскаленной жестяной крыше. Это была ее первая роль по Теннеси Уильямсу. Играя соблазнительницу-жену, пытающуюся забеременеть от своего гомосексуалиста-мужа, Элизабет в интимных сценах красуется перед зрителем в весьма откровенной розовой атласной комбинации с кружевной отделкой. Кроме того, ей по сценарию требовался ансамбль из юбки и блузки, а также «простое повседневное платье», по замыслу режиссера Ричарда Брукса — платье-костюм. Не посоветовавшись с Элизабет, он поручил Хелен Роуз шить костюм белого цвета.

«У меня сразу же возникло предчувствие, что Элизабет он не понравится, — вспоминала модельерша. — И хотя Ричард уверял меня, что, мол, не стоит волноваться, он все уладит, меня все равно мучили опасения, что этот костюм здесь не совсем к месту».

За день до начала съемок Элизабет пришла в студию на первую из трех примерок. Она пришла в восторг от соблазнительной комбинации, одобрительно отнеслась к юбке и блузке, но впала в ужас при виде платья-костюма. Элизабет в сердцах сняла его с себя, швырнула на стул и, снова переодевшись в соблазнительную комбинацию, позвала режиссера к себе в гримерную.

Ричард Брукс вошел в дверь, и его взору пред стала красавица-кинозвезда в откровенной, не скрывающей ее прелестей комбинации.

«Ричард! Привет!» — радостно взвизгнула Элизабет.

«Дорогая, ты просто неотразима!» — отвечал Брукс.

Они поцеловались, обнялись и снова поцеловались, после чего Элизабет указала на лишенное всякой женственности платье, уныло свисавшее со стула.

«Послушай, киса, я просто не могу это надеть, — заявила она. — Оно на мне жутко смотрится».

Поскольку режиссер души не чаял в своей подопечной, то он даже не посмотрел в ту сторону.

«Дорогая, — произнес он, в очередной раз, одарив Элизабет поцелуем. — Надевай все, что тебе нравится. Я доверяю этот вопрос тебе и Хелен. Только не надо ничего вычурного».

После этого разговора Хелен Роуз сделала набросок короткого белого приталенного платья, с узким глубоким вырезом.

«Элизабет ахнула от восторга! — вспоминала модельер. — Лиф сидел на ней как влитой, на нем не было ни единой складочки. А чтобы подчеркнуть ее осиную талию, мы сделали к платью белый атласный пояс, шириной в два дюйма. Когда Лиз появилась в этом платье на съемочной площадке, Ричард остался ужасно доволен».

Как, впрочем, и Майк Тодд, который, чтобы быть поближе к жене, перевел свой офис на территорию «МГМ», Они каждый день вместе завтракали в кафетерии, а после съемок посещали просмотры. Короткие, еще не смонтированные сцены с участием Элизабет неизменно приводили Тодда в восторг.

Вообще Тодд ощущал себя баловнем судьбы — ведь у пего было красавица-жена, она же кинозвезда, хорошенькая малютка-дочь и награда академии за первый снятый им фильм. В свое время он то делал миллионы, то их терял, но теперь снова был богат и знаменит на весь мир.

«Как мне кажется, это лучшие годы в моей жизни, — признался он одному из друзей. — Я так счастлив, что это меня даже пугает. Поскольку я сам игрок, то кому как не мне знать закон среднего арифметического. Вот почему мне становится не по себе при мысли, что я обязательно должен что-то потерять, чтобы компенсировать это чертово везение».

В марте нью-йоркский «Фриарс Клуб» избрал его шоуменом года — честь, о которой он уже много лет тайно мечтал. На торжественный прием, устроенный в его честь в воскресенье вечером 24 марта 1958 года в отеле «Уолдорф Астория», было разослано более тысячи двухсот приглашений. Свое почтение среди прочих засвидетельствовали такие знаменитости, как Аверелл Гарриман, Лоренс Оливье, Герберт Броунелл-младший и звезда бейсбола Джеки Робинсон.

Тодд решил вылететь на празднество в Нью-Йорк собственным самолетом «Лаки Лиз». Это был небольшой двухмоторный самолет, рассчитанный всего на двенадцать пассажиров. На обратном пути он планировал также сделать остановку в Чикаго, чтобы посмотреть бой между Шугар Реем Робинсоном и Карменом Базилио, и лишь после этого вернуться в Голливуд. Тодда в этой поездке должен был сопровождать его биограф, Арт Кон. Кону казалось, что для книги «Девять жизней Майка Тодда», над которой он тогда работал, не помешает еще одно интервью.

Поскольку у Элизабет была сильная простуда и она не вставала с постели, а, соответственно, поехать. с мужем в Нью-Йорк не могла, Тодд пригласил с собой Манкевича.

«Ну давай, — уговаривал Тодд- — Это хороший, надежный самолет. Да я не позволю ему разбиться. Я беру с собой фото Лиз и ни за что не допущу, чтобы с ней что-то случилось. К тому же, у меня страховка на три миллиона. Я и тебя застрахую».

Когда же Манкевич отказался, Тодд позвонил Кирку Дугласу и Курту Фрингсу, которые тоже отвергли его приглашение. После этого Тодд позвонил репортеру ЮПИ Вернону Скотту.

«Почему бы тебе не поехать со мной? — спросил он. — А то мне не с кем играть в карты».

Скотт тоже отказался. Наконец Тодду удалось уговорить репортера агентства «Ассошиэйтед Пресс» Джеймса Бейкона, чтобы тот сопровождал его в десятичасовом полете через всю страну. Но за десять минут до вылета, назначенного на 10.21 вечера из аэропорта Бербенк, Бейкон позвонил Майку, чтобы сказать, что не полетит.

«Меня напугала погода, — признавался позднее Бейкон. — Это была самая кошмарная ночь за всю историю южной Калифорнии — дождь со снегом, молния, гром, словом, разверзлись хляби небесные. Откровенно говоря, я спросил себя тогда: «Что я там забыл?»