Стоя на продуваемой палубе и Орлов, и урядник очень хорошо понимали, что возможно попытка отправить на поиски этих отважных китобоев – это последняя возможность, хоть чем-то помочь своим товарищам. Это было то последнее дело, которое им обязательно нужно было доделать на этой земле. Которая уже была толи продана, толи готовилась к продаже. Именно эта не ясность тяготила их как русских людей, знающих, как осваивалась эта земля. В каких трудах и мучениях осваивалась эта колония, а ведь на тот момент уже был успешный опыт освоения новых земель. К тому времени русские войска уже заняли все Черноморское побережье Абхазии, завершилось добровольное принятие русского подданства Казахами. Обо всем этом, конечно знали колонисты в Русской Америке, как и о том, что сам Александр был не против расширения владений империи на востоке, в Средней Азии. Чьи земли сулили не только военный, но и экономический довесок в виде поставок хлопка для текстильной промышленности, а так-же в виде огромного рынка сбыта товаров, произведенного Российским производителем.

На фоне всех этих триумфов, колонистам на Аляске тяжело было понять, что же препятствует освоению именно этих земель, и почему во властвующих кабинетах на Неве с таким упорством не стремятся к развитию этого края. Где все постепенно приходило в упадок, при полном умолчании Петербурга, который почему-то перестал интересоваться делами далекой колонии.

– Ну, вот, пожалуй, и все, – проговорил Орлов, морщась от холодных порывов ветра. Который все сильнее с каждым дуновением бросал колючие заряды снега. – Это, пожалуй, все, чем мы можем помочь нашим полчанам…, это последнее дело которое нам завершить надобно и которое не терпело отлагательства. Осталось теперь соединиться с нашими товарищами и двигать в Родину.

Степанов перекрестился и с тоскою в голосе проговорил:

– Будем надеяться, что Господь устроит все по справедливости, ваше благородие. Я для этого молитву читаю постоянно.

– Какую? – спросил тот. Рассматривая останки тех, кто еще совсем недавно пытался расстрелять их из носового орудия.

– Так как положено «Перед началом всякого доброго дела», господь обязательно услышит. А ведь не за горами Рождество Христово! Жалко, что еще в пути будем, у нас ведь это один из почитаемых праздников.

– Во всех станицах почитают?

– А как же! – воскликнул казак. – Ночью под Рождество, сразу после удара церковного колокола, все семьи отправляются в храм. Это уже потом колядуют, да девки на суженных гадают.

Орлов покачал головой и со вздохом произнес:

– У меня в губернии тоже сей праздник всегда почитали, впрочем, как и веселые святки. И ряженные по домам всегда ходили, да и святочные гадания всегда устраивались, а еще крестным ходом ходили всегда «на иордань». Ладно, идем в тепло, я там у Бернса покойничка микстуры разные видел с бинтами, будем раны зализывать.

– А с этими, что делать будем? Вмерзли-то намертво!

– Об этом пусть голова болит у капитана Джексона, по возвращению. Мы с тобой на роль похоронной команды не претендовали.

Медленно потянулись дни ожидания, которые сменяли не менее томительные ночи и, хотя проживание на шхуне не было обременительным и заключалось лишь в приготовлении еды, да поддержание горения угля в котле, с каждым прожитым днем, у них нарастала какая-то тревога. Из-за постоянной качки и сырости все хуже становилось Степанову и Орлову пришлось взять на себя решение всех бытовых забот. По всем его подсчетам, Джексон с командой должен был уже зайти в форт «Око империи» и не обнаружив там людей полковника Калязина, двинуться по притоку реки Медной к Славянке. Прошли уже все сроки, которые они определили с капитаном, но китобои словно растворились в этих диких землях.

На седьмой день заточения, рассматривая в очередной раз прибрежную полосу в бинокль, Орлов совершенно случайно обнаружил в полосе прибоя, среди коряг и пучков водорослей чье-то тело. Позвав Степанова, они вдвоем попытались определить, чей это труп двигается в прибрежной волне, но все их усилия были тщетны. Тогда казак предложил выдвинуться к берегу на веслах и поставить, таким образом, точку в гадании. Орлов понимал, что с одной стороны покидать шхуну опасно, из-за леса, который почти вплотную подступал к песочному пляжу, что давало возможность даже одному человеку, используя фактор внезапности расстрелять сидевших в лодке. С другой стороны – это мог быть кто-то из русских колонистов. Не похоронить тело, которого, в данных обстоятельствах, было для Орлова со Степановым особенно болезненным.

– А ежели это тело нашего Ивана Ивановича? – хрипя и задыхаясь, убеждал казак с жаром. – А, может это, и Америка нашел туточки свой конец? Глянуть надобно непременно!

– А если мы столкнемся с аборигенами или с англичанами? – с сомнением отозвался поручик. Разглядывая в бинокль стену соснового леса, покрывающую соседние скалы. – Да и грести по такой волне около версты придется.

– Ваше благородие, да хоть косточки разомнем! Ведь мочи уже никакой нет! Все внутренности уже, энта качка проклятущая вытряхнула! Вон и птицы, сколько на скальных выступах вьется, может мяском свежим разживемся!

Орлов посмотрел на казака, который рвался ступить на твердый берег и проговорил:

– Ну, а если Чарли с дружками объявится? Мы по такой волне долго выгребать до шхуны будем, что этим бандитам и на руку будет.

– Ваше благородие, – частил урядник, – гляньте в биноклю! Здесь же человеку двигаться – это же одно наказание. Деревьев вон сколько повалено! А валуны опять же? Да и вряд ли найдется охотник, по таким скалам карабкаться отвесным.

– Все это так, – проговорил Орлов, опуская бинокль, – только я помню, как мы в блокгаузе, убиенного американца похоронить пытались. Даже не поняли, как в полоне оказались… Ладно, давай попробуем косточки размять, была, не была. Может и правда кто-то из наших православных погибель свою здесь нашел, ну заодно и оружие из схрона заберем на обратном пути. Чего добру ржаветь под лодкой.

Прихватив побольше патронов к револьверам и подаренным винтовкам, они осторожно спустили шлюпку и двинулись на веслах к берегу, внимательно всматриваясь в приближающуюся стену леса. Вслушиваясь в рокот прибоя, птичий гомон, и шум леса. Причалив не далеко от качающегося в прибрежной волне тела, они вытащили лодку на берег и, держа оружие, наготове двинулись к трупу. Какого же было их удивление, когда этим неизвестным покойником оказался китаец, тот самый которого убил Бернс.

– Вот ведь беда, какая, прости, Господи, – прошептал Степанов, озираясь по сторонам. – Этого бедолагу, из Поднебесной Империи даже воды океана Великого принимать не хотят. Как же он здесь оказаться мог, мы вон, сколько верст отмахали! Знак видать энто не добрый.

Орлов посмотрел на крестящегося урядника, потом на синюшно-белое лицо покойника и тихо проговорил:

– Скорее всего, когда за борт кидали тело, оно и зацепилось за что-то. А уже здесь волны сделали свое дело, так он и оказался тут.

– Да, жалко бедолагу, зарезал его Бернс, как поросенка, а ведь тоже человек жил себе, на что-то надеялся. Может и семья у него была где-то.

– Ничего, их этих сыновей в Поднебесной много, – озираясь по сторонам, отозвался поручик. – Их уже так много не только у себя в Родине, но и в нижних американских штатах, что американцам приходится вытеснять их в особые районы.

– Это, что же, они так приживаются хорошо?

– Да, голубчик, не поверишь, но их там тысячи проживает. Кто на постоянном месте жительства, а кто на временном, – пробормотал Орлов. Глядя на красно-желтые грозди рябины, которые ярко выделялись на фоне хвойного леса, припорошенного снегом. – Они там буквально везде, как скоморохи, наши ходят, в своих цветастых халатах с широкими рукавами, в своих смешных тапочках конической формы, в сапогах с загнутыми носами.

– Ну, а что, народ работящий, не злобливый, все стерпит, предприимчивый опять же, вот и едет к американцам за лучшей долей.

– Верно, говоришь, казак, люди они предприимчивые и за работу любую берутся. Я их и в лавках видел, и в поварах, и в садовниках, даже в прачечных. Ну, что хоронить никого не надо, берем оружие и на «Марию» возвращаемся?