Те двое подошли со стороны канала Сучжоу Крик. Подошли и встали рядышком с ним.

Он посторонился, чтобы не загораживать вход в лавочку.

К чему мешать торговле?

Он ведь ничего покупать не собирался. Просто стоял и смотрел. Тупо смотрел на фруктово-овощное изобилие осени.

Парни его любезностью не воспользовались — внутрь магазинчика не пошли. Остались топтаться на улице.

Стояли и вяло переругивались.

Один говорил, надо, другой говорил — не надо.

Один говорил, будем, другой говорил, что не будем.

Тот, что повыше, убеждал, деньги взяли, надо делать.

Маленький, жилистый отвечал, да, делать надо, но ох как не хочется. Боязно! За такое по головке не погладят. Может, не будем? Что, если не делать? Сказать — не получилось, не было подходящего момента, а деньги, дескать, готовы вернуть.

Тоже не катит, возражал ему первый. Заказчику нужен результат. А нам нужны деньги!

Парни переругивались, Чжан Сяо невольно слушал. Именно слушал, а не подслушивал. Да и что там было подслушивать?

Кому может быть интересен никчемный разговор двух никчемных парней?

То, что парни наркоманы, Чжан Сяо понял сразу. Ему одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что к чему. Иссохшие землистого цвета лица, потухший взгляд.

Он старый человек, много пожил, много повидал на своем веку. Сейчас он на самом дне, дальше падать некуда. Дальше — смерть.

Чжан Сяо не боялся смерти. Он ждал ее. В этой жизни его страшило только одно — он боялся одиночества. Поэтому и начал принимать опиум. Только поэтому.

Пока жива была жена, он и не думал об этом. Смирился с потерей младшего сына, посвятил свою жизнь уходу за женой.

Последние годы своей жизни Мэй Лю почти не вставала с постели. Она нуждалась в его поддержке, в его помощи.

Он держался ради нее, не хотел огорчать. Ей и так в этой жизни досталось.

Но Мэй Лю умерла, тихо угасла во сне, и Чжан Сяо сорвался. Он вновь прибегнул к опиуму.

В один из невыносимо тягостных субботних вечеров он, как когда-то, тридцать лет назад, снова отправился по старому адресу.

В опиекурильню.

Ему показалось тогда, что время остановилось. Что он никогда и не переставал ходить сюда, в этот грязный притон в полуразвалившейся лачуге.

Здесь ничего не изменилось.

Все тот же сладкий, щекочущий ноздри запах… Этот запах не спутаешь ни с чем. Другого такого на свете нет.

Низкое подвальное помещение, полное одуряющих паров и густого коричневатого дыма…

Едва теплятся в полутьме крохотные красные огоньки в чашечках металлических трубок…

Сгорбленные, безвольно сидящие фигуры…

Бессильно лежащие на лавках тела…

Желтые, одутловатые лица с бессмысленными улыбками…

Сонные, одурманенные глаза…

Блаженно зажмуренные глаза…

Потухшие глаза с нависшими веками и сузившимися зрачками…

Опиоманы, забывшиеся тяжелым сном…

Опиоманы, зашедшиеся глупым смехом…

Опиоманы, только что очнувшиеся от наркотического опьянения…

Все эти люди пришли сюда за «ключами от рая».

Опиум дает им не только временное спокойствие и умиротворение.

Несколько затяжек возвращают курильщику опия силы и возбуждают его умственную деятельность.

Опиум стимулирует способность предаваться мечтам и фантазиям.

Он доставляет видения небывалой красоты и мощи, возврата которых так жаждет каждый опиоман при каждом приеме.

Нет сил устоять против этой потребности.

Этим опиумным видениям присущи чувства вечности и беспредельности, грандиозность времени и пространства.

Опиоманы видят в своих снах безбрежные океаны и гигантские города…

Но за краткими минутами видений блаженства наступают видения безграничного ужаса.

Приходят кошмары и тяжелый бред.

Опиум вызывает миллион терзаний, физических и душевных.

Ни эти терзания, ни упадок сил, следующий за опьянением, не страшат курильщика.

Болезненное состояние настает уже после того, как он успеет насладиться в своем воображении всеми радостями восточного рая.

Чжан Сяо не искал в опиуме удовольствия и чувственных наслаждений, он искал утешения, возможность увидеть своих близких, так рано покинувших его.

Одна трубка с опием, и через час, а может и раньше, из самого несчастного человека он превращался в счастливчика.

Опиум открывал ему прекрасные сладостные видения невероятной силы. То видел он себя, плывущем в лодке по озеру, полноводному и спокойному, теплый ветер ласкал его разгоряченное лицо, то будто бы сидел на вершине горы, окруженный цветами, издающими благоуханный запах.

И всегда казалось ему, что рядом с ним она, нежная и прекрасная Мэй Лю.

Она являлась ему в этих снах не в безликой синей хлопчатой униформе времен Мао Цзэдуна, а в красивых национальных одеждах. Черты лица ее ничуть не изменились, она нисколько не постарела за эти годы, разве что стала еще прекраснее…

Рожденные опиумом картины позволяли ему видеться с его любимой женой.

Мальчики тоже приходили к нему в этих видениях, навеянных опиумным дурманом. Правда, не так часто, как Мэй Лю, но все-таки…

Все-таки он видел своих сыновей, он мог с ними общаться.

Он готов был скорее умереть, чем отрешиться от упоительных призраков.

Он жил только опиумом. Он не мог от него отказаться!

Это значило бы предать Мэй Лю и мальчиков. Похоронить их вторично.

Сейчас они с ним. Они продолжают жить в его сновидениях.

Не будет опиума, не станет сновидений, Мэй Лю и мальчики не смогут приходить к нему.

Они перестанут существовать.

А эти двое?

Чжан Сяо неприязненно покосился на парочку наркоманов, топтавшихся рядом. Они так увлеклись обсуждением своих делишек, что перешли на повышенные тона.

Чжан Сяо отошел от витрины и медленно побрел на другую сторону улицы Пекин Роуд.

Он не хотел проблем. Кому, как не наркоману со стажем, знать, как бывают необоснованно агрессивны люди, принимающие наркотики. Сейчас парни выясняют отношения между собой, еще минута, и они могут перекинуться на него.

Кто знает, что может померещиться воспаленному воображению?

Женщину, которая вчера вечером приходила в «Парк Отель» вместе с товарисем Алисуфиевым, он увидел, когда она спускалась по ступенькам «Бунд Риверсайд».

Он узнал ее сразу. Снова в брюках, так же как и вчера, с той же прической «конский хвост», она медленно сошла вниз и недовольно огляделась. Постояла в раздумье, открыла сумочку, достала книжку в мягкой яркой обложке, пролистала ее, стоя прямо посреди тротуара, и углубилась в чтение.

Товарися Алисуфиева сегодня с ней не было.

Чжан Сяо тяжело вздохнул.

Потребитель опиума недолго сохраняет память и рассудок.

Проклятый опий! Он убивает вас не только физически и морально, он разрушает ваши умственные способности.

Вчера у него помутилось в голове. Не иначе!

Ведь он принял спутника этой русской за товарися Алисуфиева! Того самого товарися Алисуфиева, высоченного, сухопарого, рыжеволосого советского специалиста из Ленинграда, о котором полвека тому назад он строчил свои докладные записки в Бюро Государственной Безопасности.

Он даже начал было составлять в уме очередную записку, будто и не было всех этих лет…

Верно, видно, люди говорят, что бывших гэбэшников не бывает.

Почти пятьдесят лет прошло с тех пор, как Чжан Сяо подал свой последний рапорт. Его служба осведомителем БГБ закончилась с отъездом последнего советского специалиста.

Чжан Сяо стал обычным лифтером. Как все!

Столько лет прошло, а ему кажется, что все это было вчера.

Вот и товарися Алисуфиев… Он почти нисколько внешне не изменился. Та же осанка, тот же внимательный взгляд из-под очков…

Чжан Сяо горестно усмехнулся, поймав себя на мысли, что опять начал думать о вчерашнем посетителе отеля как о своем давнем подопечном.

Хотя… Вполне вероятно, что фамилия этого человека тоже Алисуфиев, и он приходится сыном тому товарисю Алисуфиеву.