Когда Завахири в 1984 году вышел на свободу, он еще больше укрепился в радикальных взглядах. Саад Эддин Ибрагим, видный социолог из Американского университета в Каире, разговаривал с Завахири вскоре после того, как он вышел из тюрьмы, и отметил, что Айман казался очень подавленным и одержимым местью, что характерно для узников, над которыми издевались в тюрьме. Пытки, возможно, имели и другие непредвиденные воздействия на чрезвычайно экзальтированных фанатиков. Многие из них свидетельствовали о чуде — в мучениях они видели отверстые двери небесного рая, и святые говорили им, что исламское общество можно построить только на мученичестве.

В семидесятые годы Ибрагим провел социологическое исследование среди египетских политзаключенных. Согласно его наблюдениям костяк движения исламистов состоял из сельской молодежи, приехавшей в город учиться. Большинство из них были детьми государственных чиновников невысокого ранга. Честолюбивые студенты стремились специализироваться в тех отраслях науки, где требовалось наибольшее прилежание. Они совсем не были аутсайдерами и маргиналами, которых, вероятно, ожидал встретить социолог. Ибрагим писал, что они являлись «образцовыми молодыми египтянами». Нетипичность их объяснялась тем, что они были значительно выше среднего уровня поколения. Ибрагим считал, что успешная вербовка таких молодых людей в группы воинствующих исламистов объясняется идеалами братства, солидарности и духовной поддержки, что обеспечило выходцам из села «мягкое приземление» в городе.

Завахири прочитал это исследование в тюрьме, но согласился с выводами. Он утверждал, что новичков привлекали фундаменталистские идеалы, а не социальные потребности, которым отвечали эти группы. «Вы опошлили наше движение мирским анализом, — сказал он Ибрагиму. — Да пощадит вас Аллах!»

Ибрагим ответил Завахири старой арабской пословицей: «Каждый, кто подвизается, получает награду. Если он побеждает, то получает две награды. А если нет, то у него остается награда за то, что пытался».

Айман улыбнулся и сказал: «Вы получили одну награду».

Доктор Завахири пытался возобновить хирургическую практику. Но он боялся мести со стороны сотрудников Разведотдела № 75 за то, что на суде рассказал об их пытках. Айман вспомнил о приглашении товарищества практикующих хирургов из Англии. Он договорился о работе в клинике «Ибн Аль-Нафес» в Джидде (Саудовская Аравия), проигнорировав запрет на выезд из страны в течение трех лет, который наложило на него египетское правительство. Завахири получил туристическую визу в Тунис, возможно, по поддельному паспорту. Кажется, он не собирался возвращаться. Выйдя из тюрьмы, Завахири сбрил бороду, что свидетельствует о намерении вернуться к подпольной работе.

В каирском аэропорту он столкнулся с другом Абдаллой Шлейфером.

— Куда вы направляетесь? — спросил Шлейфер.

— В Саудовскую Аравию, — доверительно сообщил Завахири. Он казался раскованным и счастливым.

Они обнялись.

— Послушайте, Айман, держитесь вне политики, — посоветовал Шлейфер.

— Нет, я буду! — ответил Завахири. — Я буду!

3

Основатель

В свои тридцать четыре года доктор Айман аль-Завахири был выдающейся личностью. Большую часть своей жизни он являлся яростным приверженцем революции и лидером подпольной исламистской ячейки. Его политическое мастерство оттачивалось в бесконечных дебатах с сокамерниками. Он казался очень благочестивым и имел твердые убеждения.

Саудовская разведка сообщает, что Айман прибыл в королевство в 1985 году с визой паломника, которую вскоре переоформил в рабочую. Более года он занимался медицинской практикой в клинике «Ибн Аль-Нафес» в Джидде. Сестра Завахири Хеба, профессор Национального онкологического института Каирского университета, утверждала, что тогда Айман сдал первую часть экзаменов, необходимых для вступления в члены Хирургического общества в Англии. Мать и все домочадцы лелеяли надежду, что вскоре он вернется в Каир, ведь не напрасно же он продолжал исправно вносить арендную плату за клинику в Маади. Его брат Мохаммед уже давно жил в Саудовском королевстве, работая архитектором в Медине.

Адвокат и бывший сокамерник Завахири Монтасир аль-Зайят заехал в Джидду во время своей поездки в Мекку и нашел своего друга серьезным и угрюмым. «На его теле был шрам, оставшийся от пыток, который, однако, уже не причинял боли, — писал позже Зайят, — но его душа страдала». По мнению Зайята, Завахири уехал из Египта, потому что его мучило чувство вины перед друзьями, которых он предал. Свидетельствуя на следствии против своих собратьев, Айман утратил моральное право претендовать на руководство «Аль-Джихадом». Он искал место, где мог бы искупить вину и возродить исламский фундаментализм. «Ситуация в Египте становится все хуже и хуже, — вспоминал позже Завахири, — можно даже сказать, взрывоопасной».

Джидда была торговым центром Саудовского королевства, пристанищем для миллионов паломников, проходивших через него по пути в Мекку. Каждый мусульманин обязан стремиться хотя бы раз в жизни отправиться в путешествие, называемое «хадж». Многие из тех, кто основал большие банковские и торговые династии — Махфузы, Алирезы, Кашоги и другие, — начинали здесь свой путь как иммигранты из Йемена, Персии и Турции. Город сохранял космополитические традиции, чем и выделялся на фоне культурного и этнического изоляционизма, господствовавшего за пределами Джидды. В городе важна была семья, а не клан, и среди влиятельных фамилий выделялись бен Ладены.

Зайят утверждает, что Завахири впервые встретился с Усамой бен Ладеном в Джидде. Несмотря на то что об этом первом знакомстве нет никаких упоминаний, это весьма вероятно. До своего ареста Завахири дважды был в Афганистане и стремился туда вернуться как можно скорее. Путь в Афганистан начинался с апартаментов бен Ладена. Всякий, кто жертвовал деньги на джихад или участвовал в войне добровольцем, уже знал о молодом предприимчивом саудите. В любом случае бен Ладен и Завахири уже были связаны одной целью и вскоре сблизились еще больше.

На арабском языке название «Джидда» означает «праматерь». Согласно легенде, название города восходит к Еве, которая была праматерью всего человечества и была похоронена где-то в огромном рабочем пригороде, где вырос Усама. В двадцатом веке оформился культ предполагаемой могилы Евы, где якобы покоились останки ее гигантского тела, почти сто пятьдесят метров длиной. В центре этого захоронения находилась мечеть с куполом. Сэр Ричард Бартон посетил гробницу в 1853 году, произвел необходимые измерения и отметил: «Если первая прародительница насчитывала сто двадцать шагов от головы до талии и восемьдесят шагов от талии до пят, то она должна была походить скорее на утку». Ваххабиты — изоляционистская секта, господствовавшая в Саудовской Аравии, — осуждали почитание гробниц и в 1926 году, вскоре после захвата Джидды, сровняли это место с землей. Сейчас оно выглядит как типичное ваххабитское кладбище с длинными рядами ничем не примечательных, однообразных могил, напоминающих цветочные клумбы. Здесь в 1967 году был похоронен и отец Усамы бен Ладена, в возрасте пятидесяти девяти лет погибший в авиационной катастрофе.

Нельзя понять уровень притязаний сына, если не принять во внимание успехи отца. Замкнутый и властный, но простой в манерах, Мохаммед бен Авахд бен Ладен стал легендой задолго до рождения Усамы. Отец представлял собой великолепный образец для молодого человека, который обожествлял его, стремился походить на него во всем и даже превзойти его достижения. Мохаммед родился в глухой долине в центре Йемена. Этот район, именуемый Хадрамутом, известен своими красивейшими башнями из глиняных кирпичей, внешне напоминающими замки из песка. Они достигают высоты двенадцатиэтажного дома. Эти знаменитые сооружения прославили местных жителей как отличных строителей и архитекторов. Само название «Хадрамут» служило выходцам из него хорошей рекламой. За многие века песок затянул пути, соединявшие пустынный сектор Южной Аравии, и лишь стершиеся горы разделяли восточный берег Красного моря и Хиджаз — землю, где зародился ислам. Многие выходцы из тех мест подались в Ливан и Юго-Восточную Азию, даже на Филиппины, создав большие сообщества торговцев, предпринимателей и подрядчиков. Катастрофическая засуха начала 30-х годов прошлого столетия заставила тысячи жителей Хадрамута сняться с насиженных мест и пуститься на поиски лучшей жизни. Мохаммед был одним из них. Прожив некоторое время в Эфиопии, он на корабле переправился в Джизан, порт на южном берегу Аравийского полуострова, и с караваном верблюдов достиг Джидды. Ему было двадцать три года.