— Мы же не ходим по магазинам вместе.

— А то я не знаю. Просто я могу ходить по магазинам только в одиночестве, а то бы ты наверняка стонала.

— Не забывай про свое хозяйство.

— Про что не забывать?

— Про хозяйство. После родов оно изменится.

— Ясно.

— Ты понимаешь, о чем я? Впрочем, это неважно, потому что всегда можно сузить и подтянуть потом.

— Ты это серьезно?

— Конечно. Небольшая операция — и все в порядке. Тебе и губы могут укоротить.

— С чего это кому-то может понадобиться укорачивать губы?

— Знаешь… а вдруг они слишком свисают?

— Свисают?

— Да. Если они ниже лобка. Некоторые дамы не жалеют денег, только бы их укоротить.

— Какие дамы?

— Калифорнийки.

— Мать-перемать.

— Я того же мнения. Ты только представь себе. Вот ведь жизнь — с утра одна забота: а вдруг у тебя губы длинноваты?

— Нет, — говорю я. — Не могу себе такого представить.

— А если серьезно, ты подумай насчет этого.

— Насчет укорачивания губ?

— Насчет того, чтобы переехать в деревню и завести с Джо детей. Что такого уж замечательного в этом Лондоне? В городах хорошо жить, только если у тебя куча денег.

— Это неправда, — возражаю я. — Как раз наоборот. Бедняка в городе окружают такие же бедняки. Это успокаивает.

— Жизнь среди бедных людей тебя успокаивает?

— Да. Мне нравится, когда у меня за окном копошатся другие человеческие существа, далекие от процветания, которые волокут сумки на колесиках и ведут борьбу за жизнь. Если бы я жила в деревне, я бы ничего не видела, кроме деревьев. И травы. И овец. И язычников с мощной грудью, пляшущих с факелами на продуваемых всеми ветрами возвышенностях.

— Одри?

— А?

— Ты что, опять смотрела «Плетеного Человека»?

— Нет. Кино здесь ни при чем.

— Послушай. — Голос Лорны звучит серьезно. — Только бы вся эта катавасия с твоим отцом не испортила ваших отношений с Джо.

— О чем ты говоришь? Откуда ты это взяла? Что общего между моим отцом и «Плетеным Человеком»?

— Ничего. Но Джо сказал, ты всю неделю ведешь себя странно.

— Странно? Это как?

— Он видел, как ты с фонарем лезешь в ящик под лестницей.

— Я искала антимоль, вот и все.

— И еще он сказал, что за обедом ты опять пересчитываешь горошек в тарелке.

— Неправда.

— Пусть так. Просто мне не хочется, чтобы ты вдруг сорвалась с места, кинула за плечи рюкзак и сбежала в Юго-Восточную Азию, как в прошлый раз.

— В какой еще последний раз? — Я почесываю пятно экземы на локте.

— В последний раз, когда на тебя накатило. Когда ты бросила преподавательские курсы и шесть месяцев жила на пляже в Ко-Самуи.

— Не смеши меня. Я не сбегу в Ко-Самуи.

— И что тебя остановит?

— Гиблое место. Я скорее отправлюсь в Ко-Фи-Фи.

— С легким паром.

— Спасибо.

— Как журнальчик про однолетники?

— Чрезвычайно полезная вещь.

— А горячей воды хватило?

— Да.

— И ты завершил весь процесс полностью?

— Да.

— И шампунь пенился?

— Ой пенился.

— Джо?

— Что?

— Не длинноваты ли у меня губы по отношению к лобку?

12

Разговор о том, кому какие лобки и губы нравятся, почему-то возбудил нас обоих. Наши свежевымытые тела прошли через краткий сеанс секса, я пообещала, что перестану считать горошины за обедом, и мы с Джо нащупали консенсус. Я обязалась съездить в Хэмел-Хэмпстед (или в иное подобное место), а Джо сказал, что вечером, когда вернется домой, поможет мне продраться через дебри интернетовских сайтов о пропавших без вести. Оба мы пришли к выводу, что брать в прокате «Частного детектива Магнума» не имеет смысла — все равно там все придумано, да и дело происходит на Гавайях, — и Джо обещал переговорить со своим приятелем-юристом насчет поисков пропавших родственников.

Лорна считает, мне надо позвонить Фрэнку — может, он знает еще что-нибудь о тогдашнем местонахождении папы, но мне что-то не хочется прибегать к крайним мерам. Ну скажу я ему, что собираюсь искать папу, а он недовольно изречет: опять, мол, я собираюсь перевернуть свою жизнь вверх тормашками. Тем более что так оно и есть.

За долгие годы я выработала дурную привычку переворачивать свою жизнь вверх тормашками по малейшему поводу. Причем резкие перемены — как это ни удивительно — всегда происходят в установленном мною порядке по заранее составленному плану. Более того, перемены и план в моем сознании неразрывно связаны вместе — и обязательно кардинально меняют повседневную жизнь: ведь только так можно хоть как-то примириться с действительностью.

Речь идет не о чистке дымохода, смене прически или бритье ног — хотя все это не помешает, — речь идет о далеко идущей, глубокой перестройке. С тех пор как мне исполнилось восемнадцать, каждые пять лет я круто перекраиваю свою жизнь: перехожу на другую работу, меняю местожительство, переезжаю на другой континент, а также — если представится возможность — рву старые связи и начинаю новые. Для всего этого я разрабатываю целые методики. Я никогда не бросаю работу — даже низкооплачиваемую, — если у меня нет на примете другого рабочего места, и я никогда не бросаю парня, не разложив сперва свои компакт-диски в алфавитном порядке. Планируя путешествие, я должна убедиться, что денег у меня хватит на полгода относительно комфортной жизни (смета при этом расписана по дням и неделям, суммы на непредвиденные расходы предусмотрены), и в отличие от мечтательных хиппи, двигающих «куда глаза глядят», я не выйду за порог без подробной программы, где предусмотрен каждый мой шаг месяц за месяцем, и без аптечки, где обязательно лежат тигровый бальзам, противооспенная вакцина и десяток упаковок каламинового крема и имодиума.

Лорна (она смотрит программы Опры Уинфри, когда готовит еду для Мэг) говорит, что это классическое поведение для людей моего психологического типа: страх перед анархией и излишняя любовь к порядку. Не дать переменам произойти внезапно, опередить события и самой все разрушить — вот мой жизненный принцип. Но однажды я не просчитаюсь.

Я разрываю любовные связи, когда они в самом расцвете, бросаю работу, стоит мне дослужиться до ответственной должности, и обрываю учебу, пока во мне опять не проснулась жажда к воровству в магазинах и меня снова не выперли. Во всяком случае, все это было. Пока я не встретила Джо.

В этот раз я не срываюсь с места — моя реакция на обстоятельства куда спокойнее. Чтобы отвлечься, мне достаточно прокрутить в голове периодическую таблицу Менделеева в обратном порядке, а чтобы глубоко и безмятежно заснуть — произвести в уме какое-нибудь хитрое сложение и вычитание. Полугодовые бухгалтерские отчеты проливают мне на душу бальзам, а факты, цифры и алгебраические формулы придают жизни некоторый смысл. Если смысл все-таки пропадет, я могу опереться на Джо. Он — единственный человек, с которым я могу сидеть на попе ровно. Единственный, кто хоть как-то справляется с непредсказуемостью жизни.

— Ты же сказал, что будешь дома и посмотришь вместе со мной сайты о пропавших без вести.

— Я помню, — у Джо извиняющийся тон, — прости меня, пожалуйста. Скоро придет Пит. Он тебе поможет.

— У тебя что, неотложная работа сегодня? Темно уже. Как можно заниматься посадками во мраке?

— Никаких посадок не предвидится. Просто мне надо проработать кое-какие детали декоративного ландшафта для украшения озера. Работы куча.

— Ты вроде сказал, это декоративное озеро.

— Да. Но это большое декоративное озеро. Площадь сада почти семь акров. Прости меня. К девяти я вернусь.

— Ладно. Пусть только Пит хоть сегодня не притаскивает с собой свой сценарий.

— Он придет без сценария. Обещаю.

— Откуда ты знаешь?

— Я его попросил.

— Не понимаю. В чем дело-то? Ты что, не веришь в пришельцев?