Слышал сам на неделе —
Бабы меня жалели:
«Вот же нечистая сила,
Мальца-то как присушила!»
* * *
Песня идет отавой
По августовским росам.
Шлепает через лавы,
Боса, простоволоса.
В реченьке зачерпнула
Пригоршней лунного звона,
Голову окунула
Клену
В шелест зеленый.
Песня ноченькой поздней
Ходит под ливнем звездным,
Девичья, безбаянная,
Жаркая, окаянная!
Может, я виноватый,
Песня, перед тобою?
Как,
Подскажи солдату,
Быть со своей судьбою?
ОДИНОЧЕСТВО
Задождило.
Вторую неделю
И в землянке, и в поле тьма.
Столько дел!
А я не при деле, —
Этак впору сойти с ума.
С потолка,
Словно в душу, капает,
Одиночеству счет ведет.
Темнота по-звериному лапает,
За прошедшее сводит счет.
Хоть петух встопорщил бы перья,
Из души маету пуганул…
Кто-то скрипнул фанерной дверью,
Осторожно во тьму шагнул.
Неужели и я везучий?
Торопливо коптилку зажег.
— Ты ли, Дарьюшка? —
Взгляд колючий,
И опять между нами круча,
А казалось —
Один шажок.
Обалдело стою.
Ни слова,
Будто нечего мне сказать.
Вот бы мне
Да меня былого:
Этак скинуть годочков пять!
От натужного горького вздоха
Заплясала в землянке тень.
А она:
— Не подумай плохо…
Собиралась который день.
Мне сказали:
Ты видел Женьку
И как будто от смерти спас?.. —
И еще сошла на ступеньку,
Три — оставила про запас.
Пересилив озноб,
Устало
Опустился на табурет.
Пережитое вырастало
И опять огнем и металлом
Все пытало,
Пытало,
Пытало,
Будто скрыл я какой секрет.
Знать и впрямь приходилось туго:
Дарья руку мою взяла
И прижала к груди упругой.
А сама,
Будто снег, бела.
По-девчоночьи вдруг прильнула
И отпрянула.
Верь не верь:
Только взглядом шальным стрельнула
И без слова,
Как птица, — в дверь.
ХЛЕБ НАСУЩНЫЙ
Время воронки заносит,
Празднует жизнь
Над войною.
Женские слезы
В колосьях
Спеют в июльском зное.
Вызрели
и, что звезды,
Падают —
Слышно людям.
Бабы вздыхали:
— Не поздно ль…
Этак без хлеба будем!
Бабьи глаза влажнели,
Солнышки в них дрожали,
Солнышки еле-еле
Сдерживались на ресницах.
И на день не пожелали
Откладывать жатву жницы.
В поле до поздней ночи
Нынче и старый, и малый.
— Охтеньки,
Нету мочи!.. —
Кто-то спиной усталой
Хрустнет,
И снова в поклоне
Гнется к земле влюбленно.
Жжется стебель в ладони,
Будто огнем спаленной.
В серп, словно в месяц,
Пястью
Снова стебли заводит…
Нету страшнее власти,
Нету превыше власти, —
Хлеб половодит!
Силы лишь бы достало
Выстоять,
Не свалиться!..
Родина,
Ты помогала
Мне, будто небо птице.
Ты и Дарья! —
Безгрешный
Взгляд ее ливнем вешним,
Сердце мое омывая,
Лился, как солнце в мае.
Слышат сухие губы,
Полные терпкой полыни,
Ты прошептала:
— Любый,
Помню тебя доныне! —
И притянула жесткой,
Ласковою ладошкой…
В реку растопленным воском
Лилась заката стежка.
Месяц в воде —
подковой,
Хочешь —
Бери на счастье!
С ношей своей бедовой
Шли мы во звездной власти.
Речка у ног плескалась,
Выгнув дугою тело.
Лунная зябкая алость
Рябью переливалась,
В травах густых звенела.
Здесь и былинка каждая,
Вырасти в песню жаждая,
Слышно,
Как голос пробует.
Песня наша —
Особая…
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Слава богу,
Хлеба чистой ржицы
Испекли сегодня молодицы.
Коркою поджаристою, хрусткой
Тянет аппетитно за околицу.
Села и деревни старорусские
Радостью тихонько обзаводятся.
Из деревни,
Спрятанной в подполье,
Дух смолистый вытесняет сырость.
Первый сруб на пепелище вырос
С окнами в лучистое раздолье.
Солнцем августовским накалёны,
Бревна зажелтели, будто свечи.
Лесом окорённым просмолены,
Опьяняют Дарьюшкины плечи.
От любви и бабьих пересудов
Я хожу хмельной уже неделю.
Ныне обо мне толкуют худо,
А давно ли — охали-жалели.
Нравы, как норовистые кони,
Головы закидывают круто.
Будто сыромятные супони,
Пересудов захлестнули путы.
Мне-то что:
Поговорят и бросят, —
По бревну топор гуляет злее.
А вот Дарье
Что ни день — подносят
Стопочку ехидного елея.
Зыркнув глазом, шепчут:
— Ты слыхала,
Твоего-то видели в столице?.. —
Горемыки-бабы,
Разве мало
Горюшка на выжженной землице?!
Суды-пересуды —
Лишь начало,
Дарью не такое ожидало!
* * *
Женщины знали, что ли?
Слух обернулся былью:
Мне будто в рану — соли,
Как топором по крыльям.
Кто-то орал натужно:
— Дарья, встречай армейца! —
Разом колючей стужей
Мне захлестнуло сердце.
Дарья с лицом иконным —
Рядом с безруким мужем.
В карих очах
Бездонно
Зреет зеленый ужас…
* * *
Я и Евгений —
сидим на бревне.
Курим,
Молчим и курим.
Как перед штурмом,
Как на войне:
Курим
Да брови хмурим.
Всякое было:
Бивали меня,
Сам не скупился на сдачу.
Тут же
Только дым без огня —
Экая незадача!
Женька без рук,
Будто кряжистый пень, —
С этаким наработай, —
Пристально смотрит в закатный день,
Соображает что-то.
Вдруг повернулся,
Подался ко мне,
Черти в глазах заиграли.
Вилами недругов этак к стене
Прадеды припирали.
— Поговорить вот хочу с тобой! —
Он процедил невнятно.
— Не возражаю;
Спор любой
Лучше драки, понятно.
Женька привстал
И невпопад,
Словно для протокола:
— Надо к учебе пристроить ребят,
Отдал бы сруб под школу!