– Тогда почему из Петербурга приказ пришел покинуть Калифорнию? – взорвался Неплюев с негодованием. – Ну, разве это не измена? Всем ведь понятно, что именно в южном поселении надобно было корни пускать глубже, земледелие тоже осваивать. Живут ведь там первоначальные народы в сытости! Пшеницу выращивают, фрукты, скот, виноград, а вино, какое делают! Мы же первоначально там, в форте Росс крепко встали, ну и развивали бы там базу кормовую. Ведь от земель то Калифорнии сюда рукой подать! Это ведь не по полгода по океанам болтаться! Чего молчишь, Константин Петрович?

– Речи твои слушаю, – проговорил поручик, прикуривая папиросу.

– Ну, скажи еще, что я не прав!

– Отчего же… Все правильно говоришь, Иван Иванович… Только ты одну малость упускаешь…

– Какую еще малость? – выдавил сквозь зубы инженер, подавшись вперед всем телом.

– А малость, заключается в том, что на земли Калифорнии, предъявили претензии испанцы. Это я заметь, не напоминаю, сколько с ними до этого хлопот было, про возникшее государство Мексика, не забудь. Которая нас вначале, беспардонно выдавливала с земель наших, а потом и вовсе уступила Калифорнию американцем. Это политика, Иван Иванович, которая сплелась вокруг земель наших в тугие узлы, и рубить здесь с плеча нельзя. И это заметь только то, что мы знаем, что так сказать сверху лежит. Одно я тебе скажу – каждый должен свое дело делать. Политик свое, геологический мастер свое, а военный свое – тогда только порядок и будет в империи.

– Что тут могут сделать наши поселенцы, без твердой и последовательной поступи Петербурга? – со злостью выпалил Неплюев. – На наших землях безобразничают англичане с испанцами, китобойный промысел почитай полностью отошел к американцам! И все это с молчаливого согласия Петербурга и бездействия Максутова!

– Ну, Максутова я как раз понимаю, – пробормотал поручик, подходя к зашторенному окну, нет у него сил. Охватить все эти земли, людей нет как впрочем, и флота. Нет у нас тут пока сил! А правителю и так тут приходится ужом виться, что бы ни громыхнула тут война, что бы хоть как-то людей прокормить. Как ему это удается с его маломерными лодками добиваться, я право не знаю и парк артиллерийский у него только в Ново-Архангельске. Ты только представь, как ему приходиться связь с отдаленными фортами держать! С помощью оказии, да нарочными, которым иногда грести приходится до изнеможения, потому как даже наши маломерные суда не везде к берегу подойти могут. Ну, а почему молчат начальствующие кабинеты, у нас на Неве – это мне неведомо. Хотя там должно быть понимания, что на многие безобразия, которые здесь творятся, ответы найти можно лишь в Петербурге.

– Вот и я говорю, что измена эта! Здесь же все на краю разорения и упадка! И я уверен, что об этом знают и в правлении этих земель в Петербурге. А, ведь, сколько денег сюда только нашими купцами вложено! И что? А, ведь акционерами здешней компании, являются не только рядовые деятели империи, но и сам Александр с великими князьями!

– Пушной ясак подистощился – это верно, вот и должны мы с тобой в Родину вернуться, да в этих самых кабинетах начальствующих, всю правду о богатствах этого края рассказать. А учитывая то, что война может громыхнуть новая, поспешать нам надобно. Земля здешняя всегда будет интересовать врагов наших и конкурентов. Неспроста тут сам Кук несколько раз появлялся, да и Лаперуза бывал. Так, что не мы одни тут карты рисуем, да проливы с бухтами к ним привязываем.

– Как тут еще французы до кучи общей не появились? – пьяно засмеявшись, выкрикнул Неплюев.

– Они тоже пытались тут, что-то застолбить, экспедицию даже посылали к нашим берегам, – проговорил Орлов, глядя сквозь штору на небо. – Вот только не заладилось у них – конфуз с революцией приключился!

– Почему же революция это конфуз?

– Потому что милейший, Иван Иванович, революция – это всегда насилие и кровь с разрушениями.

– А я убежден, что революция – это всегда перемены! И нашей державе они нужны уже давно.

– Нашей державе нужны перемены через внутренние реформы, – со вздохом отозвался Орлов. – На них сосредоточиться надобно, а их успех во многом зависит от обстановки, как внутренней, так и внешней. И уверяю тебя, что новая война или революционная смута будут способствовать срыву преобразований.

– И что же для этого делать надобно? Продолжать оставаться «жандармом Европы»?

– Для начала нам надобно выйти из международной изоляции, восстановить роль России как великой империи, – отозвался поручик. – Разить промышленность непременно, что бы вновь стать сильными.

– Я же говорю, что бы опять боялись, – криво усмехнувшись, пробормотал Неплюев. Глядя на пламя керосиновой лампы.

– В политике всегда была одна сила – это военное и экономическое могущество! – отрезал Орлов, настороженно вслушиваясь в топот ног по коридору.

Двери камбуза резко распахнулись, и на пороге появился запыхавшийся урядник.

– Вот, ваше благородие, полюбопытствуйте, что у этого проходимца под камзолом, было! – выпалил он. – Лата металлическая! Из-за нее я его кинжалом-то и не достал.

– Да, что и говорить знатная вещица, – кивнув, отозвался поручик, взяв из рук казака металлический панцирь. – Такую не то, что кинжалом ее и пулей не возьмешь, особенно если она хорошо подогнана к телу. Точно такая спасла Дантеса от ответной пули Пушкина.

– Не уж-то барон был так низок, что пришел на дуэль в лате? – пробормотал растерянно казак.

– Да, уж офицером был негодным, из домашних арестов и гауптвахты не вылезал. Из-за этого и был переведен из строевого эскадрона в запасной. Скажи мне, что там у нас с караулом? Что на берегу?

– Испанцы стоят в дозоре, а на берегу тихо покудова.

– Отчего же вдвоем стоят?

– Так они за жизнь гутарят, ну я им и не мешаю, – пожав плечами, отозвался урядник.

– Главное, что бы за берегом следили. А с пленником как дела? Разговорил его американец с товарищем?

– Так я же в языках не силен! Заковали они его в железо, за руки к потолку подвесили и дубасят по морде, аж извиняюсь, сопатка трещит. А англичанин этот ему перед этим руки чернилами измазал и отпечатки рук на папирус зачем-то сделал, а теперь сидит и в стеклышко разглядывает. Странный он, какой-то.

– Ну, это их дела полицейские, – вымолвил Орлов. – Хотя я посмотрю, пожалуй, на это действо, а то не ровен час забьют его до смерти. А тебе, Иван Иванович, моя просьба и приказ будет. Найди себе любой гамак и вздремни, что бы достойно предстоящие испытания принять. Не в кабаке мы! Сделаем дело, жалованье получишь за все годы, вот тогда и отводи душу!

Проверив караул, Орлов спустился по скрипучим ступенькам в трюм. Найдя среди штабелей из ящиков и мешков, огонек лампы, осторожно двинулся по хлюпающей под ногами воде на свет. Подойдя к телу англичанина, подвешенного за руки к потолку, он внимательно посмотрел на его разбитое в кровь лицо и поморщившись, спросил:

– Ну, сказал он хоть что-то? Тебе, Америка, в пыточных дел мастера бы податься.

– Я его вначале кочегарам показал, – буркнул тот, отмывая в воде, просочившейся в трюм руки. – Вижу, темнят, что-то! Ну, я его, сюда и спросил убедительно! А тут еще Тони у него с рук рисунки снял, а как глянул внимательно – это же наш знакомый старый. Представляешь, генерал? Ну чего так смотришь? У Тони спроси!

– Я вначале думал, что ошибся в темноте, – отозвался англичанин, вытирая рукавом пот с лица. – А потом присмотрелся – нет, уж больно рисунок характерный.

– Тогда я ему еще всыпал от всей души! – выпалил Джон, брезгливо вытирая руки о рулон мануфактуры. – Он и признался, что служит здесь не матросом, а шкипером!

– Шкипером? – ошарашено уточнил Орлов. – Зачем же ты его так отделал? Он же знает, как с этим корытом управляться! Да и фарватер наверняка знает!

– Ну, извини, не сдержался! Очухается к утру, никуда не денется! – почти крикнул Джон, раскуривая огрызок сигары. – Мой друг лежит под камнем, на кладбище в Сант-Луизе, из-за этой гниды и его дружков. Так, что извиняй, не сдержался.