На селе было тихо. У околицы лаяли собаки. Две домны выбрасывали огненные языки, и дым, освещаемый снизу, красными завитками клубился к небу.
Сторож замолк, потом снова заколотил в колотушку и медленно приближался к съезжей избе. «Где ж Наумка?» — тревожился Касьян.
Сторож в нагольном тулупе беспечно подходил к воротам. Касьян притаился и, когда сторож поравнялся с ним, набросился на него, схватив за шею.
— Что ты, сдурел? — зашептал, задыхаясь, знакомый голос. — Это ж я, Наумка. Сторож лежит в канаве с завязанным ртом. Я ему и руки связал, и пригрозил, что его прикончу, если только он до утра голос подаст. До рассвета он и не чихнет.
Наумка сунул Касьяну в руку ключ от замка.
— Скорей отпирай ворота, да потише, не брякни. Теперь, после работы, все без чутья спят. Смело выезжайте и прямо направляйтесь в Тулу большой дорогой. Я за вами закрою ворота и еще похожу, постучу в доску, пока вы не отъедете подальше; потом я вас догоню. А ежели меня схватят, так сами разыщите в Туле Баташова Еремея или Антуфьева. У них всегда работников много, там и укроетесь.
Большой воз с сеном медленно двигался через село. Темная высокая фигура шагала навстречу — широкополая шляпа, развевающийся плащ и трость в руке.
— Откуда приходил, из Венев?
— Веневские, батюшка, веневские, — отвечала старуха Дарья, подхлестывая коня. — В Тулу сено везем.
— Счастливы дорог!
— Спасибо, батюшка-немец!
Вдали выстукивала дробь колотушки, потом смолкла.
— Пьяница-сторож, свинья, опять засипал, — проворчала тень. — Надо его посмотреть.
Часть третья
ТУЛЬСКИЕ САМОПАЛЬЩИКИ
Не кует кузнецов молот, а кует кузнецов голод.
1. СТАРАЯ ТУЛА
В описываемое время Тула являлась важной крепостью на южной границе царства Московского. В Туле скрещивалось несколько больших дорог, и через нее к югу шел Муравский шлях, по которому через степь поддерживалась связь с Крымом и откуда татарские войска делали неоднократные опустошительные набеги на московские земли.
Тула расползалась по низкой и топкой долине реки Упы возле впадения в нее речки Тулицы. Здесь находилось старое Городище, построенное предками туляков. В 1509 году на другом берегу вырос деревянный «город», то есть широкая стена, сложенная из дубовых кряжей, окружила значительную часть селений. Перед стеной были выкопаны рвы, наполненные водой, насыпаны валы. У ворот были подъемные мосты. Таким образом, Тула стала для того времени очень грозной крепостью южной оборонительной линии, которая состояла из ряда непроходимых засек, завитаев[116] и длинных валов.
Вся эта оборонительная линия, выстроенная тяжелым и упорным трудом рабов — бесчисленных крестьян и военнопленных, сложивших тут свои кости, — охраняла селения Московского государства от внезапных набегов татар, крымцев, ногайцев, калмыков и других степных кочевников. Пока шла осада пограничных крепостей, в тылу спешно собирались дружины и направлялись против вторгшегося неприятеля, появлявшегося со стотысячной конной армией.
Помимо деревянной стены, в 1530 году была выстроена внутри ее каменная крепость, «кремль», в «казенном амбаре» которого хранились пушечная «казна», зелье,[117] ядра, пищали и прочие воинские припасы.
Когда снаружи деревянных укреплений расселились обыватели, то был окопан валом третий — земляной, или Завитай-город. Все эти валы примыкали друг к другу и к засекам, делая затруднительным внезапный набег врагов.
В середине XVII века набеги татар прекратились, сторожевые воеводы были уволены, и охрана всего края сосредоточилась в руках одного тульского воеводы.
К этому же времени Тула приобрела новое значение как центр железного производства. По всему краю вокруг Тулы искони находили рудные места. Наиболее древние шахты находились около города Дедилова,[118] где рабским трудом на глубине нескольких сажен добывался тяжелый красноватый камень (железная руда), из которого в простых сыродутных горнах первобытным способом плавились крицы (комки руды), и затем из этих криц переплавкой и ковкой молотами выделывалось железо и «уклад» (сталь), нужные для воинского снаряжения и домашнего обихода.
Войны, которые приходилось вести Московским отрядам на всех границах: на западе против поляков и литовцев, на севере против шведов, на востоке и юге против татар, — потребовали усовершенствования оружия, от чего зависела безопасность государства. Путем разных льгот и преимуществ Москва поощряла выработку кузницами огнестрельного и «белого»[119] оружия, сперва на дому, а потом на казенных заводах, с запрещением домашнего производства, чтобы оружие не попалось бунтовщикам, недавно оказавшимся грозными в восстании Разина.
С середины XVII века снаружи деревянных стен образовалась особая Кузнецкая слобода, в которой кузнецы-самопальщики, почувствовав свое значение, отвоевали себе право некоторого самоуправления: завели своих выборных старост и голов, добились права особого суда, освобождения от постоев и других мирских тягот.
Подчинены были тульские кузнецы непосредственно московской Оружейной палате и были обязаны ежегодно ей доставлять две тысячи пищалей по цене двадцать два алтына и две деньги за пищаль. А то, что кузнецы вырабатывали сверх этого, они могли продавать за положенные цены той же Оружейной палате, а на сторону продавать было строго запрещено.
К концу XVII века царь Петр дозволил тульским самопальщикам Ивану Баташову и Никите Демидову Антуфьеву устроить собственные два завода с водяной силой, что они и сделали, перегородив плотинами реку Тулицу и образовав на ней две запруды. Эти заводы были устроены по образцу завода, основанного шестьдесят лет назад на реке Глядяшке голландцем Винниусом, а для добывания руды и выжигания угля им предоставлены были земли в Малиновой засеке, издавна славившейся изобилием железных руд.
Только в 1705 году в Туле был выстроен казенный «Оружейный двор» с пятьюдесятью горнами, а через десять лет этот двор был преобразован в настоящий оружейный завод с плотиной в тридцать четыре сажени длиной, перегородившей Упу. С этого времени и поныне существует «Тульский оружейный завод».
2. В КУЗНЕЦКОЙ СЛОБОДЕ
Вечером по избитой колеями и ямами улице Кузнецкой слободы, мимо деревянных строений шли Касьян и Тимофей. Небольшие квадратные отверстия, пробитые в бревенчатых стенах, светились желтыми и красными огнями от пылающих внутри горнов.
Оба путника посматривали по сторонам и выбирали, в какую кузницу им зайти.
— Чего разбирать, пойдем в эту! — сказал дед и заковылял к одной раскрытой двери, откуда косые лучи падали на грязную топкую дорогу.
Внутри кузницы разом пылали четыре горна, и десятка два кузнецов и молотобойцев в кожаных передниках, рваных рубахах, с засученными рукавами были заняты напряженной работой. Одни возились около горна, где мехи шипели, равномерно сжимались и раздувались, отчего красные искры беспрерывными роями взлетали над раскаленными угольями. Некоторые кузнецы стояли около десяти наковален и наносили кувалдами четкие удары по узким полосам раскаленного железа.
— Стволы для пищалей куют, — заметил дед.
Никто из работавших не обратил внимания на вошедших.
Касьян, привыкший к маленькой деревенской кузне деда, смотрел с любопытством на работу в этом большом закоптелом сарае, где одновременно работало столько мастеров.
Тимофей, опершись на посошок, прищуря свои воспаленные обветренные глаза, неодобрительно покачивал головой.
Касьян, взглянув на него, подумал, что дед чем-то недоволен.
116
Завитай — укрепление.
117
Зелье — порох.
118
Близ бывшего города Дедилова, в тридцати верстах от Тулы, с самых давних времен добывалась руда и плавилась в ручных горнах. Эти ручные горны завелись впоследствии по многим деревням бывшей Тульской губернии при домах крестьян, занимавшихся этим промыслом. Из добываемого таким образом железа выковывались в городе Туле, кроме мелких изделий для домашнего обихода, всякие «бронные» и ружейные вещи. Так, например, в XVI веке делали там самострелы, пищали, копья и мечи.
119
Белого — холодного.