И вдруг Павел увидел Его — так же, как на дороге в Дамаск, так же, как в Храме Иерусалимском, он увидел Его, Господа Иисуса, услышал Его неповторимый голос — спокойный, вселяющий надежду и уверенность:

— "Не бойся, но говори и не умолкай, ибо Я с тобою, и никто не сделает тебе зла; потому что у Меня много людей в этом городе".

Глава 21. Дом Гаия

Каждую неделю, по воскресеньям, можно было видеть, как небольшие группы людей заходят в дом Гаия, рядом с синагогой. Так как воскресенье было рабочим днем для иудеев, а язычники не различали дней недели, христиане встречались в этот ранний час, когда даже рабы были свободны от работы.

Всходило солнце, звучали гимны Христу и Богу Отцу; глядя вокруг, Павел думал: "Посмотрите, братия, кто вы — призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных". Один из этих немногих был Крисп, бывший начальник синагоги, другой — бывший язычник Ераст, казначей города, и, может быть, самое влиятельное лицо в христианской общине. Вместо мудрых и богатых, Бог избрал обычных, простых и слабых людей, презираемых обществом, признающим лишь власть и деньги, "чтобы никакая плоть не хвалилась перед Богом". Многие рабы стали свободными членами собрания. Павел знал, что испытал каждый из них — и чернокожий, и белый: все они оторваны от родного дома, их родина там, за границами империи, в лесах, степях и горах; всех их, собранных в партии для перевозки, доставили на один из крупных невольничьих рынков; молодых и сильных, их послали на самые тяжелые работы, в каменоломни или в поле, чтобы сломить их дух; потом привезли морем в Коринф и выставили нагими на продажу — одному достались хорошие господа, другому — плохие. А их родители, жены, дети — потеряны навсегда, и только невероятная случайность могла свести их вместе.

Бог избрал многих и из более низкой среды: вспоминая, кем были его обращенные прежде, Павел содрогался; блудницы и развратники, гомосексуалисты и лесбиянки, красивые мальчики и их партнеры-содомиты, воры, скупцы, мошенники, пьяницы, вымогатели, клеветники, и, конечно же, идолопоклонники — все они молились и, казалось, что прошлое их исчезло, как ночной кошмар. "Но вы чисты теперь", — мог воскликнуть Павел, — "вы освящены, вы оправданы именем Господа Иисуса Христа и Духом Божиим!"

Да, то, что Павел слышал в частных беседах с новообращенными об истории их жизни, должно было не только разрывать ему сердце, но и вызывать отвращение. Генри Драммонд, английский натуралист, написавший знаменитейшую книгу-размышление о главе 13 из Первого Послания Павла Коринфянам, в которой говорится о любви, сказал как-то, во время одной из крупных миссионерских кампаний: "После того, что мне приходилось слышать от людей, исповедовавшихся проповеднику, мне хотелось уйти и переодеться, даже одежда моя казалась мне оскверненной". Иногда Павел, должно быть, уходил подальше от города, от его отвратительных запахов и греховных речей — на дальние склоны Акрокоринфа; туда, где веял свежий ветер горных лугов, а открывавшийся вид на море и далекие горы давал отдохновение взору во время молитвы.

После того, что Павел увидел в Коринфе, у него не осталось ни малейших иллюзий по поводу язычества. Именно здесь он напишет свое Послание к Римлянам, в котором содержится диагноз, поставленный своим современникам. Прежде чем указать верующим путь, "в котором открывается правда Божия от веры в веру", Павел пишет: "Осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце"; (как свидетельствуют современные Павлу языческие писатели, он работал над своими посланиями не раздумывая, охваченный мощным порывом); "Называя себя мудрыми, обезумели и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся… Потому предал их Бог постыдним страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение…"

"Исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы. Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют".

Именно таким людям Павел проповедовал в Коринфе. "Ибо я первоначально преподал вам", — пишет Павел коринфянам, — "что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братии в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам; а после всех явился и мне, как некоему извергу". Павел подчеркивает, что его духовное рождение было необычным — "ибо я наименьший из Апостолов, и недостоин называться Апостолом, потому что гнал церковь Божию". Да, Павел постоянно говорил о важности своей встречи с Господом на дороге в Дамаск. Да, клеветники не раз говорили, что раскаяние его было недостаточным. Но что значила для Павла критика других, когда он знал, что Христос видит всю величину его греха и всю глубину его раскаяния? И Павел возвращается к главному — к благовествованию: "Итак я ли, они ли, мы проповедуем, и вы так уверовали".

И, уверовав, они освободились от своего прежнего существования настолько полно, что и Павел освободился от своего прошлого. Он подробно описывает, что произошло: "Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое". Павел ожидал, что, как только человек обретет "новую жизнь", он начнет рассказывать о ней другим, и благая весть распространится с потрясающей скоростью. На собраниях верующие коринфяне, подбодренные Павлом, толковали и разъясняли учение Христа; Павел проверял правильность толкования; снова и снова язычник, пришедший поинтересоваться новым мировоззрением, слышал слова, которые заставляли почувствовать, что он "всеми обличается, всеми судится, и таким образом тайны сердца его обнаруживаются" до тех пор, пока в порыве раскаяния и веры он не восклицал: "Истинно с вами Бог!" День за днем — на базарной площади и у фонтана Пейрены, где коринфяне собирались потолковать и посплетничать, в гимнасии и даже в общественных банях, Павел на своем примере показывал новообращенным, как нужно благовествовать. Как много раз посчастливилось ему видеть чудо нового рождения! И он сам объясняет, почему ему сопутствовал успех: "И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией".

Но коринфяне, быстро уверовавшие и начавшие благовествовать, медленно созревали в вере. Многому, очень многому нужно было научить их, и Павел огорчался, что вместо здоровой духовной пищи, которую он имел в изобилии, ему приходится потчевать обращенных молоком, как младенцев, объясняя еще и еще раз простейшие основы веры. Однако, хотя и медленнее, чем хотелось Павлу, в его духовных детях начинали проявляться новые качества и возможности, дары Духа Отца и Сына, Духа, Который всегда был с ними, невидимый, но действующий, вызывающий к жизни разные способности разных людей с единой целью — построить Свою церковь.

В частности, многие из христиан Коринфа испытали новое, волнующее духовное переживание, граничащее, правда, с риском нервного срыва: они начали "говорить языками". О "языках" много спорили, особенно в XX веке, когда быстро стала расти община пятидесятников, привлекающая верующих, главным образом, способностью "говорить языками", вселяющей особую теплоту и трепет в сердца молящихся. Сходные духовные открытия были сделаны и раньше, в том числе крупнейшими историческими церквами. Но все же "языки" остаются одним из наиболее непонятных духовных даров, о которых говорит Павел: являются ли они "языками человеческими или ангельскими" или же это внезапная способность говорить на незнакомых молящемуся, однако существующих где-то языках? А может быть, это крайняя, экстатическая степень молитвы, когда верующий говорит на неземном, нечеловеческом языке?