Автором анонимной статьи был Клюев. Возражая «глашатаям ложным», которые, «сокрушенные видимым торжеством произвола и не находя оправдания своей личной слабости», пытались переложить всю ответственность за поражение революции на русский народ, автор «Письма» взволнованно утверждал, что русское крестьянство глубоко революционно по своей природе. Статья изобиловала восторженными суждениями о русском народе. Видно, что ее писал не только убежденный революционер, но и страстный народолюбец. Клюев возвеличивает русский народ, который, по его выражению,– «богочеловек»; нива народная – нива божья; и т.п. Он сокрушается об угнетенном и обездоленном русском крестьянине, пишет о «психологии мужика, бичуемого и распинаемого, замурованного в мертвую стену – нужды, голода, нравственного одиночества». Но «распинаемый» русский народ, по убеждению Клюева, не мертвая бездуховная масса. Народ живет своей внутренней жизнью, обладает собственными нравственными идеалами. Народ – начало духовное, светлое и чистое. «Под тяжким бременем, наваленным на крестьянскую грудь, бьется, как голубь, чистое сердце». И голосом-криком, «полным гнева и неизбывной боли», крестьянский автор обличает и проклинает мучителей народа.
Статья «В черные дни» насквозь проникнута религиозным пафосом, в ней много библейских образов и реминисценций. Страстная мятежная речь Клюева местами перерастает в религиозную проповедь. Клюев не говорит, а как бы вешает, «пророчествует». Отсюда – та церковно-библейская лексика и образность, которыми насыщена статья («златоуст», «риза», «киот», «чудотворный», «нерукотворный», «вселенская радость», «крестная жертва», «пречистые раны» и т.д.). Поэтическая речь Клюева-публициста – речь пламенного борца-проповедника.
1908 год – апогей «левых» устремлений Клюева. Ярким свидетельством его взглядов, наряду со статьей «В черные дни», служат несколько его стихотворений, разумеется, не попавших тогда в печать. Ненависть Клюева к русскому самодержавию бурно прорывается, например, в стихотворении «Победителям»: «...Мы вас убьем и трупы сложим В пирамидальные костры». Однако настроения такого рода и в это время соседствуют у Клюева с иными – религиозными.
На этом фоне и начинается его переписка с Блоком. Сохранившиеся сорок четыре письма Клюева (письма Блока утрачены безвозвратно) – важнейшие документы, необходимые для верной оценки взглядов Клюева в период 1907-1911 годов и его формирующейся в то время творческой манеры.
Первая встреча Клюева и Блока произошла, собственно, еще за несколько месяцев до того, как поэт-олончанин обратился к Блоку с письмом. Они впервые встретились... на страницах журнала «Трудовой путь», где в №5 за 1907 год рядом со стихотворением Клюева «Холодное как смерть...» помещено было стихотворение Блока «В час глухой разлуки с морем...».
Именно блоковские стихи, в которых Клюев сразу же уловил родственное ему настроение, побудили его искать знакомства с известным петербургским поэтом. Еще весной 1907 года Клюев стремился вступить в переписку с Блоком и, видимо, спрашивал у Семенова петербургский адрес поэта. «Ради Христа, будьте терпеливы, выслушивая меня, – пишет ему Клюев 15 июня 1907 года. – Например, хотя бы насчет спроса про А. Блока – это не потому, что Вас одного мне мало, а потому, что я прочитал в газетах, что Вы «сидите». Ну, и спросил про Блока, не желая бросать стихи». Ясно, что поэт-крестьянин, мечтавший печататься в столичных журналах, остро нуждался тогда в покровителях и хотел видеть в этой роли прежде всего Блока – поэта, чьи стихи были ему особенно созвучны.
В начале октября 1907 года Клюев из Желвачева посылает Блоку письмо, толчком к которому послужила, если верить Клюеву, книга «Нечаянная Радость» – второй стихотворный сборник Блока, изданный в декабре 1906 года:
«Александр Александрович!
Я, крестьянин Николай Клюев, обращаюсь к Вам с просьбой – прочесть мои стихотворения и, если они годны для печати, то потрудиться поместить их в какой-нибудь журнал. Будьте добры – не откажите. Деревня наша глухая, от города далеко, да в нем у меня и нет знакомых, близко стоящих к литературе. Если Вы пожелаете мне отписать, то пишите до 23 октября. Я в этом году призываюсь в солдаты (21 год), и 23 октября последний срок. Конечно, и родные, если меня угонят в солдаты, могут переслать мне Ваше письмо, но хотелось бы получить раньше.
Мы, я и мои товарищи, читаем Ваши стихи, они-то и натолкнули меня обратиться к Вам. Один товарищ был в Питере по лесной части и привез сборник Ваших стихов; нам они очень нравятся. Прямо-таки удивление. Читая, чувствуешь, как душа становится вольной, как океан, как волны, как звезды, как пенный след крылатых кораблей. И жаждется чуда, прекрасного, как свобода, и грозного, как Страшный Суд... И чудится, что еще миг и сухим песком падет тяготенье веков, счастье не будет загадкой и власть почитанием. Бойцы перевяжут раны и, могучие и прекрасные, в ликующей радости воскликнут: «Отныне нет смерти на земле, нужда не постучится в дверь и сомнение в разум. Кончено тленное пресмыкание, и грядет Жизнь, жизнь бессмертным и свободным, – как океан, как волны, как звезды, как пенный след крылатых кораблей!»
Бога ради, простите написанное. Я человек малоученый – так понимаю Вас, – и рад, и счастлив возможности передать Вам свое чувствование. Много бы у Вас хотелось спросить – очень тяжело не говорить – прошу Вас, отпишите по возможности скорее, доставьте и мне «Нечаянную радость».
Адрес: Олонецкая губ<ерния>, Вытегорский уезд, станция Мариинская, деревня Желвачева – Клюеву.
Остаюсь – Николай Клюев.
Не можете ли мне сообщить адреса – поэта Леонида Дмитриевича Семенова?»
Чем была близка Клюеву блоковская «Нечаянная Радость»? Прежде всего – своим вольнолюбивым пафосом. Весь сборник пронизан острым ощущением современной жизни; во многих его стихотворениях сквозит – в неясном «блоковском» тумане – ожидание близких перемен, радостное предчувствие обновления жизни, грядущего «чуда». Образ Прекрасной Дамы, объединяющий ранние стихотворения Блока, переосмысляется им в годы первой русской революции как образ «грядущего мира» (слова из предисловия Блока к сборнику «Нечаянная Радость»). Это ясно выражено, например, в последних строках завершающего книгу раздела «Ночная фиалка»:
И в зеленой ласкающей мгле
Слышу волн круговое движенье
И больших кораблей приближенье,
Будто вести о новой земле.
Так заветная прялка прядет
Сон живой и мгновенный,
Что нечаянно Радость придет
И пребудет она совершенной.
Молодой Клюев угадал именно это скрытое, «сокровенное» содержание книги. Пафос блоковских строк, проникнутых ощущением великих перемен и одновременно окрашенных в евангельские тона, не мог не увлечь его: человек религиозного склада и в то же время участник революционных событий, Клюев принадлежал именно к тем читателям блоковской лирики, которые были в состоянии понять и злободневную символику, и скрытые евангельские мотивы (например, «новая земля» – из Откровения св. Иоанна Богослова), и богатый «мистический» подтекст «Нечаянной Радости».
Блок живо откликнулся на письмо из Олонии – «отписал» Клюеву, а, кроме того, послал ему «Нечаянную Радость» с лаконичной надписью «Николаю Клюеву Александр Блок. 13 октября 1907 года Петербург». Письмо Блока содержало, по его собственному признанию, «очень отвлеченные оправдания в духе "кающегося дворянина"». И Клюев не замедлил с ответом. Его второе письмо, однако, заметно отличается от первого; появляются резкие, осуждающие тона, некоторые места звучат обличительно. Письмо проникнуто духом протеста. Не поэт разговаривает здесь с поэтом, а «мужик» с «барином», «угнетенный» с «угнетателем», причем олонецкий крестьянин выступает не столько от собственного имени, сколько от лица «народа», насильственно отторгнутого от умственного труда и культурных ценностей.
«Простите мою дерзость, – пишет Клюев, – но мне кажется, что если бы у нашего брата было время для рождения образов, то они не уступали бы Вашим. Так много вмещает грудь строительных начал, так ярко чувствуется великое окрыление!..». Подчеркивая пропасть, разделяющую «нас» и «вас», Клюев укоризненно и не без угрозы пишет о «духовной зависимости» крестьян от господ, о дворянском «вездесущии», о невозможности понять друг друга и сблизиться: