— Будь добр, примерь этот пиджак, пожалуйста.

Пиджак сидел отлично.

— Ну посмотри на себя в зеркало, ты же просто — принц уэльский!

Слаксы, рубашки взяла без примерок — размер у мужа стандартный. Не успев оглянуться, он оказался перед кассой и за все это заплатил. Вышли из магазина — Марина никогда не видела мужа столь обескураженным. Вечером, за обедом, со смехом и изумлением он вспоминал события дня:

— И как это у тебя получилось — окрутить меня?! В два счета провела меня, хитреца-уэльсца, и мягкими ручками опустошила мой карман! Двести фунтов! Да я свою первую машину за сто купил!

— Ты можешь вернуть все, если тебе не нравится.

— Мне все нравится, но у меня одежды хватит на всю жизнь.

— Дэвид, мода же меняется!!!

— Мне главное, чтобы было удобно.

Эта победа была важной (когда выходили вместе, Марина с гордостью смотрела на мужа), но на данном отрезке времени единственной. Попытка изменить что-то в интерьере провалилась.

Единственно, что он сделал с превеликим удовольствием, — с помощью Марины вынул из шкафа огромное разбитое зеркало. Они вдвоем спустили его в гараж. Однажды вечером Крис срочно попросила отца приехать и посидеть со спящей Энни. Воспользовавшись отсутствием мужа, Марина сделала в гостиной кое-какую перестановку мебели, от чего комната стала просторней. Поздно вечером Дэвид вернулся. Марина без слов, распираемая гордостью, смотрела на его реакцию. Он помолчал несколько минут, нахмурился, потом поцеловал ее в щеку и произнес:

— Я знаю, что моему дому нужна TLC[37]. Но в следующий раз советуйся со мной.

Было видно, что он остался недоволен ее самодеятельностью.

Советуйся! Марина хотела посоветоваться по поводу сноса стены между гостиной и столовой и превращения двух комнат в одно большое двусветное пространство. Хорошо, что не озвучила. Об обновлении обстановки тоже не могло быть и речи. Как-то Дэвид сказал, что вся меблировка — из дома его матери в Уэльсе:

— Больших затрат стоило все это перевезти, но я рад, что сделал это: такой мебели сейчас и не делают.

«Эт-т — точно», — мысленно прокомментировала Марина.

Что составляло их жизнь, когда они были одни без Энни и Крис?

Марина с удивлением открывала, как многого она была лишена в ее такой насыщенной делами и событиями московской жизни.

Оказалось, что жить можно не только в городе. Впервые в жизни Марина полюбила природу здесь, в этой стране, где трава зимой зеленее, чем летом. Они подолгу гуляли по зеленым полям, ездили на берег Темзы и смотрели на спокойную темную водную гладь. Вокруг их городка были великолепные сады и парки. Она прочитала как-то, что природа Англии не поражает грандиозностью и красочностью, но очаровательна и лирична. Согласилась с этим, если имелся в виду естественный ландшафт — поля, холмы, спокойные реки. Но рукотворные сады и парки — это другое. В них были краски всех континентов! Здесь распавшаяся Британская империя все еще сохраняла свою мощь! Привезенные из далеких колоний экзотические растения прекрасно прижились в мягком климате. Рассаженные по-английски, то есть в поэтическом беспорядке, они зеленели и цвели круглый год, так что соскучиться по лету здесь было невозможно. Марина, не переставая, фотографировала, хотя ее дилетантские фотографии не могли передать того, что видел глаз.

Дальние прогулки. Долгие разговоры. Дэвид рассказывал ей о своем детстве в горной деревушке южного Уэльса: отец умер рано, его и сестру растила мать, жили на крохотную пенсию. Женщины Уэльса сильные, жизнь суровая. Поколения за поколениями мужчины в его семье работали на шахтах. Единственный шанс на лучшую жизнь — дать детям образование. Матери это удалось, что и позволило ему после школы переехать на юг Англии и довольно быстро сделать карьеру госслужащего. Сестра окончила университет — тогда это было бесплатно, даже стипендию студентам платили — вышла замуж за канадца, уехала к нему жить, разошлась, но домой не вернулась, жила одна в Канаде. Мечтой Дэвида было повидать ее и познакомить с Мариной:

— Вот возьму и решусь на перелет, ты мне какую-нибудь таблетку снотворную дашь и будешь следить, чтобы я не проснулся в полете.

— Насчет этого не беспокойся — таблеткой обеспечу, — смеялась Марина.

Дэвид очень любил мать, умершую несколько лет тому назад. «Она была очень спокойной женщиной», — это звучало как лучший из всех возможных комплиментов. Жизнь научила ее находить выход из любых ситуаций. Дэвид вспоминал, как однажды в магазине трехлетняя Крис, разыгравшись, скинула на пол несколько бутылок дорогого вина и коробок с шоколадом. Бабка обмерла, но тут же нашлась. Возмущенным голосом она отчитала вышедшего на шум владельца магазина за неправильно расставленные товары:

— Как это вы нелепо все тут поставили — ребенок мог бы серьезно пораниться!

Скандал владельцу был не нужен, он извинился и подарил Крис большую шоколадку.

Подобных историй в памяти Дэвида была уйма.

Когда гуляли, он всегда держал Марину за руку. За руку, не под руку. Как маленькую.

Самым торжественным и ожидаемым событием дня был обед в шесть часов вечера. Марина любила готовить, ей нравилась реакция Дэвида: «Delicious!»[40] Она переодевалась, следила за тем, чтобы обязательно была видна ложбинка на груди — cleavage: он это очень любил, да, честно говоря, местных женщин без вот этого самого она почти и не встречала: женщины были полногрудые. Накрывала стол красивой скатертью, доставала привезенные в качестве приданного мельхиоровые приборы, большие белые веджвудские тарелки (купила на Oxford street). Тарелки она грела в микроволновке перед тем как положить на них еду. Обедали при свечах и с вином. Непьющая Марина вначале отнекивалась, но потом, видя недовольство мужа, стала пить наравне с ним. Это тоже стало ей нравиться — в Москве такого не было. Дэвид пил, как он это называл, по-русски, то есть с тостами. Они уже успели посмотреть многие комедии советских времен с Марининым переводом. Фразы «тостующий пьет до дна» и «тостуемый пьет до дна» привели его в полный восторг, они стали сопровождать их застолья. За столом Дэвид молодел и озорничал, рассказывал анекдоты. Например, про Черчилля.

— Ты ведь знаешь, что он любил выпить? Однажды в театре дама за его спиной громко зашептала: «Смотрите, он опять пьяный!» Черчилль обернулся и сказал: «Да, мадам, сегодня я пьян, но завтра буду трезв, а вы… уродливы сегодня и будете уродливы завтра».

Марина не верила:

— Не мог он так сказать, он же был джентльменом. (Потом сама прочитала в книге о Черчилле: было такое, но не в театре, а в Парламенте и сказано это было даме — депутату.)

Смеялись много, потом вместе мыли посуду. Марина, посмотрев однажды, как это делал он один, — не смывая пену с тарелок и сразу вытирая их полотенцем, подпускала его к этой процедуре только в качестве помощника.

Конечно, они смотрели телевизор! Регби — каждое воскресенье. Когда играла команда Уэльса, Дэвид облачался в майку с драконом — символом Уэльса. Уговаривал и ее сделать то же, но Марина, посмотрев на застиранную майку вежливо отказалась, справедливо заподозрив, что кто-то другой ее уже носил.