Изменить стиль страницы

Положение сложилось двойственное: император не признавал никаких прав лангобардов на Италию, и его войска под руководством экзарха (вначале Романа, затем Каллиника) более или менее успешно противостояли варварам. А тем временем папа, являясь подданным Империи, считался союзником лангобардов, признавших его духовную власть над собой, и все его участие в войне заключалось в посредничестве при выкупе пленных римских воинов. По большому счёту, вопрос стоял о том, признавать ли лангобардов законными владетелями Италии, и здесь авторитет понтифика, его влияние на умы населения играли чрезвычайно важную роль. В принципе, поступок св. Григория Великого, неприемлемый для Константинополя с его имперскими традициями, являлся вполне естественным для сознания Римских епископов, уже давно признававших себя лицами с самостоятельной правоспособностью. Так, в очередной раз проявилось различие менталитетов Востока и Запада, постепенно вбивавшее клин в некогда единое имперское и кафолическое тело Православной Церкви[507].

Видимо, желая выиграть время, надеясь, что проблема разрешится «сама собой», св. Маврикий согласился на предложения папы и дал разрешение своему экзарху Каллинику в 599 г. заключить с лангобардами мирный договор на 2 года. Авторитет папы был так велик, что лангобарды потребовали включить его в договор в качестве самостоятельного лица, признавая понтифика не только главой Кафолической Церкви, но и светским правителем Рима. К чести св. Григория, он категорически отказался от этого предложения, которое с охотой, не задумываясь, приняли бы многие другие папы из числа его преемников[508].

Вообще, следует отметить, что при всех политических демаршах папы, не все из которых можно принять в качестве оправданных, св. Григорий с глубоким почтением относился к императорскому статусу. Именно с его именем связано предание о спасении по его молитвам императора Траяна (98—117). Она так красива, что позволим вкратце привести её. Однажды св. Григорий шёл через форум Траяна и обратил внимание на изображение на колонне, где мать погибшего римского солдата просит императора о милосердии и правосудии. Согласно легенде, император пообещал женщине разобрать её дело по возвращении из похода. «Но если тебя убьют, кто защитит меня?» — возразила римлянка. Тогда император сошёл с лошади и исполнил её просьбу. Эта внезапно вспомнившаяся история настолько растрогала св. Григория, что он искренне расстроился о небесной участи императора-язычника, не имеющего шансов на спасение. С плачем святой упал на землю, прося св. апостола Петра помолиться о прощении Траяна. Тогда он услышал голос с Небес, который возвещал, что Траян будет спасён, хотя и запрещал в дальнейшем св. Григорию молиться за язычника. Как повествует легенда, св. Григорий крестил прах Траяна, и видел, как душа его была принята в Рай[509].

По истечении условленного срока, весной 601 г., экзарх возобновил военные действия и даже захватил в плен дочь и зятя Лангобардского короля Агилюльфа, отправив их в Равенну. В ответ враги осадили город Падуя, хотя и без успеха. После долгих попыток овладеть городом, варвары несколько умерили свой пыл, а гарнизон принял предложение лангобардов и оставил крепость, выйдя с оружием и знамёнами и отправившись в Равенну. Не надеясь самостоятельно справиться с византийским войском, лангобарды заключили соглашение с аварским ханом, который прислал им на помощь славян, совместно с которыми варвары вторглись в Истрию и совершенно опустошили её. Но на пути славян встал Каллиник, имевший против них некоторый успех. Папа горячо поздравил его с победой, но втайне затаил обиду на императора, по вине которого, как полагал св. Григорий, Италия оказалась залита кровью. Краткий успех византийцев сменился разочарованием: в 602 г. Каллиник был разбит лангобардами в одном из сражений[510]. После этого мирное соглашение было возобновлено.

Притягивала к себе внимание императора и Африка, где также было далеко не спокойно. Надо попутно сказать, что, хотя бесконечные войны доставляли много забот населению и царю, но зато позволили проявиться новым боевым командирам и военачальникам, которые, применив «Стратегию» св. Маврикия (написанный им свод правил по военному делу), блестяще проявили себя на полях сражений. Одним из таких легендарных полководцев, начинавшем свой боевой путь ещё при императоре Тиверии, был Геннадий. Уже обладая титулом магистра армии, он защищал африканские провинции от мавров и с 583 г. принял титул экзарха — начальника и военного, и гражданского управления этими землями.

Очевидно, что его действия были успешны, поскольку почти 15 лет он оставался в этом высоком и тогда ещё несколько необычном ранге, а в 596 г., уже под закат карьеры, разгромил мавров, полчища которых внезапно надвинулись на Карфаген. Историк оставил нам описание этого события. Не обладая достаточными силами, чтобы отбить врага, Геннадий пошёл на хитрость. В лагерь мавров он отправил посланца, который от имени экзарха обещал удовлетворить все требования варваров, но когда те стали праздновать свой успех, римляне неожиданно напали на них и очень многих перебили. Конечно, этот поступок нельзя признать эталоном благородства, но для военных времён это было обычный обманный манёвр, который, если выпадал шанс, не брезговали применить самые выдающиеся полководцы[511].

Геннадий оставался на своём посту вплоть до 598 г., и только старость не позволила ему продолжать службу. Ему на смену прибыл земляк св. Маврикия Ираклий, отличившийся в персидской войне, и его брат Григорий, принявший должность помощника командующего армией.

В целом, оценивая военные действия св. Маврикия на Востоке, в Африке и Италии, нельзя не отметить значительный прогресс по сравнению со временем его предшественников. Прекрасный полководец, в тонкостях и не по книжкам изучивший жизнь солдата, эрудированный военный теоретик, император предпринял серьёзные усилия для модернизации своей армии. При нём воскресли старые римские военные традиции, армия значительно обновилась, появились замечательные стратеги, способные автономно, без оглядки наверх, решать сложные стратегические и тактические задачи. Насколько это вообще было возможно, царь укрепил воинскую дисциплину, хотя периодически старые анархичные начала давали себя знать. Правильно определив приоритеты и ведя довольно успешно внешнюю политику государства, он сумел на некоторое время нейтрализовать Персию, при нём Константинополь сохранил своё влияние в Африке и Италии, попутно нанеся ряд тяжелейших поражений грозным аварам и славянам.

Святой Маврикий был таким же сыном имперской идеи, как и все остальные представители династии Юстиниана, и не его личная вина в том, что в силу обстоятельств времени и места Римская империя несла потери от многолетних войн. Тем не менее при всех разорениях, которым подвергалось население римского государства, сила, мощь и авторитет Империи был подняты на должную высоту. Подняты, чтобы затем в одночасье обрушиться со всей стремительностью политической катастрофы.

Глава 4. Гибель святого императора и его семьи

При всех достоинствах император св. Маврикий обладал одним крупным недостатком — он не умел располагать к себе людей. Его экономность в делах государственного управления на фоне дорогих подарков собственным родственникам не могли не вызвать обоснованного раздражения у населения столицы. Нашествие аваров на Константинополь в 588 г. не прибавило симпатий к нему со стороны горожан, и лишь с большим трудом при помощи патриарха удалось умиротворить византийцев.

Желая уменьшить военные расходы, св. Маврикий дважды пытался осуществить свой замысел — сменить виды солдатского довольствия, и оба раза неудачно. К величайшему сожалению, среди современников совершенно неоправданно за ним укрепилась репутация жадного к деньгам и весьма скаредного правителя. Конечно, как и любой другой человек, св. Маврикий имел недостатки, производные от любви к семейству. Не обладая в отличие от, скажем, св. Юстиниана Великого, широким кругозором, он рассматривал государство как свою вотчину. Когда в 597 г. император находился при смерти в приступе тяжелой болезни, было составлено царское завещание, согласно которому его сын Феодосий получал в наследство... Константинополь, а другой сын, Тиберий, — Рим. И хотя затем царь выздоровел, эта история запомнилась[512].