Поскрёбышев высоко держал свою обритую, сверкавшую как биллиардный шар голову. Он чувствовал, что Хозяин не на шутку рассвирепел, хотя и держит себя в руках. Поддаваться гневу и идти на поводу у своих чувств было бы глупо.

-   Вот и я также думаю, - усмехнулся Сталин, пробормотав что-то по-грузински. – Но что за человек, что за полководец этот Ротмистров? Как он мог выйти из боя с такими потерями? Ему что, наплевать на своих солдат? Значит он никчёмный полководец. Значит, его не заботит любовь к своим подчинённым. Зачем нам такие нужны? Он не проходил по делу военных 37-го года? Вы запрашивали…

-   Таких данных нет, товарищ Сталин, - мотнул головой лысый секретарь. – Всеми характеризуется как толковый полководец, дельный офицер. Всеми, то есть в генштабе, товарищ Сталин, - тут же поправился он, зная, что Хозяин не любит неопределённостей.

-   Говорите в генштабе… Так, так, - Сталин покрутил в руках трубку, положил её на край пепельницы, что знаменовало дурное расположение духа. – Не следует верить всем характеристикам из генштаба. Мне отрекомендовали Жукова, - тяжело вздохнул он, - как дельного и толкового командующего. Как раз накануне войны. Он прекрасно показал себя на Халхин-Голе. И я обязан был верить Георгию Валентиновичу, - тактично назвал он Шапошникова, которого единственного в своём ближнем круге называл по имени и отчеству. - Но что потом? Позор первых дней… Не следует верить характеристикам до конца, пока не убедитесь в них сами. Не проверите лично, каков человек. Много у нас ещё, очень много военноначальников, которые не ценят жизни солдат. Им наплевать на простого человека. Лишь бы дослужиться до очередного звания, получить звёздочку на погоны и крест на грудь, как при царе-батюшке. Один царский генерал во время империалистической, когда ему доложили, что «снарядный голод» уносит многие тысячи жизней, ответил: «Бабы других народят. На всё воля Божья». Мне говорили, что это был Брусилов. Но дело,  ни в этом. Так мыслили современную стратегию Тухачевский с Уборевичем, за что наше правосудие подвергло их суровому наказанию. К сожалению, и такие невиновные, действительно талантливые генералы как товарищ Рокоссовский пострадали от «ежовых рукавиц», - Сталин неуловимо скривился: вспомнил маленького услужливого наркома НКВД, что уже канул в Лету. По вине этого коротышки было расстреляно вместе со шпионами, диверсантами, уголовниками  и вредителями немало случайных людей, а вместе с верхушкой военного заговора едва не начали сажать в лагеря достойную, подготовленную Георгием Валентиновичем Шапошниковым смену. – Товарищи Василевский,  Антонов вместе с товарищами Рокоссовским и Баграмяном заботятся о наших солдатах и офицерах. Они умело создают стратегию войны, планируют боевые операции на основе передовых тактических приёмов. Доказательство тому – настоящая битва! – Сталин вознёс руку с дымящейся трубкой к лампе в стеклянном плафоне: -  Но, ни все так мыслят как товарищи Антонов с  Василевским и товарищи Баграмян с Рокоссовским. Не все…  А потом удивляются, отчего солдаты неохотно шли в бой и кое-где идут до сих пор, как это было в 1941-м и 1942-м. Почему лётчики истребительной авиации неохотно сражались на максимальных скоростях и даже не атаковали немецкую авиацию! Очень странные вещи творились вначале, товарищ Поскрёбышев. Вы не находите? Я нахожу.

    Поскрёбышев улыбнулся своими узкими, монгольского выреза глазами.

-   Отправить бы таких генералов, не думающих о простом человеке, в один большой штрафбат, - откровенно сощурился Сталин, - да некем пока заменить. Не вырастили ещё кадры. А ускоренными темпами подготовки ничего путного не добьешься. В армии шутят про таких  - «инкубаторские». Правильно шутят – метко. Да, много потеряла Россия достойных людей. Многие должны родиться и прейти им на смену. Но нужно время.

-   Так точно, товарищ Сталин. Согласен с вами. Но, думаю, списывать всё на время… не совсем так. Во-первых, время сейчас работает на нас. Этим необходимо воспользоваться. Поднимать с народных глубин новые, свежие кадры. Народ нас в этом поймёт и поддержит. Как делал это в своё время Иван Грозный и Петр Первый, - здесь Поскрёбышев не льстил, хотя и знал, что Хозяин не равнодушен к этим двум царям, считая их выдающимися историческими деятелями. – Во-вторых…

-   Во-вторых, товарищ Поскрёбышев, проверьте по своим каналам все детали по Ротмистрову, его армии и самой битве под Прохоровкой. Мне нужно знать всё, потому что толковый и дельный Ротмистров оказался не на высоте. И сколько офицеров он рекомендовал на повышение. Они могут занять высокие посты и сослужить нам плохую службу. Кроме того, пускай ваши сотрудники в Разведуправления Красной армии проверят, какую информацию поставляла о противнике накануне разведка 5-й гвардейской армии. Не говоря уже об оперативных разработках Разведуправления Воронежского фронта. Ведь им руководит товарищ Ватутин, не так ли? Товарищ Ватутин этой зимой под Харьковым также оказался не на высоте. Это нужно учесть с тем, чтобы ошибок не повторять. Вам ясно, товарищ Поскрёбышев?

-   Ясно, товарищ Сталин.

   В довершении секретарь передал Верховному и Хозяину, которого командующие фронтами знали как «товарища Иванова» и «товарища Васильева», конверт с уже известными ему фотографиями «юлы». Всё может свестись к тому, что это новое оружие или «оружие возмездия», к которому немцы ещё только подступают, испугало наших бойцов и командиров под Курском. Заметив хоть раз этот странный, парящий или проносящийся на страшной скорости диск, они почувствовали себя либо сумасшедшими, либо возможными жертвами, что и явилось причиной паники на Воронежском фронте.  Но диск видели, по данным Рокоссовского, и на Центральном фронте, где немцы имели лишь небольшой тактический успех. И никакой паники там не наблюдалось. Многие даже поверили, что это наше новое оружие. И у немцев, как докладывают наши агентурные источники, появилось то же допущение. Мол, русские Иваны запустили свою «шляпу». Капут…  Не должно быть так! Красная армия, пусть и на одном участке фронта, взяла да и наложила в портки. Пусть при виде нового и неизвестного. Пусть даже от  нового, страшного оружия.  Страх  это великое оружие всех времён и народов. А нам ещё с 20-х навязывалась жизнь по законам страха.

***

-   Так… Огромное спасибо, - начал было Виктор, чувствуя, как подсохшая кровь на бинтах больно оттягивает ему кожу. – Мне надо связаться со штабом полка. А потом…

    Он хотел заикнуться про «сорок восьмого», но понял, что им всё известно.

-   Вас прекрасно доставили по назначению, - мягко оборвал его здоровенный майор-артиллерист. – Но с этого момента вы поступаете в моё распоряжение. Так приказано.

-   Приказано… Кем приказано? – нахмурился Виктор.

   Через несколько мгновений он распрямился от вспышки света, что сработала во лбу. И окончательно всё понял. Вскоре вместе со своими новыми знакомыми он трясся на заднем сидении «доджа». Рядом сидел капитан с голубой каймой на погонах. Он улыбался двум затылкам, что маячили на передних сидениях. Первый принадлежал суровому на вид майору с внешностью артиста Симонова. Без фуражки, которую он держал на коленях, его крупная голова оказалась стрижена под бобрик с артиллерийскими полубаками, что, впрочем, были заметны и прежде. Второй затылок в пилотке набекрень имел отношение к водителю с сержантскими красными лычками, что время от времени извергал «о, ё!», когда машину встряхивало на колдобинах. Майору следовало бы вставить ему за это «фитиля», но он проявлял поразительную беспечность.